— Когда вы оглядываетесь на прошлую войну, — кричал Блетчли, — всё это кажется совершенно бессмысленным.

— О какой последней войне вы говорите?

— Что? — закричал Блетчли.

— Я спросил, какая последняя война? Кого с кем?

— А какое это имеет значение? Разве не все войны выглядят одинаково? Убийства, увечья, обломки, и всё ради чего?

«Для чего? — подумал Джо. — Обычное повторяющееся человеческое поведение. Колесо истории, вот что».

Блетчли искоса взглянул на него.

— С вами всё в порядке?

— Не особенно. Но послушайте, чего вы на самом деле боитесь, Блетчли? Вы можете мне это сказать?

— Что вы имеете в виду? В каком контексте?

— Вы, лично. В глубине души. Чего вы на самом деле боитесь?

— Что немцы выиграют войну. И чтобы этого не случилось я сделаю всё, что в моих силах.

«И это разумно, — подумал Джо, — безусловно, здравый смысл. Этот человек не хочет власти новых монголов, этих механизированных варваров-нацистов».

— Блетчли? Вы когда-нибудь задумывались, почему немцы так много делают для защиты Запада от восточных варваров? Священное предназначение, миссия расы, судьба нации? Почему одни монголы защищают нас от других?

— Такова человеческая натура. Мужчины всегда оправдывают войны тем, что сражаются с варварами. Что они не трудятся пояснять, так это то что причина, по которой войны не прекращаются, заключается в том что варвары внутри нас. Вам случалось находится среди сборища людей, когда оно превращается в толпу? По обе стороны от тебя — Чингисхан. Дайте любому из них Орду всадников, и вы снова окажетесь в огне тринадцатого века.

«И это правда, — подумал Джо. — Блетчли просто филосов; да не какой-нибудь Гегель, размышления Блетчли ясны и так же чисты, как колокольный звон».

Они проезжали и мимо других странных реликвий.

Батарея Наполеоновских пушек смотрела в сердце тёмного континента, коротенькие трёх-фунтовые пушки, обломки ещё одного приключения цивилизованного человека в Африке. По-видимому, пушки эти в своё время проиграли бой с канонерскими барками англичан, одна из которых теперь удобно лежала на боку, присматривая за проигравшими.

«Корабль в пустыне. Поразительно, если подумать. Интересно, какой вывод делают бедуины из просмотра этой диорамы? Считают европейцев чокнутыми, к бабке не ходи».

В поле зрения появилась единственная арка древнего римского акведука, некогда несущего воду то ли на восток, то ли на запад. Неподалёку из-под дюны вынырнула твёрдая поверхность наверняка прямой Римской дороги, и прошла по крайней мере десять футов прежде чем быть поглощенной другой песчаной дюной.

Но самым потрясающим зрелищем оказалась для Джо огромная осадная башня, несколько ощетинившихся ярусов таранов, баллист и катапульт. Башня имела форму пирамиды, на вешине её чудилось «орлиное гнездо» — смотровая площадка для безумного тирана, с которой он мог смотреть вниз на несуществующий ныне город. Или великолепная смотровая площадка для того, чтобы смотреть на все города мира в течение тысячелетия. Тысячелетний Третий Рейх в пустошах ниоткуда… во всей своей ошеломляющей красе.

«А танки — удивительное изобретение, кстати. Что бы мы без них делали? Как вообще смогли бы закончить бойню?»

Блетчли переключил передачу. Шестерни хрустели[35], а мысли Джо всё возвращались к осадной башне, к смертоносному некогда призраку. Ему ведь показалось, что она сделана из человеческих черепов? Пирамида из черепов? Как там сказал Лиффи? «окончательное решение» нацистов. Померещилось конечно, просто потому что из всех памятников, воздвигнутых человеком в этих выжженных солнцем пустошах, башня была единственным, который не выглядел заброшенным и неуместным.

«Это всё иллюзии», — подумал Джо.

Они остановились. Двигатель затих.

— Зов природы, — сказал Блетчли. — Я буду через минуту.

И они снова отправились в путь. Джо укачивало, время от времени он принимался напевать одну из мелодий Лиффи.

— Был ли монастырь на самом деле монастырём?

— Вы имеете в виду, до того, как мы заняли старую крепость? — закричал Блетчли. — Ну, известно, что святой Антоний провёл некоторое время в этой части египетской пустыни, но я не думаю, что кто-то может с уверенностью сказать где именно он закалял свой дух, уязвляя плоть. Может быть, его пещера и находится где-то в недрах древнего сооружения, но кто знает?

«Вода добралась до св. Антония, — подумал Джо. — Плохая вода или жажда, или даже смена источника может вызвать галлюцинации. Или видения, как считали отшельники».

Джо задремал. Блетчли переключал передачи, дорога пошла на подъём. Голова Джо откинулась назад и он очнулся.

— Что это там впереди?

— Мы на месте, — крикнул Блетчли. — Это ворота заднего двора. Большая часть монастыря наверху, отсюда не очень хорошо видно.

Они въехали в ворота и припарковались на небольшой мощёной площадке, рядом с несколькими армейскими машинами. Над двором возвышались грубой кладки стены с узкими бойницами. Кладка стен была выполнена с уклоном внутрь, из-за чего при взгляде снизу было не понять, насколько они высоки.

— Он выглядит больше, чем на самом деле, — прошептал Блетчли, — потому что возведён на холме.

«Вероятно, холм в форме головы, — подумал Джо. — Желудок, кишечник и другие внутренние органы прячутся внизу, вместе с воспоминаниями Святого Антония и картами Уотли».

— Сюда!

Блетчли открыл деревянную дверь и присел перевязать шнурок на ботинке, а Джо прошёл через короткий туннель в другой двор, более просторный и немощёный. Двор окружала крытая терраса, обнесённая колоннадой. Люди с длинными посохами в руках вальяжно появлялись из под теней колоннады, подходили взглянуть на Джо, а затем куда-то исчезали, в то время как другие продолжали слоняться по двору, словно пассажиры торопливого поезда, попавшие на станцию пересадки раньше, чем следовало. Пилигримы эти были одеты во все мыслимые и немыслимые костюмы; как в униформу, так и в гражданскую одежду: одни были одеты как юристы, бизнесмены, банкиры и профессора, другие — как коммандос, воздухоплаватели или даже бедуины. Но все они показали спины, как только появился Блетчли.

Множество длинных посохов особенно поразило Джо. Посохи мягко покачивались взад и вперёд, как покачиваются задетые самым слабым бризом стебли пшеницы.

— Должно быть, пора открывать трапезную к раннему чаю, — прошептал Блетчли. — В противном случае вы никогда не увидите здесь такого большого скопления праздных агентов.

Внезапно Блетчли выбрал наугад одного пилигрима, схватил его за руку и развернул лицом к себе.

Пилигрим побледнел и губы его задрожали.

— Что сегодня к чаю? — потребовал у него ответа Блетчли.

— Три вида пирожных… пирожки… бутерброды, — пробормотал пилигрим. — Салат из огурца. Они сказали, что мы сможем выбрать то, что нам нравится, если вдруг все не пожелаем одного и того же.

— И что лично вы собираетесь выбрать? — потребовал Блетчли.

— Я надеялся на огурец, — прошептал пилигрим, — но с удовольствием съем что угодно.

Блетчли выпустил нервничающего пилигрима, и тот сразу растворился в толпе. Откуда-то сверху загремели вступительные аккорды Баховской мессы си минор.

— Похоже, этот человек вас боится, — сказал Джо. — Почему так?

Блетчли улыбнулся.

— Идёмте отсюда.

Блетчли отпер ещё одну дверь, и повёл Джо по тускло освещённому коридору. Покои монастыря были погружены в прохладный и успокаивающий после яркого света снаружи полумрак. Отдаленные звуки органной музыки то стихали в одном помещении, то вдруг гремели в другом по мере того как Блетчли и Джо продвигались вперёд. Они спустились по лестнице и вошли в освещенную одной свечой маленькую каморку. Рядом со складным столиком стояло огромное кресло-качалка с роскошной обивкой из тёмной кожи. Блетчли указал на него.

— Присаживайтесь и чувствуйте себя как дома, — сказал он. — Я пока сообщу помощникам Уотли, что мы прибыли.

Джо рухнул на кресло и принялся медленно раскачиваться. В углу стоял аппарат на колесах, Джо уже где-то видел такой, но не мог припомнить где. Прибор состоял из нескольких цилиндров, опутанных шлангами и утыканных манометрами. Тем временем Блетчли провернул кикстартер военного телефона и что-то прошептал в микрофон.

— Уотли спускается, — объявил он. — Ну вот…

Блетчли проверил клапаны аппарата, а затем подкатил его ближе к креслу.

— Что это за хрень? — поинтересовался Джо.

— Закись азота. Веселящий газ.

— И нафига?

— Для вашего разговора с Уотли.

Блетчли продолжил возиться с клапанами. Раздалось долгое шипение, и он улыбнулся.

— Ничего страшного тут нет, — пробормотал он, вращая ручки. — Это просто веселящий газ. Дантисты его постоянно используют.

— Я в курсе, но какой смысл применять его ко мне?

— Стандартная процедура Монастыря, вот и всё.

— Да зачем?!

— Время военное, — пробормотал Блетчли. — Наши не рассуждают зачем да почему. Взгляните на это с другой стороны. Разве не лучше столкнуться с тем что мы не в силах изменить, имея внутри утешительное облако закиси азота? Отнеситесь к этому легче. — Блетчли рассмеялся. — Я думаю, во всём монастыре не найдётся сейчас агента, который отказался бы подышать за вас. Однако, находясь под кайфом нельзя хорошо делать дело. Газ помогает принять происходящее, но нам нужны силы, чтобы изменить то, что возможно.

«Это Уотли, — подумал Джо, дрожа и тупо глядя на аппарат. В его голове пронеслась мелодия, одна из песен Лиффи, но он не смог вспомнить слова. — Исследуй пещеры, но остерегайся летучих мышей, так что ли? Остерегайся местных летучих мышей, дитя моё».

— Суть в том, — говорил Блетчли, — что газ поможет вам расслабиться в незнакомой обстановке, а также послужит мерой предосторожности. Вы будете слышать всё, что говорит Уотли, и сможете задавать любые вопросы, которые у вас возникнут, но ваше впечатление о голосе Уотли будет немного искажено. Шеф предпочитает этот путь.