Властитель вселенной, где же твоя справедливость? Почему по вине какого-то придурка всё должно сорваться?

Ругая бестолкового санитара всеми, известными мне, нецензурными выражениями, я не заметила, как он ко мне подошёл.

- О! – громко воскликнул он, гримасничая, подавая мне какие-то знаки. Вот только бы понять, какие?- Краевская, оказывается уже здесь. А я в туалете задержался. Так живот скрутило. Тань, ты даже не представляешь. Просрался, зашёл в палату, а Краевскую уже увезли. Какие молодцы Петровна с Николавной, не оставили товарища в беде, помогли.

- Мне твои сортирные приключения не интересны, - резко прервала Таня монолог санитара.- Вали отсюда!

- Ну, Танюха, ну прости, - заныл Толик, двинувшись к подруге.

Санитар, перевалившись через стол, схватил Татьяну за плечи и притянул к себе, закрывая меня от неё, или её от меня, не велика разница, своей могучей спиной.

Молодые люди слились в страстном поцелуе, давая мне возможность сбежать. Я осторожно спустила ноги с каталки, сделала, по направлению к двери шаг, потом ещё один, и побежала.

Коридор служебного этажа, как и предупреждал Толя, был погружен в темноту, лишь зелёные лампочки аварийного освещения зловеще мерцали во мраке.

Холод напольной кафельной плитки обжигал ступни.

Ну и куда, спрашивается, мне идти. Коридор длинный, извилистый, со множеством дверей. И за какой из них прячется чудо- бак неизвестно.

Я ринулась к ближайшей двери, надеясь на удачу, но меня постигло разочарование. Дверь оказалась запертой. Не поддалась и следующая. Третья попытка чуть было не увенчалась провалом, так как, приоткрыв её, я увидела двух девиц, уставившихся в мониторы компьютеров. К моему облегчению, дамы не обратили на меня никакого внимания, и я поспешила убраться. Глупо было рассчитывать на то, что я случайно наткнусь на нужную мне дверь, только такой идиот, как Толян, мог предположить такой поворот событий.

Сердце бешено бухало в ушах, мне не хватало воздуха, а зубы отстукивали мелкую дробь.

Коридор вильнул направо, и я, в ужасе, прижалась к холодному бетону толстой колонны, надеясь на помощь темноты. Створки лифта разъехались, и во тьму коридора ворвался поток света. Две сестрички, звонко смеясь процокали в сторону операционного блока, даже не взглянув в мою сторону. Я облегчённо выдохнула. Лифт клокоча и лязгая, уехал, шаги сестричек затихли, и я, кинув окровавленную ватку на пол, прямо под панель с кнопкой вызова, бросилась прочь.

Паника гнала по тёмным лабиринтам, заставляла ломиться в запертые, на моё счастье, двери. Я чувствовала, как силы покидают меня, просыпаются, словно мука из порванного мешка. Лекарство, введённое мне в вену, начало действовать. А со стороны операционного блока, эхо услужливо донесло возбуждённые голоса и топот ног.

Я бесцельно закружилась на месте, окончательно потеряв ориентацию. Хотя, какая разница, на каком отрезке этого извилистого червя меня схватят. Мысли начали путаться. Теперь мне казалось, что с потолка на меня смотрят глаза. В голове крутился и крутился дурацкий детский стишок:

- Зелёная пластинка,

Зелёные глаза,

Мы девочку задушим?

Да! Да! Да!

Осталось лишь одно- сдаться! Смириться со своим бессилием и больше не мучиться. Сесть на пол, прислониться спиной к стене, закрыть глаза и просто ждать. Соблазнительная мысль? Очень! Соблазнительная и, наверное, последняя. Я так и сделала. И слабость, нездоровая, пугающая своей неестественностью, растеклась по телу. Руки и ноги налились свинцом, язык онемел, отяжелели веки, и загудело в голове.

- Да на лифте она укатила, - ворвался в моё затуманенное сознание голос Толяна. – Вон и ватка валяется.

Пусть! Мне не о чем сожалеть, у меня никого и ничего не осталось. Родители меня предали, одноклассники ненавидят, лучшая подруга призирает, а тот, кого я люблю, навсегда потерян для меня. Что с ним? Помогла ли ему моя кровь? Смог ли он уйти в свой Далер?

Память немилосердно подсунула яркие картинки. Догорающий закат на горных вершинах, крики ласточек, звон родниковой воды, красной, от растворённого в ней, заходящего солнца. Я пью жадно, с наслаждением, зубы ломит от холода, но вода так вкусна, что невозможно оторваться. Харвальд смеётся, и протягивает мне маленький, но такой милый в своей хрупкости голубой цветок.

Именно этим вечером он и взялся за моё обучение.

- У каждого человека есть способности,- сказал он мне тогда.- просто люди не умеют ими пользоваться. Но я не дам тебе зарыть в землю свой талант.

Я смеялась, считая наши уроки, увлекательной игрой. Мне тогда и в голову не могло прийти, что этот милый парень приобщает меня к магии стихии. К чему он меня готовил? Для чего, так настойчиво заставлял тренироваться?

Харвальд, мой милый, мой добрый синеглазый вампир, спасибо тебе! Не знаю, и наверное не узнаю никогда, с какой целью ты взялся меня обучать, но твоя наука здесь и сейчас даёт мне шанс на спасение.

С трудом, разлепив веки, я поднялась с пола.

- Сосредоточься на своих ощущениях, - зазвучал голос вампира у меня в голове. – Отключись от окружающей действительности. Вдыхай медленно, поверхностно, небольшими порциями.

Легко сказать! Вот только что делать, если, кажется, что твои кости расплавились, если язык превратился в сухую деревяшку, а истёртый сотнями ног, больничный пол манит и приглашает вытянуться и забыться?

- Отдели один запах от другого, - продолжал инструктировать Харвальд.

Да уж, это тебе не морской берег, не горное ущелье и не ромашковое поле. Здесь не насладишься ароматом цветов, мокрого мха, моря или нагретого на солнце камня. В этой чёрной кишке обитают другие запахи. Но ведь принцип от этого не меняется, правда?

- А теперь постарайся найти начальную точку.

Перед глазами возникла картинка. Множество разноцветных, тонких и толстых нитей сплетались в замысловатый узор.

Толстая жёлтая нить- запах мочи. Нить тянулась от двери, рядом с которой я уселась. Наверняка это туалет. А вот напротив туалета храниться верхняя одежда, так как именно с той стороны тянется коричневая нитка запаха мокрых шуб и обуви. Мне туда не надо.

А там, за поворотом – аварийный выход, об этом свидетельствует серебристая нить мороза, бензина и табачного дыма. Комната для хранения отходов класса «Б» располагается напротив. Омерзительный дух гноя, мокроты и крови тянется ко мне грязно-розовым ворсистым щупальцем. Тонкая зелёная нить коснулась моего носа. Еле уловимая, бледная, она вела вглубь коридора. Так пахнет хлорка! Я бросилась вперёд, за нитью, или мне показалась, что бросилась. Ноги не желали слушаться, заплетались, подгибались. А позади нарастал шум погони. Лязгал лифт, привозя новых охотников.

- Вероника! – кричал кто-то. – Где ты?

Кто из нас сумасшедший, это ещё большой вопрос. Неужели эти идиоты в белых халатах всерьёз думают, что я возьму и отзовусь?

- Краевская, иди сюда!

Ага, сейчас, бегу и падаю.

Путеводная нить ширилась, становилась ярче. Она затмила своим светом другие нити. Но мои ноги сыграли со мной дурную шутку. Они согнулись в коленях и уронили моё тело на пол. Введённое снотворное вошло в силу. Всё громче топот ног, всё отчётливее слышны разговоры приближающихся ко мне людей. Опираюсь локтями в поверхность пола, ползу. Тяну своё тело вперёд, периодически кусая себя за предплечье, чтобы не погрузиться в сон. Заветная комната близко. Вот она! Толкаю головой дверь, и та легко подаётся. Вваливаюсь в светлое помещение. Глаза режет от белого света, льющегося из окна. Вёдра, наполненные дезинфицирующим раствором, тазы, швабры. Бак стоит в углу, в самой глубине комнаты. Доползаю до него, глажу руками пластиковые бока. Мне необходимо подружиться с этим баком, ведь благодаря ему я выберусь на свободу. Бак должен запомнить меня, признать меня хозяйкой. Может, нужно было прихватить для него кусочек сахара? Тьфу! Да что за ерунда лезет в голову? Нужно немедленно встать и залезть, в этот чёртов бак, а не обниматься с ним, словно с любимой лошадкой. Огромным усилием воли я заставляю себя подняться на ноги, держась одной рукой за столик, уставленный промаркированными ведёрками и ковшиками. Откидываю крышку, переваливаюсь через пластиковый бортик и падаю в ворох дурно пахнущего грязного белья. Зарываюсь в него с головой, стараясь не думать о тех, кто мочился и потел на этих простынях. Подавляю рвотный позыв, так как улавливаю сладковатый запах кала.

- Терпи, подруга, - уговариваю себя, отчаянно борясь с приступом. – Свобода стоит того.

Внезапно вспомнились слова песни, которую мы учили в четвёртом классе на уроке музыки:

- Ответь, юный друг, чем же пахнет свобода?

Она пахнет амгрой и пахнет багрогом.

Она пахнет смертью наших врагов

Безумных, проклятых, безжалостных псов.

Ответь, юный друг, чем же пахнет свобода?

Она пахнет кровью, она пахнет потом.

Она пахнет болью вампиров поганых,

Для нас, как цветы, их открытые раны!

Мой же путь к свободе пах исключительно потными, обгаженными тряпками.

Мимо санитарской комнаты протопали чьи-то ноги. Громкий голос возвестил, что меня на служебном этаже нет, и что я, вероятнее всего, сбежала на улицу, воспользовавшись аварийным выходом.

- Да- да, - вяло подумала я, погружаясь в сон. – Идите, прогуляйтесь, может найдёте меня в одном из сугробов, чем чёрт не шутит?

Глава 18.

Пронзительная мелодия будильника грубо выдернула меня из зыбких глубин неясного сумбурного сна. И, несмотря на то, что упорхнувших картинок, выдаваемых моим подсознанием, было вовсе не жаль, вставать всё равно не хотелось. Мне уже давно не снилось ничего определённого, того,

чему можно было дать хоть какое-то объяснение. Каждую ночь я плавала в бурых водах дурмана, в котором периодически, возникали неясные образы. Спала я тревожно, урывками. Порой меня будил звон разбитого стекла во дворе или коридоре, чей- то крик боли или наслаждения либо пьяная ругань.