Максим лежал неподвижно. Пальцы стиснули край подноса.

— Вставай, рабское дерьмо! — заревел Гарри. — Не хочешь умереть стоя — умрёшь в грязи.

Максим чувствовал, как двигается чёрный стержень шокера. Тело резко дёрнулось. Поднос по дуговой траектории врезался в голову надсмотрщика. Взлетел фейерверк из белоснежных пластиковых осколков. Гарри пошатнулся, схватился за лоб. Между пальцами побежала тёмно-вишнёвая струйка.

— Тебе конец, ублюдок, — прохрипел Гарри. — Я сдеру с тебя кожу живьём.

Юноша осторожно поднялся. Рука сжала острый кусок пластика. Импровизированное оружие застыло в защитной позиции.

— Давай, сдирай, если сможешь, — тихо отозвался Максим.

Рабы сбились вокруг дерущихся. В пространстве столовой повисла самая мёртвая тишина, какую каменные толщи знали только на заре времён. Впервые за всю историю рудничного мира раб бросал вызов надсмотрщику.

Гарри с рычанием рванулся к Максиму. На его стороне мускульная масса. Он легко раздавит этого заносчивого мальчишку.

Максим скользнул в сторону, чиркнув Гарри по плечу. На рукаве форменной рубашки образовалась красная полоска. Гарри бросился снова, и снова улетел в пустоту, получив укол в рёбра.

В бешенстве надсмотрщик ухватил пластиковую скамью. Размашистый удар обрушился на Максима. Максим коротким кувырком перекатился за спину Гарри. Острый обломок воткнулся в горло надсмотрщика. Грузное тело обмякло, осело, и рухнуло лицом вниз.

Максим тяжело дышал. Сердце норовило переместиться куда-то в район горла. Максим пытался уловить хоть малейшие эмоции внутри себя. Ответом была пустота. Ни горя, ни радости, ни удовлетворения от мести. Даже страх где-то затерялся. А ведь он впервые убил человека. Почему же ничего не чувствует?

Протяжный ликующий крик прогнал мысли. Рабы неистовствовали, вопили, плясали. На мгновение Максим сделался для них богом, символом свободы. Впервые в онемевших от усталости и боли сердцах затлела искра надежды.

— А ну разойдитесь!

Ликующие крики смолкли. Сквозь толпу, в сопровождении роты закованных в серебристую броню головорезов, пробирался начальник охраны. С презрительным выражением лица он подошёл к телу Гарри, ткнул носком ботинка.

— Переверните его.

Двое охранников исполнили приказ. Начальник охраны внимательно посмотрел на торчащий из горла кусок пластика.

— Кто это сделал? — ледяным тоном спросил он.

Десятки рук указали на Максима. Мигом забылось ликование. Улетучился восторг. Ушло восхищение храбростью юноши. Остался привычный страх.

— В карцер его, — коротко приказал начальник охраны.

Максима скрутили, заковали в цепи. Впервые его вывели на поверхность. Солнечный свет больно резал привыкшие к сумраку глаза. Пыльный горячий воздух заставлял чихать.

Охранники привели его в тюремный барак и молча швырнули в тесную стальную камеру. Щёлкнули замки решетчатой раздвижной двери. Максим огляделся: металлические стены, решётки, жёсткая койка. Интересно, его убьют? Или припасут что-нибудь пострашнее смерти? В ответ завыл ветер. Как он отвык от привычных некогда звуков…

Таящееся в глубинах мозга сознание воина подсказало, что не следует придаваться бесплодным мыслям. Когда наступит момент для действий, тогда и стоит действовать. «А сейчас тебе стоит поспать», — сказал Максиму внутренний голос. Максим послушно улёгся на койку. Через минуту глубокий сон унёс его за пределы пыльного мира.

Достопочтенный Николас Треверс, хозяин гладиаторской школы «Берсеркеры Ориона», скептически осматривал Максима.

— И этого заморыша ты хочешь мне продать? — обратился он к директору рудника. — Да он и пяти минут на арене не протянет!

— Я тоже думал, что он умрёт в первый же день, — ответил директор. — Но он не умер. Этот «заморыш», как ты выразился, умудрился прикончить моего лучшего надсмотрщика.

Впервые Максим попал в кабинет директора рудника, в главный административный корпус. Когда явилась охрана, он не сомневался в скорой смерти. Охрана повела себя странно: Максима отмыли, переодели, постригли. Такая подготовка к казни? Но казни не последовало. Его препроводили к директору.

Стены кабинета били в глаза полированным блеском деревянных панелей. Обстановка казалась заимствованной из музея: резные кресла, массивный стол, покрытый тёмным лаком, — всё дышало горьковатым ароматом старины. С примесью вездесущей пыли. Строгие серые корпуса электронных устройств ощущались чем-то чужеродным.

Треверс сразу приковал внимание Максима. Сухощавый, высокий, с блестящими седыми волосами. Серо-стальные глаза светились ледяным излучением. Длинный плащ из тёмного синтетического материала не скрывал быстрых, змеиных движений.

— Сколько? — коротко спросил Треверс.

— Тысяча кредитов, — ответил директор.

— Не слишком ли много просишь?

— Я потерял лучшего надсмотрщика. А ты получишь хорошего гладиатора, который будет стоить гораздо больше.

— Я не знаю, насколько он хорош, — процедил сквозь зубы Треверс. — А твои слова — только слова.

— Проверь его, — с усмешкой ответил директор.

В воздухе что-то просвистело. Максим инстинктивно дёрнулся в сторону — в сантиметре от виска, в полированной панели вибрировал метательный нож.

— Хорошая реакция, — констатировал Треверс.

— Ты испортил мне стену.

— Закажешь новую панель. Вот, держи свою тысячу и сотню сверху на ремонт стены.

Треверс небрежно швырнул банкноты на стол. Директор покраснел, но промолчал. Не стоит дразнить профессионального убийцу.

— Пойдём, — обратился Треверс к Максиму и повернулся к двери.

Максим молча последовал за ним. На утонувшей в пыли посадочной площадке ждал компактный миникорвет. Не чета роскошным космическим яхтам, но значительно быстрее. Вокруг танцевали пылевые смерчи. Среди скальных обломков тоскливо свистел ветер. Планета торжественно, и одновременно грустно провожала Максима.

Под ногами прозвенел узкий трап, скользнули в стороны створки шлюзовой камеры. Корабль не отличался излишествами: пара кают и кабина. Треверс впихнул Максима в одну из кают.

— Сиди здесь и не высовывайся. Захочешь есть — еда во встроенном шкафчике. Туалет и душ здесь же.

— А почему у вас нет охраны? — нарушил Максим молчание.

— Мне не нужна охрана, — сухо ответил Треверс.

В словах хозяина гладиаторской школы не слышалось ни иронии, ни хвастовства. Голая констатация факта.

— Пристегнись к койке, — приказал Треверс, — на старте может тряхнуть.

Максим повиновался. Треверс закрыл каюту и скрылся в кабине.

На старте действительно тряхнуло. Ремни дважды больно впивались в тело. Потом всё стихло. Только корпус слегка вибрировал: «Двигатель», — догадался Максим. — «Корабль набирает скорость».

Максим решил, что валяться в койке не так уж обязательно. Передвигаться по каюте новый хозяин не запретил. Щёлкнули замки ремней, юноша вскочил, осмотрелся. Тесная, но удобная каюта. Серебристо-матовые стены, две складные койки, встроенный в стену стол, пара вращающихся кресел. В половину стены чернел прямоугольник обзорного монитора. Максим осторожно коснулся сенсорной панели. В каюту заглянули мириады мерцающих звёздных глаз. Чужие созвездия. Где-то в сверкающей огнями пустоте безнадёжно затерялась Земля. Интересно, в каком она направлении? Максим подумал, что о родине пока что лучше не вспоминать. Даже опытный астронавигатор без знания местных ориентиров не найдёт Землю.

В каком-то закоулке мозга шевельнулось воспоминание: командир «Орфея» передавал координаты точек перехода. Грамотный гипнолог запросто извлечёт нужную информацию, астронавигатор составит маршрут.

Максим напомнил себе, что он всё ещё раб. Его покупатель что-то говорил о гладиаторах. При слове «гладиатор» в памяти всплывала картинка из учебника истории: двое мужчин в доспехах, с короткими мечами, застыли в боевых позах на песчаной арене. Неужели здесь, как в Древнем Риме, рабов заставляют драться на мечах? Или его ждёт что-то похуже?