Она улыбнулась мне, пряди волос прилипли к скользкой от пота коже шеи.
— Ну? Как я это сделала?

Мне отчасти хотелось подбодрить её. Похвалить её за изобретательность. Но это был шаг вниз по опасному пути, по которому я не мог пойти — тот, который был мучительно близок и сложно игнорируемый.

— Я чуть не причинил боль одному из моих людей из-за тебя, — правда моих слов обжигала язык.

Она уже была у меня под кожей. Мне нужна была отрешённость. Одиночество. Сдержанность. Чернильное напоминание на моём запястье горело, и интрига исчезла с реальностью её укороченной жизни.

Лина склонила голову набок.

— Что?

Я обошел её, каждый шаг был предупреждением, к которому я отчаянно нуждался, чтобы она прислушалась. Я так волновался за неё. Калем всё-таки не смог сдержать себя, и этот взгляд в его глазах... Эта чистая решимость...

Я отодвинул беспокойство на задний план. Забота об её безопасности была опасной идеей.

— Если бы всё было так, ты бы уже была мертва.

Она вздрогнула, но стиснула зубы.

— С чего ты взял?

— Убийцы — не воины. Мы не боремся честно. Мы не сражаемся и не делаем предупреждений. Мы наносим удар, когда знаем, что победим. В тишине, когда ты меньше всего ждёшь нас. Ты пережила Коста, потому что Айки был скрыт. Ты пережила Калема, потому что он дал тебе возможность призвать своих тварей. Но позволь мне сказать тебе кое-что, Лина...

Я встал прямо перед ней.

Она замерла, не отступая, но явно настороженная.

— Как бы ты ни старалась, сколько бы битв ни выиграла, ты никогда не переживёшь меня.

И это была чистая правда.