Уже в досолоновскую эпоху, по мнению Колобовой, земля Аттики была в движении; наряду с ипотекой существовала ограниченная возможность продажи земли. Концентрация земли началась давно. Еще у Гомера мы находим упоминание о владельцах многих клеров (πολύκληρος) и о тех, кто не имеет клеров (άκληρος)[451]. Развитие земельных отношений шло по пути к установлению режима частной собственности, которая нашла фиксацию в законах Солона. Неверно думать, настаивает автор, что порабощению массы сельского населения в Аттике предшествовала свободная парцеллярная собственность. В действительности частная собственность на землю не предшествует захвату земли частными лицами, но рождается в ходе этого процесса, в результате разрушения общинного землепользования. Развитие происходило путем апроприации не земли, по личности. Все долговое право развивалось в плоскости отношений к человеку, а не к земле. Захват земли был обусловлен захватом личности.
Период характеризуется борьбой и компромиссом отмирающих старых сил и нарождающихся новых. Перед нами «хаос переходных форм», обусловленных этим процессом.
К. М. Колобова представляет себе сущность социальных столкновений этого времени как борьбу «богатых» и «бедных». Она настаивает на том, что этих богатых нельзя отождествлять со знатью, эвпатридами. Помимо аристократов, необходимо учитывать появление богачей, вышедших не из знатных кругов, в результате разложения общинных порядков. Доказательством этого служит толкование термина γνώριμοι, охватывающего, по мнению автора, как эвпатридов, так и «новых богачей». В соответствии с таким пониманием термина истолковывается и известная формулировка Аристотеля — η δε πασα γη δι’ολίγων ήν (Αθ. π., 2, 2): Аристотель говорил не о «немногих» во всей Аттике, но о «немногих» в пределах отдельных ее общин: «немногие» прибрали к рукам земли обедневших соседей.
Отношения богачей и соседей складывались по-разному, принимали различную форму. Часть крестьян сохраняла свою землю, но не могла справиться с экономическими затруднениями и оказывалась в задолженности у богатых. Другие, не имея земли пли бросая ее, за невозможностью прокормиться, поступали работать батраками к богатому соседу. Наконец, третьим не оставалось ничего другого, как стать мелкими арендаторами земли знатных и «кулаков». Это и были гектеморы, положение которых в некоторых отношениях было хуже положения рабов. Хотя у них сохранялся их земельный участок («карликовый»), но они попадали в тяжелую зависимость от богача: не могли уйти с арендуемого участка, должны были платить 5/6 урожая владельцу поля и пр.; в такой же зависимости были и их семьи.
Против засилья богатых направлено движение низов, бедноты, выдвинувшей лозунги уничтожения долговых обязательств и передела земли. Автор полагает, что последний лозунг надо понимать не как требование восстановления старинных периодических переделов (γης αναδασμοί), но как единственный передел (γης αναδασμός), который установил бы парцеллярную земельную собственность.
Тремя партиями были следующие: реакционная партия эвпатридов, крестьянская беднота, наконец, новые богачи и обедневшие аристократы, стремившиеся к некоторым реформам, чтобы укрепить свое положение, но являвшиеся противниками радикальной перестройки существующих отношений.
Реформы Солона носили двойственный характер. Принцип апроприации личности удержался, но стал применяться не внутри гражданства, а вне его, по отношению к рабам, метэкам, позднее к союзникам. Афинское гражданство стало представлять объединенный и сплоченный коллектив рабовладельцев, действительно владевших рабами пли потенциальных. Реформы Солона носили компромиссный характер. Тирания Писистрата, за которым стояли свободные ремесленники и мелкие землевладельцы, была неизбежна. Писистрат прибегнул к конфискации земли. Реформы Клисфена отметают обломки родовой знати.
Из того, что было сказано, видно, как широко ставится в разбираемых работах проблема реформ Солона, как глубоко проникает автор, стремясь нащупать и установить запутанные реальные отношения этого времени. Нельзя не признать значения общих взглядов, с которых рассматривается материал источников: понимания сложной диалектики процесса развития, сочетания и борьбы противоречивых слагаемых этого процесса, наличия благодаря этому многочисленных форм: аренда в то же время и наем, батрак — не свободный наемный рабочий нового времени, а скорее временно порабощенный и т. п. Новое нарождается и прокладывает себе дорогу не путем законодательных актов, но применением принуждения, захвата, насилия, сначала de facto, а потом уже de jure. Частная собственность не создается государством, но лишь признается им.
Автор предвосхитил многое из того, что было развито приблизительно в те же годы (1938) Вудхаузом и позднее его новейшими последователями. Продажа с правом выкупа была, по мнению К. М. Колобовой, древнейшей формой, посредством которой происходило присвоение земли. Мысль о «хитроумных видоизменениях» родового права[452] — это та же идея «обхода» принципа неотчуждаемости земли, которую мы находим у некоторых современных исследователей. Колобова очень верно отмечает связь свободы завещания по закону Солона с усыновлением[453]. Автору присуща склонность к несколько общим формулировкам социологического характера — дань духу исторического исследования того времени, когда появились статьи, — и в то же время интерес к конкретным отношениям, к специфике изучаемой эпохи.
Статьи К. М. Колобовой много дают для понимания реформ Солона и вообще его времени, по с некоторыми основными выводами автора согласиться все же нельзя.
В работе, к сожалению, отсутствует критика источников. Свидетельства и даже самая терминология Аристотеля принимается за нечто такое, что может быть без дальнейшего анализа отнесено ко времени Солона. Ведь если Аристотель считал, например, возможной продажу земли в начале VI в.[454], то это еще вовсе не доказательство, что такая продажа действительно существовала в эпоху Солона.
Определение содержания понятия γνοριμοι, как оно дано и обосновывается в статьях, покоится на словоупотреблении позднейшего времени (Аристотель, Демосфен) и потому не может быть доказательным для VII–VI вв. до н. э. Поэтому неубедительным остается тезис о засилье «кулаков» в аттическом обществе в предсолоновскую эпоху, не говоря о том, что самый термин представляется неподходящим: он заимствован из языка эпохи, когда община разлагалась в процессе изживания феодальных отношений и развития капиталистического строя, между тем как в Аттике в VII–VI вв. совершался переход от родового строя к рабовладельческому. Истолкование фразы автора «Афинской политии»: «Вообще же вся земля была в руках немногих» — является натяжкой. Стремление все принять у Аристотеля приводит К. М. Колобову к выводу о том, что «немногие» в этой фразе на самом деле обозначают «многих» («немногих» в пределах отдельной общины, но многих по отношению ко всей стране в целом)[455], хотя, как нам кажется, смысл фразы совершенно ясен: «Вся земля Аттики (а вовсе не земля отдельной общины) находилась в руках немногих».
Революционное движение бедноты под лозунгами аннулирования долгов и передела земли характерно для более поздних отношений времени упадка полисной Греции, но не выражает существа социального движения времени возникновения частной собственности на землю. Мы увидим в дальнейшем, что нет основания толковать известные стихи Солона как выражение идеи передела земли ни в единственном, ни во множественном числе.
В изображении трех «партий» автор следует традиционному их пониманию как партий крупных землевладельцев, крестьянской бедноты и горожан (вместе с обедневшими аристократами). Они отождествляются с теми группировками, о которых говорится в «Афинской политии» в связи с рассказом о годах анархии после отъезда Солона (Αθ. π., 13, 2). Но все эти положения не подкрепляются анализом относящихся сюда данных источников.
О конфискации земель Писистратом нам ничего не известно. Характеристика социальной опоры тирании (свободные ремесленники и земледельцы) основана лишь на общих соображениях. Едва ли можно также утверждать, что клисфеновский этап революции «отметает обломки родовой знати»: политическая практика V в., общественные нравы афинян этого времени вовсе не свидетельствуют о том, что даже «обломки родовой знати» были сметены уже в конце VI в. О рабах, занятых в крупных хозяйствах досолоновской эпохи, нет данных в источниках, и вообще о значении внешнего рабства можно говорить лишь для конца этого столетия.
Мы отмечали в статьях К. М. Колобовой интересный и часто глубокий анализ отношений между бедняками-зависимыми земледельцами и богачами. Заметим, однако, что при этом важно было показать, как эти социальные отношения отразились в праве, в частности в обязательственном праве того времени. Мы согласны с автором в том, что, несмотря на принцип неотчуждаемости земли, она была в движении в период до Солона, но говорить уже для этого времени о купле-продаже земли, о продаже земли с правом выкупа и т. д. было бы несколько преждевременно. Смешанные формы существовали не только в социальных отношениях, но и в праве, являясь лишь прообразом будущих отчетливых юридических понятий и договоров.
В целом рассмотренные статьи остаются чрезвычайно поучительными и но настоящее время, ставя перед читателем интересные исторические проблемы и намечая пути их разрешения.