2015
Шотландия.
- Я не знал, - сказал Кингсли, и Нора посмотрела на него.
- Чего ты не знал? - спросила она.
- Не знал, что тебе было так тяжело. - Кингсли оперся спиной о столбик кровати у изножья и его взгляд блуждал по ее лицу. - Я не знал о боли.
- Через пару дней все было в порядке. Сильные судороги, вот и все. Женщины привыкли к ним. - Она пожала плечами. Прошлое осталось в прошлом. Она все еще помнила эту боль, но не было причин рассказывать Кингсли, насколько хорошо она ее помнила.
- Нам с тобой следовало быть более осторожными, - сказал Кингсли.
- Мы были связаны жидкостью. Это то, что мы делаем. И этот риск мы берем на себя, - ответила Норм. - Я не виню тебя. Или себя. Уже нет. Неурядицы случаются, верно?
- Мне жаль, что ты прошла через это в одиночку, - сказал Кингсли. - Я давно должен был это сказать.
Она улыбнулась ему, благодарная за эти слова.
- Ты хотел детей, и я знала об этом. Это было бы слишком по-садистски, даже для меня, заставить тебя держать меня за руку в течение всего процесса.
- Я думал... - Начал Кингсли и остановился.
- Продолжай, - вмешался Сорен. - Наконец-то мы об этом заговорили. Продолжай.
- Я думал, что потерял свой единственный шанс стать отцом, - признался Кингсли. - Я убедил себя в этом, вот почему я не был рядом с тобой так, как должен был быть.
- Ты сделал все, что мог. - Нора вытянула ногу и прикоснулась пальчиками к Кингсли. - Мы оба.
- Я нет, - вмешался Сорен.
- Ты был в Риме. - Она повернулась и посмотрела на него. - Ты ничего не мог сделать.
- В какой-то момент я сделал что-то не так. Если бы не сделал, ты бы не побоялась рассказать мне, - ответил Сорен.
- Я не боялась рассказать тебе, - ответила Нора, не совсем честно. - Я не хотела впутывать тебя в это. И не хотела ни с кем говорить. Как только я узнала, я поняла, что нужно было сделать. Не было причин обсуждать это.
- За исключением того, что ты принадлежала мне, и ты переживала трудные времена, - сказал он. - Я бы хотел быть рядом.
- А я бы предпочла уединиться, - ответила она.
Сорен взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Его способ сказать: "Ты выиграла этот раунд".
- Это был ты, верно? - Спросила Нора. - Мотоцикл, который я слышала?
- Да. - Он пристально посмотрел на нее, словно пытаясь увидеть ту женщину, которой она когда-то была, и примирить ее с женщиной, стоящей перед ним.
- Почему ты приехал ко мне? - спросила она.
- Я должен был, - просто ответил он. - Если был малейший шанс, любой шанс, что я смогу поговорить с тобой или увидеть, я должен был им воспользоваться.
- Откуда ты узнал, где я? - спросила она. - Я уехала одним днем, а следующей ночью ты нашел меня.
- Я знал, куда ты пойдешь, потому что ты сделала то, что я бы сделал на твоем месте, - ответил Сорен. - Если бы я был напуган и испытывал боль и был в бегах.
- Ты бы ушел в монастырь? - спросила она, улыбаясь этой мысли.
Сорен улыбнулся.
- Нет. К маме.
- Мне бы очень хотелось отправиться в дом твоей мамы, - сказала Нора и посмотрела на Кингсли, который весьма пристально наблюдал за ними. Первым ее инстинктом было уехать из страны и спрятаться в доме Гизелы в Дании. Она сразу же его отвергла.
- Она бы приняла тебя, - сказал Сорен. - Ты знаешь, как сильно она тебя любила. И не важно, что я священник. Она считала нас мужем и женой.
- Знаю. И знаю, что она бы хорошо позаботилась обо мне, - ответила Нора, и тысяча воспоминаний о матери Сорена всплыли в голове. Ее пышные оладьи, которые она пекла зимой. Слушать как она и Сорен играли на рояле. Долгие разговоры с ней, пока Сорен на улице играл с племянницами. Нора чувствовала, как Гизела хотела, чтобы Сорен оставил священничество, женился и завел детей, но никогда не говорила об этом ни слова. Его мать уважала их совместную жизнь, их выбор, даже все риски, которые они брали на себя. И Нора любила ее за то, что она не пыталась изменить их обоих.
- Возможно, ты была бы счастливее с моей матерью, чем со своей, - сказал Сорен, зная, насколько напряженными были ее отношения со своей матерью. Напряженными до того дня, когда мама Норы умерла два года назад.
- Возможно. Но я любила твою маму слишком сильно, чтобы заставлять ее выбирать между своим единственным сыном и мной. Это было бы нечестно по отношению к ней, - ответила Нора.
- Учитывая то, как я вел себя той ночью, можно с уверенностью сказать, что она встала бы на твою сторону, - ответил Сорен. Нора гадала, как бы изменилась ее жизнь, если бы она решила бежать к маме Сорена, а не к своей. Тот год в монастыре мамы изменил все, а если бы она поехала к Гизеле, она бы, скорее всего, вернулась к Сорену через неделю в качестве его сабмиссива. – Он встал на твою сторону против меня, - Сорен кивнул в сторону Кингсли.
- Ты не можешь меня осуждать, - сказал Кингсли без малейшего намека на раскаяние. - Ты облажался, а я хотел вырвать тебе сердце голыми руками. Как приятно говорить это вслух.
Нора усмехнулась, и, к удивлению, Сорен сделал то же самое.
- Я и тобой был не очень доволен, - сказал Сорен. - Ты уехал, не сказав ни слова. Никому не сказал, куда отправился, даже Каллиопе.
- В этом и был смысл, - ответил Кингсли, перекатываясь на спину. - Как я мог сказать кому-то, куда уезжаю, если сам не знал куда направляюсь? Я добрался до аэропорта и купил билет на ближайший международный рейс.
- И куда же ты полетел? - спросила Нора.
- Греция, - ответил Кингсли. - Затем Япония. Месяц провел к Гонконге, месяц в Новой Зеландии. Новая Зеландия подарила мне островную лихорадку. Затем Филиппины, и после них французские Карибские острова.
- А я тем временем была в монастыре на севере Нью-Йорка. Следующий раз, когда решу покинуть город, я поеду в твое туристическое агентство, Кинг, - ответила она.
- Больше никаких побегов, - сказал Сорен. Нора переползла кровать и поцеловала его.
- Больше никогда, обещаю, - ответила она, с уверенностью в каждом слове. Они снова поцеловались, и Сорен положил ладонь на ее шею, прижимаясь к ее ошейнику, чтобы она ощутила его на горле. Она не хотела говорить о том годе, но теперь, когда они открыли ящик Пандоры, ей стало легче, словно последняя и окончательная стена между ними тремя наконец рухнула. Им стоило выговориться много лет назад. Они с Кингсли никогда не говорили о той прерванной беременности, но Сорен был прав, как и всегда. Неведение не было блаженным. Неведение было трусостью.
- Прекрати целовать его, - вмешался Кингсли. - Переходи уже к той чертовой монашке.
Нора повернула голову и сердито посмотрела на Кингсли.
- Я расскажу тебе о моей первой ночи с Джульеттой, если ты расскажешь мне о своей монахине. История хороша, - продолжил Кингсли. - Договорились?
- Честная сделка, - ответила Нора, и протянула ему руку. Кингсли пожал ее. - Но моя монахиня не появлялась около восьми месяцев. Дай-ка подумать, приехала я в июне. Была почти весна, когда я первый раз увидела ее.
- Тогда же я познакомился с Джульеттой. В феврале на пляже Гаити. Не помню дня недели, но помню был День Святого Валентина. Кто-то сказал мне об этом. - Он усмехнулся чему-то, но не сказал, чему именно.
- Начинай ты, - сказала Нора, перелезая через Сорена и вставая с кровати. - А я открою бутылку вина.
- Мы храним его для приема гостей, - напомнил ей Кингсли.
- Если эта гроза не прекратится, мы все утонем к утру и все вино испортится.
- Хорошая точка зрения, Элли, - ответил Кингсли. - Я выпью из большого бокала. У меня будут проблемы с Джулс, когда она узнает, что я прячусь от нее. И, скорее всего, будут проблемы из-за алкоголя.
- С чего бы ей злиться на тебя за то, что ты пьешь? - спросила Нора.
Кингсли широко улыбнулся.
- Потому что ей нельзя пить следующие семь месяцев, опять.
Нора чуть не выронила бутылку вина.
- Джульетта беременна? - спросила Нора.
Кингсли прижал палец к губам.
- Теперь об этом знаете только вы двое.
Нора подбежала к Кингсли и обняла его.
- Ах ты шлюшка, - сказала она, целуя его в обе щеки.
- Она хотела двоих, - ответил Кингсли. - И le prêtre не кажется удивленным.
- Я пытаюсь изобразить удивление, - ответил Сорен с хитрой улыбкой.
- Ты знал? - спросила Нора.
- Мы с Джульеттой недавно работали над кое-чем. У нее закружилась голова, и она чуть не упала в обморок. Она рассказала, почему чувствует себя не очень хорошо, в обмен не вызывать скорую.
- И ты мне ничего не сказал? - спросила Нора, схватив его за ворот рубашки и щелкая его по носу. - Ты придурок.
- Я священник. Хранить секреты - моя работа, - напомнил он ей, убирая ее руки со своей рубашки и целуя их. Он перевел взгляд с нее на Кингсли. - Я очень рад за тебя. И рад, что ты, наконец, сказал что-то, чтобы я мог сказать тебе об этом.
- Ты счастлив? - спросила Нора Кингсли, уже зная его ответ.
- Папа католик? - спросил Кингсли.
- Папа Франциск иезуит, - ответил Сорен.
- И католик, - добавил Кингсли.
- В том, чтобы быть иезуитом есть свои преимущества, - сказал Сорен.
Нора вздохнула.
- Типично. Как типично.
Сорен выбрался из постели и встал перед Кингсли. Он обнял Кингсли сзади за шею, наклонился и поцеловал его. Нора отвернулась за вином, оставляя их наедине. Она разлила «Сира» в три шикарных бокала. Один она вручила Кингсли, второй Сорену, а третий оставила себе.
- Когда собираешься сказать Нико, что он снова станет братом? - спросила Нора, снова ложась на кровать и стараясь не пролить вино на простыни. Они уже испытывали свою удачу в игре с огнем и очень влажным сексом. Если ей удастся вернуть депозит за комнату, это будет чудом.
- Скоро, - ответил Кингсли. - А теперь, когда вы знаете, я позвоню ему завтра. Думаешь, он будет счастлив?
- В восторге и умиротворении, - ответила Нора. - Чем больше у тебя детей, тем меньше он хочет иметь своих. Он уже сделал Селесту законной наследницей своей винокурни. Но только не говори ей об этом. Ей всего три года, но я вижу, как она пытается совершить переворот.
- Я рад, что в ближайшее время мне не придется беспокоиться о том, чтобы стать дедушкой, - сказал Кингсли и подмигнул ей. Он положил подушку под спину, вытянул ноги и скрестил их в лодыжках. У него были ноги профессионального футболиста, которые килт обнажал с удивительной эффектностью. Неудивительно, что Джульетта с ее фетишем и гормонами, связанными с беременностью, не слазила с него последние два дня.