— Это уже слишком, — сказала Ария, и Лука резко оттащил ее назад, а Маттео, крепко схватив меня за руку, выволок из гостиной и потащил по коридору в ванную. Не знаю точно, из-за шока от случившегося или скорости, с которой Маттео меня тащил, но я не сопротивлялась ему, только шла, спотыкаясь и даже не пытаясь остановить кровь, капающую из разбитой губы на блузку. Маттео втолкнул меня в ванную, зашел следом и запер дверь.

Я разглядывала своё отражение в зеркале: окровавленный подбородок и стекающие из разбитой нижней губы на блузку крупные капли крови. Губа у меня уже опухла, но радовало то, что глаза оставались сухими, ни одной слезинки.

У меня за спиной возник Маттео. Возвышаясь надо мной, своими тёмными глазами он внимательно осматривал моё травмированное лицо. Без своей привычной акульей ухмылки и нахальной весёлости он смотрелся вполне терпимо.

— Ты не знаешь, когда нужно заткнуться, правда? — пробормотал он и, наконец, сложил губы в ухмылку, но она выглядела неестественной. Его взгляд действовал на нервы, напомнив тот, что я уже видела, когда Маттео расправлялся в подвале с захваченными в плен русскими.

— Как и ты, — ответила я, поморщившись от боли, пронзившей губу.

— Это правда, — странным голосом сказал он. До того, как я успела среагировать, Маттео подхватил меня за бедра, развернул и подсадил на столешницу раковины. — Вот почему мы идеально подходим друг другу.

Нахальная улыбка вернулась. Этот засранец втиснулся у меня между ног.

— Ты что творишь? — прошипела я, толкнула его в грудь и отодвинулась от края столешницы, чтобы увеличить между нами дистанцию.

Маттео даже не шелохнулся, для меня он был слишком силён. Лишь улыбка стала шире. Он взял меня за подбородок и приподнял моё лицо вверх.

— Я хочу взглянуть на твою губу.

— Теперь уже я в твоей помощи не нуждаюсь. Может, тебе с самого начала следовало остановить моего отца от удара. — Вкус крови, сладкий и медный, заставил мой желудок сжаться и напомнил темные картины прошлого.

— Да. Мне так и нужно было сделать, — мрачно согласился он, осторожно коснувшись большим пальцем ранки, когда приоткрывал мне губы. — Если бы Лука мне не помешал, я бы всадил нож в хребет твоего грёбаного папаши, и плевать на последствия. Может, ещё успею.

Высвободив мою губу, Маттео из-под пиджака вытащил из ножен длинный изогнутый клинок и, прищурившись, крутанул его в руке. Затем он перевел взгляд на меня.

— Хочешь, чтобы я его убил?

Боже, да. Я вздрогнула при звуке голоса Маттео. Я понимала, что так нельзя, но после того, что сделал сегодня отец, хотела увидеть его молящим о пощаде. Я знала, что Маттео по силам любого человека поставить на колени, и это меня ужасно заводило. Как раз поэтому я хотела вырваться из этой среды. Я была способна на жестокость, и этот образ жизни был тому причиной.

— Но это будет означать войну между Чикаго и Нью-Йорком, — только и смогла ответить.

— Увидеть, как твой отец подле моих ног истечёт кровью, стоило бы риска. Ты этого стоишь.

Не уверена, шутил он или нет, но всё зашло уже слишком... далеко. Мне хотелось расцеловать его за такие слова, но это было неправильно. Маттео был неправильным. Всё было неправильно. Буквально недавно на моих глазах убили Сида, и я знала, что Маттео вполне мог стать тем, кто нажал на курок. Я не могла позволить ему запудрить мне мозги. Он был слишком хорош в этом.

Я снова толкнула его в плечо.

— Мне нужно позаботиться о своей губе. Если тебе больше нечем заняться, кроме как торчать здесь, вали с моей дороги.

Он всё равно не шелохнулся и был слишком силен, чтобы я могла сдвинуть его с места. Под рубашкой его мускулы напряглись, заставляя меня задаться вопросом, как он будет смотреться без нее. Неправильно. Ужасно неправильно.

Он выложил свой нож на столешницу возле меня.

— Зря ты оставляешь острые предметы в пределах моей досягаемости, когда я злюсь.

— Я готов рискнуть, — ответил он, упершись ладонями по обе стороны от моих бедер, не оставив мне другого выбора, кроме как отклониться назад, чтобы увеличить между нами расстояние.

— Перестань, — огрызнулась я, потому что от него слишком приятно пахло, и я почувствовала желание своего тела приблизиться, а затем снова поморщилась от боли. Подняв руку, я потрогала свою нижнюю губу. Похоже, она ещё сильнее опухла, а кровь не останавливалась.

Маттео убрал мою руку.

— Ты только хуже сделаешь. Надо зашить. Мне вызвать врача?

— Нет, — торопливо ответила я. Мне не хотелось, чтобы люди об этом узнали, и больше всего не хотелось, чтобы мой ублюдок отец узнал, что ему удалось раскроить мне губу. — Я сама зашью.

Маттео приподнял бровь. Он отошёл на шаг назад и быстро осмотрел шкафчики, прежде чем достал аптечку. Затем вдел нитку в иголку и протянул ее мне. Я подвинулась ближе к зеркалу, а затем поднесла иглу к губе. Я никогда никому не накладывала швов, а себе и подавно. Я ненавидела иглы. Мне даже приходилось закрывать глаза, когда мне делали уколы. Маттео следил за мной, и я не собиралась в его глазах выглядеть слабачкой, так что воткнула кончик иглы в губу, дернулась от боли и снова отпрянула.

— Блядь! Это чертовски больно. — Вспыхнув, я уставилась на Маттео. — Давай. Смейся.

Маттео забрал у меня иглу.

— Так ничего не получится.

— Знаю, — процедила я сквозь зубы. — Ты можешь это сделать?

— Будет больно. У меня с собой нет ничего обезболивающего.

— Ты когда-нибудь накладывал себе швы?

— Несколько раз.

— Тогда я смогу пережить то, что ты зашьешь меня. Просто сделай это.

Он протянул мне «тайленол».

— Проглоти сразу несколько. Они не помогут обезболить сразу, но потом станет полегче.

— Водка тоже сработает.

— Я смотрю, ты много нового узнала за те месяцы, пока убегала, — сказал он с ухмылкой, граничащей с пугающим оскалом. До сих пор он не задавал слишком много вопросов. Даже про других парней, кроме Сида. Возможно, ему и знать не хотелось, и, в любом случае, я ничего не собиралась ему рассказывать. Достаточно того, что из-за меня погиб один невинный человек. Я не скажу ему имена других парней, с которыми целовалась, чтобы он и их убил. Смерть была слишком жестоким наказанием за поцелуй, да за что угодно на самом деле, но такой мужчина, как Маттео, с этим никогда не согласится.

— Помимо всего прочего, — выпалила я, потому что не знала, когда нужно заткнуться. И разве подберется время благоприятнее для того, чтобы спровоцировать кого-нибудь, чем тот самый миг, когда он собирается воткнуть в тебя острие иглы.

— Не сомневаюсь, — сказал он, и его улыбающийся оскал стал еще страшнее. Маттео обхватил пальцами мой подбородок. — Постарайся не двигаться.

Я напряглась, когда он дотронулся иглой до моей губы. Несмотря на то, что я дразнила его, Маттео был осторожен, когда накладывал мне швы. Всё равно было чертовски больно каждый раз, когда игла прокалывала кожу, и глаза наполнялись дурацкими слезами. Я сдерживала их так долго, как только могла, но, в конце концов, несколько слезинок покатились по моим щекам. Маттео не стал это комментировать, за что я была ему благодарна. Для него это, наверное, ничего не значило. Когда меньше пяти минут спустя, показавшимися мне вечностью, он опустил иглу, я быстро стерла слезы с щек, смущенная тем, что таким образом показала слабость перед ним.

— Ее раздует ещё сильнее. Завтра утром у тебя будет опухшая губа.

Я посмотрела на себя в зеркало. С тех пор, как видела ее в последний раз, губа уже сильно распухла, или, может, это было мое воображение. Я оттянула вниз нижнюю губу, чтобы осмотреть швы. Снаружи они были незаметны. По крайней мере, у меня не будет уродливого шрама.

— Ты ведь не захочешь жениться на мне в таком виде. Мы должны отложить свадьбу.

Маттео, слегка усмехнувшись, покачал головой.

— Никаких шансов. Ещё раз ты из моих рук не ускользнешь, Джианна. Мы поженимся сегодня. Ничто меня не остановит.