Карл вздохнул. — Стеф, я никогда не рассказывал тебе о Сумико, правда?

Стефани моргнула, поражённая сменой темы. — Ну, я кое-что знаю. Она ведь жила с твоей семьёй? Кое-что рассказывала Ирина... Я думаю, она была твоей девушкой. И она... она погибла в результате несчастного случая.

Карл кивнул. — В основном, да. Но я собираюсь рассказать тебе кое-что, о чём никто не знает — никто: ни моя мама, ни мой папа, ни кто-либо ещё.

По тонкой струйке эмоций, втекающей в неё через Львиное Сердце, Стефани могла сказать, что это было очень важно для Карла, поэтому она не стала говорить что-нибудь банальное: "Если ты действительно хочешь" или "Я не хочу любопытствовать" — все те "дружелюбные" фразы, которые люди говорят, когда на самом деле они подразумевают: "Не пытайся поделиться со мной своей болью".

— Продолжай. Я слушаю.

— Сумико переехала к нам жить после того, как вся её семья погибла во время чумы. Мои родители официально удочерили её. Мы с Суми были довольно близки по возрасту. Я был всего на несколько месяцев старше. Поскольку владения наших семей граничили, мы знали друг друга всю жизнь. Какое-то время это было похоже на то, что у меня появилась ещё одна сестра, но когда мы стали старше…

Он сделал паузу и внёс несколько ненужных поправок на панели аэрокара. Стефани затаила дыхание, не желая разрушить момент.

— Я не знаю, кто первый начал считать, что мы поженимся, когда станем постарше. Мне кажется, что это началось с того, что взрослые пошутили, как они это делают, когда думают, что дети слишком малы, чтобы воспринимать их всерьёз. Дело в том, что мы восприняли их серьёзно. Мы обсуждали это, когда были одни. Будем ли мы жить в доме, который построила её семья, или построим свой собственный, и всё такое...

Карл тяжело сглотнул. — Когда мне исполнилось пятнадцать, Суми стала по-настоящему серьёзной. Может, это потому, что девушки взрослеют быстрее парней или типа того. Я не знаю. Она хотела, чтобы мы были обручены или хотя бы помолвлены. Я не был против. Я имею в виду, женитьба на Сумико была такой же частью моей будущей жизни, как и поездка в Лэндинг для учебы в колледже. Но я действительно хотел поступить в колледж, и я не хотел жениться и создавать семью до того, как закончу обучение.

— Ох...

Карл торопливо продолжил. — В тот день, когда мы с Суми катались с детьми на санках, у нас был конфликт. Она намекала, что думала, что я подарю ей обручальное кольцо на её пятнадцатилетие. Я прямо сказал ей, что не стану этого делать и что я думаю, что в восемнадцать будет лучше — тогда мы оба станем совершеннолетними по закону. Это не было бы ребячеством.

— Сумико была в ярости: она сказала, что её чувства — это не ребячество, что она любит меня, и если я недостаточно люблю её, чтобы дать ей дурацкое обещанное кольцо, тогда...

Карл крепко сжал кулаки, но слова рвались наружу. — В правильном мире мы, скорее всего, придумали бы способ выйти из ситуации, остыть. А затем мы бы помирились. Но мы давали обещания детьми и поэтому, всё ещё очень рассерженные, мы разошлись. Оглядываясь назад: мы, вероятно, не должны были этого делать. Ветви деревьев тяжко просели из-за снега, и мы не были слишком юны, чтобы не знать, что погода была опасной. Но ведь если бы мы отступили, это бы выглядело так, как если бы один из нас сдался.

— Наверное, потому что я был так взбешён, я не увидел, что одна из ветвей королевского дуба, под которым каталась моя сестра Ларисса, прогнулась. Но Суми это сделала. Она выкрикнула предупреждение и побежала изо всех сил, вытолкнув Лариcсу из зоны поражения... Но сама Сумико убежать не успела. Ветка упала на неё с высоты более ста метров.

Стефани увидела  это в своём воображении: оторвавшаяся ветвь королевского дуба, раздавленная хрупкая черноволосая девушка. Она слишком хорошо знала, как тяжёлые предметы могут падать при сильной гравитации.

Карл продолжил твёрдым голосом. — Я кричал, чтобы кто-нибудь позвал на помощь. Я побежал и оттащил ту ветку дерева, но больше ничего не смог сделать. Грудь Сумико была раздавлена, лёгкие пробиты. На её губах была кровь. Она сказала что-то о наших, по крайней мере, шестерых детей, что любит меня, а потом... умерла.

Карл теперь плакал, его спокойный, сдержанный тон пугающе контрастировал со слезами, катившимися по его щекам. — Она была мертва, и это я убил её. Убил её потому, что не захотел дать ей глупое кольцо, которое сделало бы её счастливой.

— Карл… ты этого не делал! Это не твоя вина...

Карл одарил её кривой ухмылкой. — Ага. За исключением того, я чувствовал себя виноватым. Всё ещё чувствую. Не было дня, в который я бы не думал о случившемся, не прикидывал, как всё могло бы сложиться. Когда мне исполнилось восемнадцать, я осознал, что в этом году я мог бы подарить Сумико её кольцо... И я также понял, что, возможно, я бы этого не сделал. Я имею в виду, что люди сильно меняются. Три года? Могли бы детские мечты длиться так долго? Я не знаю.

Стефани сдерживала слёзы. — Детские мечты? Вот почему ты мне это говоришь? Из-за Андерса?

— Отчасти. — Карл посмотрел прямо на неё. — Может быть, по другим причинам. Может быть, потому что я начинаю готовиться отпустить призрак. Слушай, я не думаю, что то, что ты чувствовала — чувствуешь — к Андерсу, ненастоящее, но правда в том, что большинство людей не остаётся с первым человеком, в которого они влюбляются. Даже если они остаются — не все такие отношения складываются удачно. Я наконец-то принимаю, что даже если бы мы с Суми поженились, возможно, все было бы не так прекрасно, как мы мечтали.

— И, может быть, — медленно проговорила Стефани, — если бы Андерс не влюбился в Джессику, что-то ещё могло бы нас разлучить. Тем не менее, должны быть более простые способы быть брошенным, чем когда твой парень влюбляется в твою лучшую подругу.

Карл ткнул её длинным пальцем. — "Твою?". Знаешь, они на самом деле принадлежат не только тебе. И ты принадлежишь не только им. Независимо от того, какие слова ты используешь, у Джесс и Андерса есть жизни за рамками твоих с ними отношений. И ты бы не ввязалась в эти отношения, если бы не думала, что они оба были замечательными людьми, верно? Представь, как бы ты себя чувствовала, если бы Андерс бросил тебя ради Труди!

Стефани обнаружила, что хихикает. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Ладно. — Она внезапно помрачнела. — И, эй, Карл… Спасибо. Я никому не скажу.

Карл кивнул в знак признательности. — На самом деле, я думаю, что пора рассказать об этом моей семье. Может, начну с Ирины. Она довольно понимающая. Пора мне перестать пестовать эту тень в моем сердце. Сумико заслуживает большего, чем воспоминания о её последних часах жизни.

Стефани кивнула. — Я тоже так считаю. Я думаю, ты знаешь, что ей бы это, наверное, очень понравилось.

***

— Итак, по сути, — сказал главный рейнджер Шелтон, — вы хотите переселить целый клан древесных котов. Вы просто даете СЛС возможность выбрать, куда именно.

Стефани чувствовала, что это была ещё одна проверка — из тех, где от её ответа зависело гораздо больше, чем итоговая оценка.

— Ну, сэр, это довольно сложно. Во-первых, есть прецедент: СЛС перемещала остатки клана, к которому принадлежал Приблуда.

— Да, но в том случае, — ответил Шелтон, — древесным котам угрожала опасность из-за действий человека. В этом случае пожары были полностью природными.

Карл указал на голографическую карту, которую они принесли с собой. — Сэр, здесь люди тоже задействованы. Не как причина пожаров, а косвенно. Посмотрите, сколько возможных областей заблокировано человеческими поселениями.

— Мнение принято, — сказал Шелтон. — И всё же, почему СЛС должна вмешаться?

Стефани глубоко вздохнула. — Что ж, сэр, как я уже сказала, это сложно. Если древесные коты — животные, то этот конкретный клан проживает на Землях Короны, что делает их собственностью Короны. Если мы просто переместим их, скажем, в пространство во владении лёна Харрингтонов или на земли семьи Карла, тогда мы окажемся ворами. Мы не хотим этого.

— Я испытываю огромное облегчение. Продолжай.

— Если, однако, как множество людей…

— Включая некоторых членов Фонда Эдера, — услужливо вставил Карл с невинным видом, который никого не обманул.

Стефани свирепо глянула на него. — Если, как некоторые люди, кажется, думают, древесные коты разумны, то у них должно быть право передвигаться туда, куда они хотят, до тех пор пока то, куда они идут, не мешает другим людям. Я имею в виду, что если коты — это люди, а не собственность, то их нельзя украсть. Если бы, скажем, Чет припарковал свой грузовик и в него вошла куча котов, а потом он бы их подвёз, это не было бы кражей, верно?

— Возможно, миз Харрингтон, позволить вам пройти эти юридические курсы было не самой удачной идеей. В вас есть задатки доморощенного юриста. — Главный рейнджер Шелтон сцепил пальцы и задумчиво посмотрел на своих двух временных рейнджеров. — Тем не менее, это интересная точка зрения. Я прочёл промежуточные отчёты как экспедиции доктора Уиттакера, так и команды доктора Радзински. Определённо, весы склоняются в пользу того, чтобы считать древесных котов разумными хотя бы отчасти.

Карл кивнул. — Мы тоже прочли их. Должен сказать, сэр, при всем уважении я думаю, что вопрос о разумности решён. Уровень обсуждения сейчас совсем другой. Доктор Уиттакер выступает за более высокий рейтинг разумности. Доктор Радзински приводит доводы в пользу более низкого уровня, тем более, что нет никаких доказательств того, что древесные коты обладают какой-либо формой письма или даже сложным разговорным языком.

— Я полагаю, — сказал Шелтон, — что препирательства будут продолжаться ещё долго. И даже когда учёные предоставят свои документы, вопрос о правовом статусе древесных котов займёт ещё больше времени.