Второе. Глаза наливаются огромными слезами, которые через долю секунды выливаются на рубашку Андрея с отчаянным «прости-и-и».

Что? Что? А это что? Нет! Нет! Нет! Подождите, остановитесь, быстро, все слишком быстро… Маленькая, пожалуйста… мои мозги сейчас разлетятся на куски и съедут по фиолетовым обоям этой комнаты… Что происходит… Блять, чертовский черт…ЧТО ЭТО?

Рывком Андрей встает на колени, прямо на кровати, притягивает Лизу на себя, обвивая ей ноги вокруг себя и придерживая, одновременно поглаживая,

— Маленькая… маленькая… пожалуйста, пожалуйста, объясни мне, я не понимаю. За что прости? Откуда эти слезы? Маленькая… — аккуратно целуя в уголок губ, встречаясь с упрямым взглядом, — давай, маленькая, скажи мне.

— Прости меня за то, что я так отреагировала, мне надо было сдержаться, я всё понимаю, прости меня, вот, — на одном дыхании, как пионерскую речевку в старых фильмах.

— Хорошо, — растерянно глядя в личико маленькой…

Нифига не хорошо, потому что реально непонятно…

— А что ты «все понимаешь»? — улыбаясь, кажется нервно.

Маленькие девочки гарантируют не только проблемы, но и нервные тики… И запах яблок, и папиллярный рисунок на пальчиках… под языком… и «давай попробуем», и царапину на ноге… Нет, нет, Нет! Маленькая, ты не будешь прятать от меня свои красивые глазки…

Удерживая рукой лицо Лизы, удерживая глазами её взгляд:

— Ну?

— У тебя есть… потребности, — шепотом.

— Есть… у всех есть потребности… И?

— И я девственница, а не дура! У тебя есть потребности, поэтому ты ехал по своим Де-Ла-М, — морщась, — и поэтому там были… эти… презервативы, — выдохнув.

А так-то сразу и не скажешь… Знала бы ты, моя девственница — а -не — дура, какая потребность у меня самая основная… Вот она — моя потребность.

И губы Андрея накрывают губы маленькой в слишком откровенном, требовательном поцелуе, на который получает мгновенный ответ таких же слишком откровенных губ.

Заваливаясь на спину, позволяя расстегнуть свою рубашку, Андрей шепчет:

— Поехали.

— Куда? — поглаживая пальчиками по груди.

— Кто-то говорил, что тут нечего рисовать, что нет видов, — приподнимая маленькую, ставя на ноги на пол, — я обеспечу тебя видами, хватит на десяток лет, — подмигивая, ловя взгляд Лизы на…

О, нет… маленькая моя…

— Не этими видами, маленькая, не сейчас, но твоя заинтересованность мне льстит, — подмигивая.

— А когда?

Мать моя… ты чего творишь-то… я и без того держу свой контроль с большим трудом…

— Будет видно, обещаю… всё будет, как ты захочешь… — секунду помолчав, — и, Лиза, по поводу Тех потребностей, Тех потребностей больше нет, хорошо?

— Хорошо…

Андрей быстро помогает Лизе собрать её бесчисленные краски, карандаши, маркеры

Интересно…они ей понадобятся?

и выходит, оставляя её одну в комнате, наверняка есть что-то, что ей нужно взять, и что бы она не хотела афишировать…

У женщин всегда столько барахла…у женщин, а у школьниц?

Ему приходится отпрашивать маленькую у бабушки.

Даже забавно, отпрашивать…надо же.

Невероятно, Егорова даже звонит её отцу за разрешением, которое, к счастью, получает после уверения, что Андрей — хороший парень из хорошей семьи и ничего такого…

Хм…ничего такого…А может, и вправду, ничего…Не хочу думать… Не могу думать…Хочу…

Потом Андрею предстоит заехать к себе, чтобы захватить свои вещи, и, немного смущаясь, он заводит Лизу во двор, где мать, как обычно, занимается чем-то стратегически важным для пропитания семьи, бегают Маша и Даша под зорким взглядом Тони, а отец сидит на стуле, уткнувшись в газету, которую якобы читает.

Оставляя маленькую во дворе, быстро забегая в дом, хлопком двери понимает, что он натворил. Что сейчас свалится на голову его маленькой девушки, когда быстро, на ходу сказал, что едет в горы «с ней». В ужасе выскакивая обратно, он видит мать, которая в немом, практически религиозном экстазе смотрит на Лизу, оставив все свои дела, молча присев на стул, сложив руки на коленях, а рядом, в таком же онемении, стоит отец, хмыкая, по обыкновению, в усы. Еще никогда до этого Андрей не приводил девушек домой, говоря, что поедет куда-то «с ней»… Никогда…Порой у него оставались на ночь женщины, но он старался выпроваживать их раньше, чем встанет мать, или, коротко познакомив, отвозил домой, всем своим видом показывая, чтобы Мария Степановна помалкивала, она и помалкивала, пока не появлялся Андрей и не клялся, что этого больше не повторится, и он, конечно, больше не станет водить в дом всяких шалав, и он, конечно же, скоро женится. Никогда до этого он не заводил среди бела дня за руку девушку, говоря, что собирается с ней куда-то поехать.

Андрей мог бы поклясться, что в голове Марии Степановны уже звучал вальс Мендельсона, и мысленно она прикидывала вес будущих внуков, глядя на бедра девушки, стоящей перед ней. Тоня, поймав полный ужаса взгляд Андрея, показала ему жестам, что у него есть пять минут, на большее её не хватит…

— Лииииза, а что там Аня? Ты же подружка Ани, да? Давно я её не видела, — подхватывая под руку, отводя в сторону, по пути прося смелую Дашу рассказать Лизе стишок, а потом бабе, ей тоже хочется.

Бросая спортивную сумку в багажник машины, усаживая Лизу, он слышит Тонино нарочно громкое, с растяжкой, но не злобливое, с какой-то довольной улыбкой:

— Урожайный год на яблоки-то, да Андрей?

И только отъехав, он понимает, в каком состоянии находилась его мама, которая отпустила сына без багажника еды, усмехается, понимая, что разговора теперь не избежать.

Ну и хрен с ним…потом… все потом…

— Горы? Далеко?

Андрей удивленно смотрел на Лизу, насколько он знает, её мама отсюда родом, Лиза приезжала сюда раньше.

— Эй, отличница, посмотри в атлас, да, тут есть горы, маленькая, ты не была? Ни разу?

— Я не помню, не знаю, была, когда еще… — Лиза молчит какое-то время, опустив глаза, — а потом все перемешалось, я думала-это совсем далеко, действительно, надо же…

— Прости, Лиза.

— А? Нет, ничего, я привыкла уже, ты знаешь? Здесь все всё знают…

— Не все и не всё, — усмехаясь, вспоминая кредит на машину.

Солнце вступало в свои полноценные права, принеся с собой жар, духоту, ломоту в теле, покалывание пальцев, сухой воздух кондиционера, который не освобождал от безжалостных лучей, что били через стекло машины прямо в глаза, скользя по рукам, по сиденьям, по оголенным ножкам Лизы, по лицу, где цветной россыпью играли веснушки, удивляясь, смеясь, кружась под этим солнцем.

Андрею стало душно, душно от жары, которая стоит уже больше месяца и, кажется, только входит в свои права, душно от бесконечного воздуха кондиционера, который хоть и отлично работал, но не мог охладить жар в животе Андрея, поднимающийся и сдавливающий горло, когда Андрей видел периферическим зрением коленки Лизы, пальчики с яркими разноцветными ноготками, веснушку, которая выглядывала из выреза кофточки Лизы, когда она поворачивалась резко к окну или, в ребяческом нетерпении, к Андрею.

Выворачивая на нужную ему дорогу, практически задыхаясь от осознания жары, Андрей нажатием кнопки открывает все окна в машине, и горячий воздух врезается в лица, руки, коленки, широко открытые глаза Лизы.

Андрей давит на газ, наплевав на правила движения — здесь нет перекрестков, и плавным поворотом входит на участок дороги, окруженный со всех сторон лесом, густым, тенистым, кажется, даже непроходимым. В одно мгновение воздух в машине становится другим — влажным, насыщенным, прохладным, выгоняя из внутренностей машины и пассажиров жару, одаривая хвойным запахом, наряду с сыростью и другим солнцем.

Андрей ловит взгляд Лизы, ловит руку Лизы и, поднося к своему рту, аккуратно целует каждый пальчик, отмечая, что каждый ноготок накрашен лаком разного цвета, ладошка пахнет яблоками и еще чем-то, может прелыми листьями, что лежат под ногами деревьев, что изгнали жару из мыслей Андрея.