На его вопросы Сидоренко отвечала легко - видно, не в первый раз, и успела заучить текстовку. Она бойко расписала безответственный характер Олеси Нестеровой, которую на кафедру взяли по блату - "Хорошо, когда папа - профессор, всегда словечко замолвит за свою кровиночку!", о легкомысленном отношении Олеси к работе - "Балбеска ведь, но как ее выгонишь, когда она сами знаете, чья дочь!", о том, какой ужас они пережили, узнав, что Нестерова принесла со своего свидания в Парке скульптуры коронавирус...

- Так подставить весь коллектив! - негодовала Маргарита, хлопая умело подкрученными и увеличенными ресницами. - Преступная безответственность! Да-да, именно так, я называю вещи своими именами. Лучше бы она покаялась, срок меньше дадут!

- А давно ли вы знаете Римму Чибисову? - спросил Гершвин.

- Кого? - переспросила Марго, недовольная тем, что ее перебили.

- Даму из Москвы, которая на днях приходила в ваш колледж, - ответил Гершвин. - Как раз тогда, когда заболел ваш инженер...

- А почему я должна ее знать? - быстро ответила Маргарита. - Она приезжала к ректору, а не ко мне. Его и спрашивайте. Только он сейчас дома, колледж опять на две недели закрыли.

- Ну как же? - пристально посмотрел на нее Гершвин. - Вы же ее сопровождали к ректору и, говорят, по дороге о чем-то беседовали.

- Да, мне велели встретить гостью из Москвы, - натянуто улыбнулась Рита. - По дороге она задала мне пару вопросов, и я на них ответила... А что?

- И вас не смутило даже то, что она, как и экс-супруг Нестеровой, прибыла из столицы? - последнее слово Наум выделил интонацией, - и не отбыла две недели на изоляции, как положено? А ведь после попадоса с Олесей вы должны были от москвичей аки от чертей шарахаться, - адвокат тоскливо посмотрел на руины пирожного на своей тарелке. "Ну и порция, как для слона. Но что поделать: уплочено, надо доесть!"

Слушая, как Маргарита пытается отвертеться от неудобного вопроса и перевести стрелки на ректора ("Он пригласил, с него и спрашивайте!"), Наум поглядывал на нее с интересом. Костюм шведский, но недорогой, скорее всего, куплен в аутлете, ткань обильно разбавлена полиэстром. Прическа и маникюр - с претензией на элитарность, но скорее всего сделаны не в лучшем городском салоне. А вот выброшенные босоножки и сумочка, которую дама нервно тискает на коленях, стоят на порядок дороже, чем все остальное, вместе взятое. Наум рассмотрел бренд Карла Лагерфельда на бежевом клатче Маргариты. "Однако! Откуда у скромной преподавательницы колледжа взялись деньги на дорогую обувь и сумочку, если все остальное она покупает на сейлах, прошлогоднее, а то и двухгодичное, чтобы подешевле? И чует моя чуйка, что это не имитация, и сумка настоящая. И стоит товар от Лагерфельда о-очень немало! Похоже, недавно она получила солидное денежное вливание и решила побаловать себя, любимую... Но Бог шельму метит, - ухмыльнулся Наум, отправляя в рот еще одну ложку десерта, - она даже разносить обновку не успела, как на нее налетела эта маман с грацией носорога, самокатом и шилопопым ребенком!.."

***

Принесли шашлык, пиццу и пиво и, пока Наум с аппетитом уплетал их, Вероника рассказала о посещении больницы и встречах с доктором Красовым на Двойнике и со следователем Ильиным в ресторане.

- Вертится, как блоха на кобеле, - Наум так стиснул шампур, словно собирался побить им следователя, - уже и ко мне подкатывался: дело, мол, ясное, пусть Олеся лучше сразу чистуху напишет, меньше присудят! "Всего-навсего" три-четыре года дадут вместо семи. Хочет поскорее дело спихнуть и квартальную премию за повышение раскрываемости цапнуть. Я его, конечно, послал, - Гершвин неспешно нарезал пиццу. - Пусть выслуживается, но не за счет моих клиентов.

- Ты сказал, что и Маргарита говорила нечто подобное? - уточнила Вероника.

- Да. Странное совпадение: они с Ильиным практически в унисон запели. В сочетании с новой сумочкой и босоножками мадам Сидоренко это выглядит оч-чень любопытно!

Рассказ о больнице заставил адвоката нахмуриться.

- Надеюсь, что Баринов и этот паренек из колледжа оклемаются, - сказал он, - а то на суде Олесю на одних эмоциях засудят по максималке. Этот трюк часто срабатывает: когда у обвинения маловато фактуры, в ход идет эмоциональная составляющая.

Когда Ника пересказала свой разговор с доктором Красовым, Гершвин пригладил усики:

- Не знаю, согласится ли он выступить с этим в суде, но попытаю удачи. С твоих слов получается, что он - человек порядочный. Но может, он побоится рисковать работой, открыто пойти против начальства... Однако я все-таки попробую его убедить.

А слова Ники о звонках с телефона Константина Нестерова заставили Наума подпрыгнуть от изумления и уронить с шампура последний кусок мяса, тут же подхваченный шныряющей между столами толстой пестрой кошкой.

- Ну, додумались! - воскликнул адвокат. - Тоже мне, пугальщики. Франкенштейны! Ну, доберусь я до них, - сжал мощный кулак адвокат, - будут у них морды, как у Франкенштейна! И еще, я кое-что узнал об этой дамочке, похожей на Мэрил Стрип. Тоже, кажется, неспроста она заявилась в Выборг.

- А я кое-что выяснила насчет ее юриста. Кто первый расскажет?

- Даму пропускаю вперед, - Гершвин с аппетитом отхватил половину от свернутого куска пиццы.

Ника поведала о своем ночном приключении и о том, как узнала обоих участников ночной встречи на мосту.

- Вот так-так, - пробормотал Наум, хрустя корочкой пиццы, - значит, у этого утырка Ильина какие-то тайные делишки с клевретом Риммы, а может, и с ней самой. Не царское это дело, с челядью переговоры вести, вот она выслала, например, своего прислужку. Это подтверждает мою версию, что она может иметь отношение к тому, что случилось с Нестеровыми. У нее есть причины желать гибели Константину и ненавидеть его жену и дочь...

- А мне не нравятся звонки с пропавшего телефона, - отозвалась Вероника. - Нас тут наперебой убеждают, что дело проще пареной репы, но, стоило нам им заняться, как мне тут же позвонили с угрозами.

- Или Ильин, как я уже говорил, хочет повысить раскрываемость во втором квартале, - сказал Наум, - или у него тут какой-то трефовый интерес, вот он и косит под дурачка.

- Ну а ты что выяснил? - нетерпеливо спросила Вероника. - О том, что Маргарита недавно получила большую сумму денег, ты уже сказал, а вот что насчет Чибисовой?

Наум не спешил с ответом. Он отпил пива, посмаковал его, довольно крякнул и откинулся на спинку стула, любуясь серебристым водным зеркалом за парапетом. Залив смотрелся очень непривычно без круизных лайнеров и снующих туда-сюда лодок с туристами.

- Так вот, - не спеша начал адвокат, - было у Риммы Чибисовой двое детей. Дочь - мамино сокровище, одно удовольствие, мечта любых родителей: окончила МГИМО с отличием, умница-красавица, недавно вышла замуж и сейчас - испанская донья, живущая в собственном палаццо...

- Палаццо - это в Италии, а не в Испании, - поправила Вероника, тоскливо проводив взглядом последний кусок пиццы, исчезающий во рту Наума. В отличие от Гершвина, она решила воздержаться от второго ужина, хотя и не отказалась бы от шашлыка или "Пепперони". Конечно, вкусно и соблазнительно. Но если есть все, что аппетитно выглядит и само в рот просится, через месяц ни в одни брюки не влезешь... А уж хуже "ночного дожора" для фигуры нет ничего...

- В общем, с дочерью у Риммы проблем нет, - продолжал Наум, - а вот младший сын... - адвокат нахмурился и залпом выпил полбокала пива. - Мммммм... Ты слышала о клубе "Титаник" в Москве?

- Это который подпольно работал в карантикулы? Клуб для "золотой молодежи"?

- А знаешь, на чем они погорели?

- Только по каналам сплетен.

- Тогда держись крепче за стул. Сейчас тебе откроется истина.

- И сделает меня свободной?

- Куда еще свободнее?.. Итак...

***

"Титаник" был закрытым клубом для узкого круга избранных - элитарной молодежи. Пройти туда с улицы было просто нереально. Члены клуба гордились своей принадлежностью к избранным, счастливчикам, привилегированной касте.

Когда все культурно-досуговые учреждения начали закрываться на весенний карантин, а мероприятия - отменяться или переноситься на неопределенный срок, "Титаник" продолжал работать. Его хозяева чувствовали себя спокойно: проверяющие не могли просто так проникнуть в учреждение и посмотреть, соблюдается ли там распоряжение властей. На допуск в "Титаник" требовалось особое разрешение; туда ходили отпрыски таких людей, что в интересах их безопасности клуб охраняли, как зеницу ока и туда даже муха не могла пролететь. Не беспокоились и члены клуба, уверенные в том, что опасность их минует и запреты - не для них - "Это только лохи и лузеры болеют, вот пусть они и сидят дома, гречку на унитазе жрут!". Еще сказывалась юношеская беспечность: "Это 65+ могут заболеть - вот пусть они и боятся, а нам все нипочем! Молодые не болеют!"

Егор Чибисов был одним из членов клуба.

Неизвестно, где он умудрился заразиться. Теперь уже на этот вопрос ответа не будет никогда. Егор до последнего отказывался говорить на эту тему. А потом уже просто не мог ничего сказать...

Парень не отличался сознательностью и дисциплиной. Он считал, что введенные ограничения его не касаются, в компании часто залихватски посылал их по известному адресу и продолжал прежний образ жизни: безумные гонки на дорогих машинах по городским улицам и проспектам, головокружительные тусовки, драки, наглые приставания к девушкам - все это было для него, как снег зимой. "Ну и че? - лениво цедил он из окна машины, когда его останавливали патрульные. - Тебе капец, мент, моя маманя тебя уроет по самое естество!". "А не фиг было нарываться! - ухмылялся он, вытащенный из очередной драки, - у меня правило: всем борзым - в табло! Ему че надо? Компенсацию за рожу битую? У мамки бабла до..., она откупится!". Увидев понравившуюся девушку, Егор был уверен, что она непременно побежит за ним по первому зову и будет рада, что привлекла внимание такого парня, как он. "Че, прокатимся? - подступал он к девушке. - Потанцуем? Посидим, выпьем? Давай, камон, не парься!". Получив отказ, он реагировал бурно: "Че морозишься? Цену себе набиваешь? Не гони, пошли, пока по-хорошему прошу!". Он мог попытаться силой увлечь девушку за собой или, если она умела отбиться или находила защитника, громогласно обкладывал ее отборным матом и с гоготом удалялся, бросив: "Подумаешь, телок много, я себе получше найду!". Служанки в доме Чибисовой часто менялись из-за хозяйского сына. С ними Егор обращался еще хуже, чем с обычными девушками. Он пользовался тем, что служанка не имеет права оттолкнуть или послать "барчука". Одна из девушек на прощание закатила наглому "панычу" пощечину, и была вынуждена уехать из Москвы. Другие убегали в слезах, замученные наглыми домогательствами Егора или были с позором изгнаны Риммой, когда она заставала сына с поличным, а он, подтягивая брюки, спешно бубнил: "Да я че? Она сама навялилась, ну, я и это, не устоял!". Кого-то Егор всеми хитростями "уходил" с работы, мстя за категорический отказ. Он в совершенстве овладел способами выжить с работы не угодившую служанку: подстраивал так, что девушку обвиняли в краже; изводил ее грубостями и придирками, докладывал матери о каждой оплошности опальной горничной, преувеличивая детали с сгущая краски...