Взгляд Хазебрёка на политические группировки в Аттике VI в. до н. э. неразрывно связан с его общей концепцией развития греческого общества. Первый этап классовой борьбы, по его мнению, привел к установлению государственного строя, социальной основой которого было среднее землевладение, крестьянство (Hoplitenverfassung)[19].
Второй этап в развитии греческой демократии — выступление малоимущих и неимущих и смена «гоплитского устройства» демократией. На место прежних противоречий между знатными и незнатными выступают новые — между знатью, крестьянами и фетами [в войске им соответствуют всадники (и пентакосиомедимны), зевгиты и феты]. Вместо двух общественных классов существуют уже три, происходит процесс развития нового общества, который ясно рисует аттическая хроника, дошедшая до нас в изложении Аристотеля. Три партии в Аттике и есть три борющихся класса: знатные роды, крестьянство, феты.
Диакрии — масса неимущих крестьян, сельскохозяйственных рабочих и других пролетариев — составляют опору Писистрата, вождя фетов. Экономическая политика тирана — в первую очередь политика в интересах мелких крестьян и пролетариев (eine kleintäuerliche, Proletarierpolitik)[20]. Паралии представляют собою крестьяне о, но отнюдь не «промышленный средний слой».
Концепция Хазебрёка отличается подкупал щей на первый взгляд простотой и последовательностью. Его возражения против преувеличенного представления о развитии, а главное, о влиянии торговли на политику во многом нельзя не признать верными. Однако и в данном случае мы должны проследить, на чем основывается это стройное здание. Прежде всего, бросается в глаза отсутствие критики источников. Приступая к определению социальной сущности трех группировок, Хазебрёк пишет: «Согласно всему, что мы знаем, несомненно», что люди, занимавшие плодородную долину, береговую полосу и бесплодную горную область, были тем-то и тем-то[21].
Но эта совокупность «всего, что мы знаем», и представляет собой пестрый комплекс известий разного происхождения и различной степени достоверности. О том, например, что к «горцам» принадлежит «масса фетов», рассказывает версия, сохранившаяся у Плутарха (Sol., 29), замечает автор, ни на минуту не останавливаясь, однако, на вопросе о степени исторической достоверности этой версии. Притом все построение Хазебрека лишено прочности без более точного определения границ указанных областей. Трудно думать, чтобы местное деление так совпадало с делением классовым, так же как едва ли можно без оговорок поставить злак равенства между фетами и демиургами. Ведь последний термин вовсе не обязательно обозначает (например уже у Гомера) неимущего или батрака, как думает Хазебрёк[22]. Мы уже не говорим о незакономерном употреблении термина «пролетарский» в применении к диакриям или к политике Писистрата.
Вдумываясь в концепцию Хазебрёка, мы наталкиваемся на новые затруднения и сомнения. Тот факт, что вождями масс выступают члены знатных родов, истолковывается как выражение «разброда среди знати». Этот разброд, по мнению автора, и приводит к установлению тирании. Но без попытки выяснить характер связи между вождем и массой населения, а тем самым определить, хотя бы в самой общей форме, время, когда могли возникнуть эти связи, мы не можем прийти к каким-либо определенным выводам. Ведь раздоры между знатными родами бывали и в других государствах, но они не обязательно приводили к тому, что мы наблюдаем в Аттике.
Остается непонятным в изложении автора и конечный результат тирании: политическое примирение противников, так что в конце концов «как знать, так и масса демоса были за Писистрата» (со ссылкой на Αθ. π., 16,9)[23]. Наконец, трудно думать, чтобы торговое развитие Аттики в VI в., когда она начинает успешно соперничать с Коринфом в вывозе керамических изделий[24], прошло совершенно бесследно в политической области, чтобы занятие Писистратом опорных пунктов на периферии Эгейского бассейна не имело никакого отношения к торговле.
В целом, таким образом, многие соображения Хазебрёка имеют большое значение для критики господствовавших ранее взглядов. Заслуживает полного внимания и его метод рассмотрения политической борьбы в Аттике на широком историческом фоне, который он дает в предшествующих частях книги. Но все же нельзя не прийти к заключению, что, критикуя взгляды историков начала XX в., автор в сущности остается во многом верным их приемам, не давая тщательного анализа источников по вопросу о партиях, смело предполагая, что три партии совпадают с тремя классами, не объясняя достаточно убедительно последующего их исчезновения.
Мы считали нужным разобрать более подробно положения Хазебрёка, поскольку он выступил с новыми аргументами (по сравнению с Бюхером) против модернизации античной экономики и поскольку его работы отмечают известный этап в развитии новейшей историографии по истории древней Греции.
Взгляды на сущность трех партий, высказанные за последние 30–40 лет в зарубежной литературе, отличаются большим разнообразием. Сейчас уже невозможно говорить о какой-то общей или господствующей точке зрения, Отнюдь не пытаясь охватить всю литературу по этому вопросу, мы наметим лишь основные расхождения в понимании политических группировок и способ аргументации, который мы встречаем у сторонников различных, нередко прямо противоположных воззрений.
Часть исследователей продолжает придерживаться той характеристики партий, которую мы находим в трудах ученых модернизаторского направления (см. выше). Таков, например, взгляд Я. К. Кордата в его большой работе «История древней Эллады»[25]. К Паралии, как он думает, принадлежали купцы, моряки, рыбаки и промышленники, т. е. «средние слои населения» (указ. соч., стр. 391). Паралии — партия компромисса, реформ, но не радикального характера. Диакрии требовали раздела земли и предоставления денежных пособий беднякам и т. д. Селтман, книга которого[26] основана главным образом на нумизматическом материале, полагает не без основания, что первоначально существовали лишь две партии — педиэев и паралиев. Писистрат, по его мнению, также выступал сначала в рядах паралиев. Одяако понимание Селтманом сущности партий не отличается от только что приведенного. Педиэи— землевладельцы, собственники оливковых садов, паралии — богатые торговцы. Торговля Афин получила большое развитие уже в конце VII — начале VI в. до н. э. и достигла расцвета в VI в. Этому расцвету способствовали и мероприятия Солона, и «энергичная» торговая политика Писистрата. Впрочем, Селтман утверждает, что партии включали представителей всех классов населения (указ. соч., стр. 23), и это утверждение находится в некотором противоречии с тем его определением партий, которое уже было приведено[27].
На иной, можно сказать, противоположной точке зрения стоят исследователи, проводящие резкую грань между характером политической борьбы в древней Аттике и в современности. Э. Кирстен[28] и Т. Леншау, автор статьи в словаре Pauly-Wissowa[29], проводят ту мысль, что в действительности дело шло не о политических партиях в нашем смысле, но о выступлениях «сторонников князей» (um Gefolgschaften fürstlicher Herkunft)[30], о движении сельской знати. В известной мере эти ученые возвращаются к взглядам Грота и Курциуса. Центром ремесла был город Афины. Группировки включали сельское население и носили социально-экономический характер; природные условия определяли и особенности землевладения. Педиэи — Кирстен делает при этом существенную оговорку относительно понимания термина — это обитатели больших долин (die Bewohner der großen Ebenen, also der Pedia), а не одной лишь долины (Pedion) в окрестностях Афин. Паралии — жители Южной Аттики, где худшая, каменистая почва и расчленение страны на впадины и мульды допускали лишь среднее землевладение. Наконец, в бесплодной Диакрии существовало лишь мелкое землевладение. Однако остается невыясненным, из кого состояла эта «свита» знатных господ: были ли люди, входившие в ее состав, гражданами? Что побуждало их следовать за вождями? Были ли они теми бедняками, которые получили свободу от кабалы после сисахфии? Кирстен почти не касается характера связи между вождем, представителем знати, и местным населением, тогда как при его понимании партий этот вопрос должен был бы иметь особенное значение. Знатных родов было много, группировок же (а следовательно, и вождей) только три. Указание на то, что в северной части Паралии находились имения Алкмеонидов, а в Марафоне и Брауроне — владения Писистрата, конечно, представляет большой интерес но ничего еще не решает, так как, вероятно, в Паралии были имения и других знатных родов.
Очень важна оговорка Кирстена относительно долины Марафона. Так как позднее Писистрат и его сыновья рассчитывали на приверженцев из Марафона, то, следовательно, замечает Кирстен, тогда эта мало еще использованная и болотистая равнина принадлежала не к Паралии или Педиэе, но к Диакрии, Но если это так, то как быть с определением Педиэи (см. выше — «…обитатели больших долин»)? Во-первых, вообще о «больших» до-литах по отношению к Аттике приходится говорить очень условно; во-вторых, из четырех известных там долин (долины Кефиса, Элевсина, Марафона и Месогеи) Марафон надо исключить, поскольку Кирстен считает, что в Диакрии преобладали мелкие землевладельцы. Но как бы ни решать вопрос о трех областях, проблему политической борьбы можно выяснить, лишь попытавшись представить себе социальный строй ранней Аттики и направление его развития. Главный недостаток объяснения Кирстена и заключается, по нашему мнению, в том, что оно дано в отрыве от общего хода социально-экономического развития Аттики. Для читателя остается неясным, каковы были отношения населения города и хоры.