- Оценку действиям вашего руководителя даст соответствующая комиссия, - присоединилась к Науму Вероника, - и ему будет не до сведения счетов с вами. Вы же дружили с Константином. И если бы понадобилось, я думаю, он не отказался бы помочь вам или вашей семье, верно? Но все сложилось так, что в беде оказались его жена и дочь...
- И я не отказываюсь, - кивнул Красов. - Да, я дам показания. А то Костя и правда меня не понял бы: как же это я его Лесю с малышкой без помощи бросил, перед главным слабинку дал...
***
- Вот тебе и возрастные ограничение 65+, - сказал Наум, когда они шли в отделение, где дежурила Иванцова. - Все говорят: старшее поколение дома держать, никуда не пускать, льготы в транспорте поотменять, паспорт порвать и к батарее приковать, чтобы не шлялись да не заражались - типа, окружить вниманьем, окружить любовью бабушку Прасковью, как, помнишь, у Барто. А у меня отец в 75 лет здоровее этого Белова. Он в марте в легкой форме переболел и снова, как огурчик, а мать даже не чихнула. А молодой парень, которому можно всюду и ходить, и ездить, лежит киселем под аппаратами.
- Я думаю, что твои родители в юности в подворотнях не квасили и носом по дисплею не возили, - Ника вспомнила нередкое зрелище в транспорте: согбенные фигуры в капюшонах над светящимися экранами, шмыгающие носами и сгибающиеся еще сильнее при виде пожилого человека, женщины с малышом или инвалида.
Она попыталась почесать шею, но пальцы наткнулись на жесткую ткань защитного костюма, которые им выдали на входе.
- Врачам можно посочувствовать, - сказала она, - я за полчаса уже умаялась в этой броне, а они сейчас так ходят всю смену...
- Брр! - поежился Гершвин.
Доктор Иванцова удивилась, снова увидев Веронику:
- Что-то вы к нам зачастили. Все по тому же вопросу?
- Да, на этот раз со мной адвокат, который представляет интересы Олеси Нестеровой, - Ника представила Наума и Иванцову друг другу. - Вы ведь знаете, что вдова вашего коллеги, Константина Нестерова, Олеся, находится под следствием по обвинению, предусмотренному статьей 236, часть 2? Якобы, она проявила преступную халатность и тем самым поставила под угрозу здоровье и жизнь коллег и их близких?
- П-ф-ф! - "О, эти формулировки неистовой Марго!". - Часть три, Ника, - поправил Гершвин. - Мы бы хотели узнать, когда можно будет пообщаться с вашим пациентом Бариновым.
- Допустить вас к нему я сейчас не могу, - ответила Иванцова, - а провести разговор по скайпу не получится: нам отрубили интернет за неуплату. Не успели вовремя перевести деньги, и нас отключили от сети.
- Я с этими крохоборами разберусь, - запыхтел Наум, - в такое-то время оставлять больницу без связи! Да по законам военного времени за подобное их бы живо к стенке, без суда и следствия...
- Наум, не начинай хоть ты охоту на ведьм, - попросила Вероника, и адвокат сбавил тон:
- В общем, разберусь с ними. В медучреждении во время режима ЧС связь отрубить... Слов нет, кроме тех, которые я при дамах не использую!
***
Услышав о повторном визите петербургской журналистки, на этот раз - в обществе адвоката, главврач не сдержал недовольства:
- Извините за прямоту, но вам что - делать больше нечего? Мы тут как на передовой, а вы воду в ступе толчете и отрываете моих сотрудников от работы! Мочалку жуете...
- Мы к вам тоже по делу ходим, а не от скуки, - отбрила Вероника, - если бы в прошлый раз вы рассказали мне обо всем, мне не пришлось бы приходить снова.
- А что вас не устроило в прошлый раз? - скрестил руки на груди главврач.
- То, что вы утаили от меня одну деталь, - ответила Орлова. - У Нестерова не было ковида, а поступил он к вам с анафилактическим шоком.
- Бред, - буркнул главврач.
- Я этот клубок размотаю, - пообещал Наум, - потому, что чует моя чуйка, неспроста вы так стараетесь замять натихую эту историю и стараетесь посадить мою клиентку. Но меня это не устраивает, и, если понадобится, я на суде все грязное белье из бачка вытряхну и выверну д...м наружу!
- А что же мне было? - видя, что Гершвин не шутит, главврач тоже начал закипать, - Затеять разбирательство, поднять шум, вынести весь сор из избы и посадить в тюрьму медсестру, которая в запарке перепутала бутылки для капельницы? У нас и так людей не хватает, на износ работаем, дома почти не бываем, и что - расстрелять сотрудника у стенки за ошибку?!
- Ошибка, которая одному человеку стоит жизни, а другому - свободы, да еще маленький ребенок может оказаться в детдоме? - уперся кулаками в стол Наум. - Вас устраивает такая цена спасения задницы вашей медсестры?!
- А что она, не человек? - защищался главврач. - У нее трое детей, мужа нет. Давайте ее посадим, ее дети в детдоме окажутся - вам легче будет?
- Закон для всех един, неподсудных нет, - парировала Ника. - И о чем вы говорите? Какая уж такая запарка? Это в больших городах высокая статистика заболеваемости, а Выборг на их фоне более стабилен. А вы тут сыплете цитатами с первых полос центральных газет, как на митинге!
- Послушаете, - устало сказал главврач, - ну вытряхнете вы белье, вытащите все на свет, посадят Антонину - и кому от этого легче будет? Нестерова-то уже не вернешь.
- Антонину?! - навострила уши Ника.
- Антонину? - как эхо повторил Наум.
- Да, Антонина Иванова, она ему капельницы ставила, - буркнул главврач, - она уже не в первый раз препараты путает, да по закону уволить нельзя: одинокая многодетная мать, такую чуть тронь, получишь шишек охапки... Нечего на всю больницу клеймо ставить. Вам лишь бы крайнего найти...
- Крайней сейчас пытаются сделать Олесю Нестерову, - ответила Вероника, - а мы пытаемся спасти ее от несправедливого приговора, а ее дочь - от детдома и клейма "дочь преступницы". Де-юре дети за родителей у нас не отвечают, а де-факто с анкетой, где указано, что один из родителей отбывал наказание, ничего хорошего не ждет ни в школе, ни на работе.
- А при чем тут я? - развел руками главврач. - Я, что ли, эту женщину посадил?!
- Вы вообще ни при чем, - угрожающе прошипел Гершвин, - такое ощущение, что вы и на своем месте ни при чем. А еще туда же, примазываетесь к врачам-героям, которые иногда ценой своей жизни людей спасают или от усталости с ног падают после 12 часов на дежурстве в "скафандре"...
Ника наступила ему на ногу и спешно закруглила разговор.
В коридоре Гершвин буркнул:
- Фу, хочется душ принять и продезинфицироваться! Ну, я ему устрою проверку, этот ж...дыр у меня забегает, как таракан от веника! Вот слизень, сдал нам эту многодетную медсестру, лишь бы самому чистеньким выскочить! Тьфу!
- Наум, - перебила его Ника, - ее имя тебе ни о чем не напоминает? Антонина Иванова!
- Антон Иванович в ресторане? - сообразил Гершвин.
- И Антонио или Антоний, который нанимал Ратникова. И телефон из квартиры Нестерова медсестра могла прихватить...
- Но зачем ей это? - потер лоб Гершвин.
- Разберемся, - Ника открыла на телефоне адресную книгу Выборга и стала искать адрес медсестры.
***
Выходя из прокуратуры, Виктор Морской едва удержался от искушения шарахнуть дверью так, чтобы этот увалень Ильин подпрыгнул вместе с креслом под самый потолок.
Пропавший телефон Константина никто не ищет - "Вот сейчас, людей снимут с настоящих заданий и отправят искать потерянный телефон!".
Дело собираются передавать в суд через месяц-два, чтобы устроить показательную порку нарушительнице норм безопасности и научить людей следовать правилам и не думать, что ограничения их не касаются. Олесю уже назначили "девочкой для битья".
В беседе Ильин не раз повторил, что у него и так несколько дел в работе - а тут все просто и ясно, и почему он должен искать какой-то скрытый подтекст там, где его нет. Аркадия Нарвского он не знает. О происшествии с госпожой Орловой слышал, по сводкам прошло, но это просто хулиганская выходка наглого байкера, который уже задержан.
Увертливый пофигист Ильин был неприятен Морскому. И Вероника с утра ведет себя как-то необычно - и десяти слов с ним не сказала, уходя с Наумом в больницу и один раз так сверкнула глазами! А спрашивать, в чем дело, при Гершвине Виктор постеснялся.
Да еще эта удивительная встреча с Глашей Фединой; как же тесен мир! Она - секретарь московской бизнес-леди. Он - владелец холдинга и мэр Краснопехотского. И они встретились в Выборге у трамвая-кофейни. Время пошло на пользу Глаше: из "новой русской девочки", похожей на Мою Длину из подростковых детективов Антона Иванова и Анны Устиновой она превратилась в элегантную молодую женщину.
Вспоминая Глафиру в те давние годы, Морской невольно вспомнил и Дину. И вздохнул: сейчас сестре было бы 32 года; совсем еще молодая, вся жизнь впереди. Но Дины нет. Уже 15 лет... Все, кто в этом виновен, уже поплатились. Прошлой весной запоздалая кара настигла и бывшего "лавер-боя", втянувшего юную Дину в этот мерзкий бизнес...
Зазвонил телефон. Морской достал его, провел пальцем по экрану:
- Морской слушает.
- Добрый день, Виктор, - раздался в трубке голос властной Глафириной начальницы. - Думаю, что смогу вас удивить своим известием.
- Начало уже интригующее, Римма, - откликнулся Морской.
- Через полчаса я буду в Круглой башне.
***
- Антонина Иванова? Улица Новокарьерная? Где же такая?
- Судя по названию, где-то на задворках, - поджала губы Римма.
- У самого "Монрепо", - открыл гугл-карту Морской. - Надо сказать, Римма, что ваши люди работают лучше работников официальных структур.
- Как сказал бы один мой знакомый, - усмехнулась Чибисова, отставив стакан с ледяным соком, - следователь, ведущий это дело, собственный зад в туалете не найдет, не то, что телефон, украденный у потерпевшего.
- Похоже, это наш общий знакомый, - фыркнул Виктор, вспомнив, что это один из любимых перлов Гершвина.
- Я не держу на работе тех, кто плохо знает свое дело, - жестко сказала Римма, - даже по блату балласт терпеть не буду. Лучше человек со стороны, но полезный работник, чем никчемность со связями!