«Разума тот не имеет, кто меряться хочет с сильнейшим»[512], говорит ястреб соловью в известной басне у Гесиода. Ужасный железный век, о котором писал поэт, когда и земля и море полны бедствий, когда «скорей наглецу и злодею станет почет воздаваться», когда «где сила, там будет и право»[513], действительно наступил не только для Бэотии, но и для Аттики, Мегар и других областей Эллады. Поэтому было бы односторонне выдвигать воздействие только экономических факторов, оставляя без особого внимания формы внеэкономического принуждения.
В связи со всем тем, что было сказано о долговом праве и общих условиях, в которых оно применялось, находят свое объяснение и horoi в стихотворениях Солона (Sol., 24,6). Если думать, что в конце VII в. в Аттике уже происходила свободная мобилизация земли, существовали продажа и залог земли по договору, то упоминание horoi в стихотворении Солона (24,6) представляется понятным. Труднее объяснить эти horoi тем, кто исходит из предпосылки о неотчуждаемости земли: если собственником земли был род или большая семья, то отдельное лицо, как думают, не могло продавать или закладывать землю. Надо сказать, что сторонниками этого взгляда и не дано по ка удовлетворительного решения загадки солоновских «долговых камней».
Для позднейшего времени различают четыре вида horoi[514]: 1) пограничные стелы, 2) horoi при аренде земли. 3) horoi при ее залоге в тех или иных формах (ипотека, продажа с правом выкупа) и 4) horoi при продаже земли. Из того, что было сказано о характере древнейшего долгового права, однако, явствует, что камни, о которых говорит Солон, не могли принадлежать ни к одной из перечисленных категорий horoi. По-видимому, приходится предположить пятую их категорию, связанную с обеспечением долга личностью должника и впоследствии исчезнувшую: эти камни были тем же, чем были пометки на деревьях в долговой практике у одного из племен Океании[515]. Когда должник не возвращал своего долга, кредитор приходил к нему в его сад и там ставил знак на деревьях, урожай с которых мог компенсировать ему невозвращенный долг. Horoi в эпоху Солона не были свидетельством договора подобно стелам IV в., они были знаком, поставленным кредитором и указывавшим, что урожай с земли, на которой были поставлены камни, принадлежит ему, свидетельствовали о зависимости этой земли («порабощенной») от кредитора.
К такому решению проблемы солоновских horoi близко подходит Файн, когда он пишет, что эти horoi могли быть камнями, которые «благородные» ставили, когда они расширяли свои владения, вторгаясь на землю беспомощного крестьянина[516]. Файн считал, что такое предположение имеет некоторое основание, но отвергал все же его потому, что тогда, как он думает, основной идеей (очевидно, при постановке камней) был бы скорее «своевольный грабеж» (highhand robbery), чем порабощение.
Однако мы видели, что на той стадии развития, на которой находилась Аттика, играло постоянную и решающую роль именно это «своевольное насилие», нередко узаконенное обычаем. Отвергать толкование horoi, исходя из предпосылки, что все действия кредитора носили строго юридический характер и согласовывались с основными принципами действующего права, не приходится.
Возвратимся теперь к тем источникам, на основании которых давались решения проблемы досолоновских гектеморов — к «Афинской политии» и биографии Солона у Плутарха.
В первой главе настоящей работы уже приводились соображения относительно влияния на изложение автора «Афинской политии» как самой задачи, которую он ставил перед собою, так и его приемов исследования, а также впечатлений от современной ему общественной и политической действительности. Эти соображения должны нам помочь и при анализе вопроса о досолоновских «издольщиках».
В начале 2-й главы «Афинской политии» говорится о междоусобной борьбе (2,1: συνέβη στασιάσαι) знатных и демоса. Причины этой борьбы автор усматривает в государственном строе древнейшего времени, описанию которого и посвящены главы 1-я, 3-я и 4-я. Эта связь (между характером государственного строя и междоусобной борьбой) еще раз формулируется в начале 5-й главы: «Ввиду того, что существовал такой государственный порядок и большинство народа было в порабощении у немногих, народ восстал против знатных». Описание положения массы, порабощения бедных богатыми и составляет часть — и притом самую существенную (Αθ. π., 2,3) — характеристики формы государственного строя (η τάξις της αρχαίας πολιτείας — 3,1; ср. 5, 1). В конце 2-й главы есть указание и на другой момент — на неучастие большей части населения (οί πολλοί) в каких-либо делах в государстве, т. е. на отсутствие у нее политических прав. Таким образом, 2-я глава (как и следующие) входит органической частью в изложение истории форм государственного строя 168. Понятие «порабощения» раскрывается следующим образом. Бедные и их дети и жены были в порабощении у богатых. Вся земля была в руках немногих. Бедняки назывались пелатами и гектеморами, так как обрабатывали землю богатых на условиях такой арендной платы (т. е. уплаты одной шестой урожая). Если они не могли, внести эту плату, их уводили в кабалу, т. е. они попадали в полную зависимость от собственника земли, так как ссуды обеспечивались личной кабалой.
В этой картине социальных отношений в досолоновской Аттике много неясного. В ней можно отметить три различных элемента: 1) идею концентрации земли, 2) данные об аренде и 3) известие о долговой практике (личной кабале). Совершенно невероятно, что земля была в руках немногих и что все земледельцы были лишь арендаторами и должниками богачей. Такой концентрации земли мы не наблюдаем и в IV в. Признание ее наличия уже в VII — начале VI в. делает необъяснимой всю последующую историю Аттики. Если для сравнения обратиться к произведениям Солона, то в них мы найдем лишь указание на долговые камни, поставленные во многих местах, свидетельствующие о том, что первоначально самостоятельные земельные владения отдавались в залог, но отсюда еще далеко до вывода о концентрации всей земли в руках немногих.
Об аренде у Солона нет пи слова, зато в «Афинской политии» она играет решающую роль. Термины, служащие для обозначения арендаторов, — это пелаты и гектеморы. Пелатами впоследствии называли батраков, работающих за плату в чужом хозяйстве[517], или зависимых людей, клиентов[518]. Таких людей было, вероятно, немало в период господства аристократии; можно даже, предполагать, что первоначально большая часть населения хоры принадлежала к ним, но трудно согласиться с тем, будто все они обязательно были арендаторами и именно арендаторами на условии уплаты одной шестой урожая. В этом отношении Аристотель расходится с Солоном, у которого упоминание о долговых камнях скорее указывает на мелких землевладельцев, попадавших в нужду. Аристотель же говорит об арендаторах, которые не могли внести вовремя арендную плату и в результате этого оказывались в неволе вместе со своими семьями. Объяснение Вудхауза и его последователей представляется, как мы стремились показать, односторонним; его предпосылка — убеждение в полной достоверности сообщения Аристотеля. Если допустить, что в основе отношений, так ярко изображенных в «Афинской политии», была позднейшая «покупка с правом выкупа» (πρασις έπι λύσει), то эта практика могла привести к утрате должником земли, но не личной свободы. Залог участка представлял уже шаг к смягчению долгового права. Можно понять также, что крестьянин, очутившись в великой нужде, продавал детей (как, например, в Китае, в правление династии Хань), но неясно, каким образом дети попадали в кабалу, если отец отдавал в залог свой участок. В общем в известии Аристотеля следует, как нам кажется, видеть результат некоторого обобщения и упрощения реальных отношений, вследствие чего одна из возможных категорий должников оказалась единственной.
Проследим ход изложения в «Афинской политии», где рассказ о реформах Солона мы находим в главах 6–12-й, — от того момента, когда Солон взял власть в свои руки[519] и до его отъезда в Египет. Главные моменты этого изложения, прерываемого цитатами из стихотворений Солона, таковы: 1) сисахфия — освобождение демоса в настоящем и на будущее время путем запрещения займов под обеспечение личности должника и отмена долговых обязательств, как частных, так и государственных. Далее следует экскурс по поводу несправедливых, как думает автор, обвинений Солона; 2) описание новой политии и законы Солона (Αθ. π., 6,1–8,5), из которых первым и наиболее важным было запрещение долговой кабалы; рассуждение автора о демократических элементах в политии Солона и о затруднениях, возникавших вследствие неясности формулировок в законах (9,1–10); 3) вторичное упоминание об аннулировании долгов (χρεών αποκοπή) и о реформе денежной системы (10,1–2); 4) рассказ о перемене отношения партий к Солону и его решении уехать из Афин (11,1–2); 5) подтверждение всего сказанного цитатами из стихотворений Солона (12,1–5). Эти цитаты вместе с замечаниями к ним автора трактата касаются следующего: а) промежуточной позиции Солона между партиями[520]; б) отношения Солона к демосу[521]; в) отношения Солона к проекту раздела земли[522]; г) нужды должников и освобожденных от рабства сисахфией[523]; д) снова позиции Солона между двумя партиями[524] и возможности тирании[525].
Из этого обзора видно, что в рассматриваемых главах о реформах Солона выдвигаются следующие три момента: 1) сисахфия, т. е. освобождение от личной кабалы, 2) новая полития Солона и 3) положение реформатора между двумя борющимися силами — демосом и знатью. Если оставить пока в стороне два последних пункта, то в области социальных реформ Аристотель говорит только о сисахфии, представляющей нечто единое — изменение прежнего жестокого долгового права.