Я продолжала листать в ужасе, руки дрожали.

«Я не спал днями. Я не знаю, сколько смогу скрывать это от нее».

«Что я не понимаю? Перри что — нибудь говорила? Она тоже ее видела? А ты?».

«Не позволяй ей, не позволяй ей, НЕ ПОЗВОЛЯЙ ЕЙ».

Я опустила телефон на стол со стуком, ладони прижались ко рту.

Себ и Дин посмотрели на меня.

— Перри? — спросил Дин с тревогой.

Я смотрела на него большими глазами, пытаясь моргать, дышать. Я покачала головой.

— Мне нужно идти. Домой.

— Что случилось? — спросил он, пока Себ взял телефон Декса и посмотрел на него.

Я резко встала, схватила куртку, накинула ее и взяла сумочку.

Я едва могла стоять, но не из — за выпивки, а потому что дрожала таким гневом, что не могла толком видеть, словно меня подключили к вулкану.

Как Декс мог так поступить со мной?

Как он мог общаться о таком с отцом и не сказать мне?

Моя мама! Моя мать являлся моему отцу с посланием? Не позволяй ей. Что это означало?

Это было обо мне?

Конечно, обо мне.

И мой муж скрывал это все время.

Я промчалась по бару, врезаясь в края столиков, проливая напитки, толкая людей, пока не добралась до входных дверей и холодного воздуха.

Декс и Ребекка курили снаружи, и я поспешила на каблуках в другую сторону, вытащила телефон, надеясь вызвать такси. Я просто хотела в машину и домой, пока я не взорвалась.

Но Декс заметил меня, закричал мое имя, и я услышала, что он побежал за мной.

Я шла быстро, глаза наполнились слезами, горячая и ядовитая ненависть поднималась во мне, словно в животе была яма с гадюками. Я пыталась использовать приложение, но оно не нашло машины поблизости, а моя рука дрожала так, что я едва видела экран.

Я пошла по тротуару и темной дорожке по мелкому парку, горстке деревьев между зданий, когда Декс схватил меня за руку и потянул к себе.

— Перри! — заорал он. — Куда ты идешь? Что такое?

Я смотрела на него в тусклом свете ближайшего фонаря, все мое тело дрожало, гнев поднимался такой жаркий и быстрый, что я отчаянно боялась, что сделаю то, о чем пожалею.

— Ты, — смогла выдавить я, показывая на него своим телефоном. — Ты лжец. Ты чертов лжец. Мерзкий лицемер!

Я видела только его глаза четко в темноте, в них было смятение.

— О чем ты говоришь? — сказал он, сжав меня крепче.

Я вырвала руку из его хватки.

— Я видела твой телефон! Я видела, что ты скрывал от меня! О моем отце! О моей матери! — последнюю часть я визжала, было плевать, слышал ли кто — нибудь. Мы были одни в парке, насколько было видно, да и кричащие люди в парке в центре Сиэтла вряд ли привлекли бы внимание. — Я знаю все!

Лицо Декса исказилось. Теперь он понял.

Он поднял ладони, словно это могло успокоить меня.

— Дай объяснить, — сказал он тихо.

— Объяснить! — заорала я. — Что объяснять?! Что?!

Он потянулся ко мне, и я ударила, как змея, отбив его руку сумочкой.

— Не трогай меня! — рявкнула я на него.

Он отпрянул на дюйм, паника поднималась в нем.

— Твой отец попросил не говорить тебе, — сказал он. — Я думал, что делал, как лучше.

— Что не говорить, Декс?

Он глубоко вдохнул носом, посмотрел в сторону.

— Он видит твою маму. Много.

— Я это уже поняла. Почему мне нельзя знать?

Он потер губы, глядя на землю между нами. Он закрыл глаза.

— Он думал… он хотел, чтобы я приглядывал за тобой. Он сказал… твоя мама повторяет «не позволяй ей». Он не знает, что это значит. И я. Может, это не о тебе, а об Аде, и…

— Иди ты, — я оскалилась.

Он открыл глаза в шоке.

— Что?

Я не сдержалась. Гнев во мне был неуправляемым, он будто захватил меня, будто меня было так просто подавить. И я стала огнем и презрением, хотела обрушить всех с собой.

— Пошел. Ты, — сказала я, тыкая пальцем в его грудь. — Ты — кусок дерьма, знаешь это? Конечно, знаешь. Ты знал, что делал, когда решил не говорить мне. Не позволяй ей? Что не позволять мне? Ходить в проклятый дом? Рожать? Что? Что именно? Все это время меня преследовала эта гадость, а ты сидел и скрывал это от меня. Ты мог рассказать мне, и я вела бы себя осторожнее. Я бы ничего не делала. Но ты молчал. Молчал! И теперь посмотри, где я!

Я отвернулась, пытаясь дышать, тряхнуть руками, которые были такими напряженными, что только усиливали ужас во мне.

— Я делал то, что считал лучшим, — тихо сказал он.

Это добило меня.

Гнев ударил по мне, как выстрел, и я повернулась, шлепнула по лицу Декса ладонью. Звук заполнил воздух.

Его глаза расширились, рот раскрылся. Он коснулся своей щеки, по которой ударила его, он отпрянул на шаг, шатаясь.

И я не могла остановить то, что происходило во мне, не могла остановить то, что мне нужно было сказать.

— Я тебя ненавижу, — выпалила я.

Он подавился дыханием, глаза расширились от боли, казалось, его стошнит.

Хорошо.

— Я тебя ненавижу, — сказала я и пошла прочь, гнев во мне был адским огнем, хоть я знала, что это было не правдой, хоть я стала ненавидеть себя. Может, я всегда ненавидела себя.

Но Декс так просто не сдавался.

И, ради себя, я надеялась, что он никогда не отпустит меня.

Он схватил меня за запястья и развернул, прижал меня спиной к дереву, кора впивалась в мою кожаную куртку.

— Ты не серьезно! — закричал он, лицо было в дюймах от моего, глаза пылали. — Я знаю, что ты не серьезно. Ты любишь меня, Перри. Ты любишь меня.

Часть меня разбивалась внутри от вида боли и отчаяния в его глазах, словно моя душа раскалывалась надвое.

Другая часть была бесконечной ямой гнева, раздражения и печали, с которыми я не могла совладать. Я не знала, почему это меня так задело, почему это меня захватило, была это Саманта или я. Может, со мной что — то было не так после всего ужаса, с которым пришлось бороться, и я не справилась, и это вышло.

Я стиснула зубы, мышцы были напряженными, болели, пока я пыталась все сдержать, перестать ранить его, но я этим ранила себя.

— Ты врал мне, — выдавила я, тяжело дыша. — Почему ты скрывал это от меня? Ты должен был все мне рассказать. Ты так злился, что я не рассказала о Саманте, а теперь хочешь уйти с этим? Почему тебе это можно от меня скрывать? Это не так, Декс.

Он шумно сглотнул, глаза слезились, его ладони все еще удерживали меня на месте всеми силами. Я не могла двигаться, даже если хотела.

— Я делал то, что считал лучшим. Прости, если я ошибся, — его голос оборвался. — Я хотел выразить уважение твоему отцу, Перри. Он теперь и мой отец. Он мне почти как семья, и он доверился мне. Он отвел меня в сторонку и признался мне, а не своим дочерям. Будто я был его сыном.

Гнев во мне немного ослабел.

— Я доверяла тебе, — прошептала я. — Я верила, что ты убережешь меня.

Теперь я разбила его. Он будто рушился на моих глазах.

— Я пытаюсь, детка, — сказал он, умоляя. — Я так сильно стараюсь уберечь тебя.

И тут я поняла, какой обузой я была.

Конечно, другая я в ванной так поступила.

Одним человеком меньше — и тревог меньше.

Я закрыла глаза, моя ненависть растекалась от него ко мне, и я ненавидела уже нас обоих, и это шло из глубокого темного места, из которого я вряд ли могла выбраться.

— Перри, — прошептал он, прижимая ладони к моему лицу. — Прошу. Не падай в эту яму, не давай этому победить.

— Чему победить? — прошептала я.

— Твоей депрессии, — хрипло сказал он. — Я знаю, как это выглядит. Как это ощущается. Я знаю, что не всегда это из — за того, что перед тобой, что мучает тебя. Это нечто глубже.

— Хочешь сказать, что Саманта только в моей голове?

— Нет, детка. Нет. Она настоящая. Очень. Но и тьма в тебе тоже. Я чувствую это. Я знаю это близко, как свою тьму. И я знаю, что мы можем тебя вытащить. Но, прошу, не отворачивайся от меня. Не сейчас.

Я открыла глаза, слезы текли по моему лицу.

— Ты разбил мое доверие, Декс.

Его подбородок дрожал, пальцы прижимались к моей коже, глаза были дикими.

— Я знаю. Знаю, прости. Я ошибся. Я должен был сразу все рассказать, я знаю. Я просто не знал, как одновременно отнестись с уважением к твоему отцу и тебе.

— Ты должен ставить жену выше, — прошептала я. — Особенно, когда это касается ее жизни.

Он кивнул, с тревогой облизнул губы, все еще страдая от боли.

— Знаю. Твой отец хотел только, чтобы я защитил тебя. И я не смог сделать даже это.

Боль пронзила мою грудь, хотелось сжаться от этого.

Он так сильно меня любил. Я не могла ничему дать затмить это. Я должна была найти это снова. Должна была поверить в это.

— Ты делаешь все, что можешь, — прошептала я. — Ты так много сделал для меня, Декс. Прости, что я такое сказала. Я не хотела. Я не ненавижу тебя.

Он печально улыбнулся мне.

— Я знаю. Но это не означает, что не было больно это слышать. Прошу, больше так не говори.

— Не буду, — я подняла голову, прислонилась макушкой к дереву, глядя на ветки сверху. — Я просто… так злюсь, Декс. Это пугает меня. Я злюсь, устала и напугана, и… я устала все время бояться, — я попыталась сглотнуть. — Я будто была очень близко к тому, чтобы получить все, чего я хотела, а потом… это у меня забрали.

Декс провел ладонями по моим волосам, по моему лицу, поймал мой подбородок.

— Я все еще тут.

Я опустила голову и посмотрела на него, была переполнена всеми эмоциями, не соображая.

— Поцелуй меня, — сказала я во второй раз за эту ночь. Но в этот раз я умоляла.

Огонь вспыхнул в его глазах.

И он поцеловал меня.

Его губы давили на мои, мой затылок был прижат к дереву, волосы цеплялись за кору. Наш поцелуй до этого был нежным и чувственным, этот был грубым и паникующим. Словно песочные часы перевернулись, и у нас было мало времени.

Может, так и было.

— Я все еще злюсь на тебя, — прошептала я, его рот двигался по моей шее. Декс сжал мою попу, приподнял меня, и я прижалась к дереву.

— Тогда злись, — он посасывал и прикусывал мою кожу, а я обвила ногами его пояс. — Я заслуживаю это.

Гнев все еще хотел поглотить меня. Как и тьма. Как и желание. Декс расстегнул свои штаны, и я не успела вдохнуть, а он уже сдвинул мои трусики и проник в меня.

Я охнула, боль охватила меня на миг, тело еще не было готово к его размеру и скорости. А потом я сжала его плечи, он медленно вышел и вернулся в меня, твердый и напряженный.