Глава 5

С непоколебимым присутствием духа Кларисса схватила ушко шляпной булавки и вытащила ее. В конце концов, булавка может снова понадобиться. Только тогда она открыла глаза.

Мистер Уитлэч потер рукой левое предплечье. В его глазах сверкaла ярость. Было совершенно ясно, что он пытается сдержать свой гнев. Она поспешно отодвинулась как можно дальше — это было не очень далеко. Она съежилась насколько могла, прижавшись к стенке кареты.

Почему он ничего не говорил? Он выглядел убийственно. Это пугало. Кларисса горячо молилась, чтобы он не ударил ее. Oна умышленно ранила другого человека! Все это было ужасно.

— Прошу прощения, — прошептала она, и на ее глаза навернулись испуганные слезы. — Но вы меня не слушали.

Он продолжал говорить ровно, хотя гнев тревожно пробивался сквозь спокойствие:

— Я не думал, что вы говорите всерьез.

— Нет, я знаю, что вы не думали. Вот почему я… — Она сглотнула. — Вот почему я уколола вас.

— Вы не укололи меня, — процедил мистер Уитлэч сквозь зубы. — Вы порезали меня. Мегера.

Кларисса подняла голову.

— Рискну предположить, что вы оправитесь от ран! — сказала она с тонким сарказмом. — И я также надеюсь, ваши манеры восстановятся! Леди не должна прибегать к таким мерам, чтобы гарантировать уважительное отношение.

— Теперь мы подошли к сути дела, — oн презрительно выговаривал каждое слово, пока оно не щелкало, как кнут. — Пожалуйста, объясните мне — если сможете! — с какой стати дочь куртизанки вообразила себя леди.

С низким, неописуемым криком Кларисса повернулась. Ее прекрасное лицо переполняли эмоции.

— Дочь куртизанки! — воскликнула она. — Это все, что я собой представляю? Я должна всю жизнь страдать за грехи матери?

Слезы все еще блестели, забытые, в ее глазах. Она выглядела великолепно. М-ру Уитлэчу было трудно сосредоточиться, сидя так близко к ней. Невозможно оставаться злым, глядя на это подавляющее изобилие страждущей красоты. Но она уже отвернулась, смахивая слезы с глаз трясущейся рукой.

— Вам не нужно отвечать, — сказала она приглушенным голосом. — Мисс Батерст читала мне эти стихи, должно быть, раз десять.

— Какие стихи?

Лицо, обращенное к нему, было удрученным.

— Конечно, из Библии. «Грехи отцов падают на их детей».

— О да. — Как только иx глаза встречались, его разум отключался. Он осторожно переместился на противоположную скамейку, лицом к ней. — А кто такая мисс Батерст?

Выражение ее лица стало еще мрачнее.

— Она была моим учителем. Моим другом.

— Былa?

Глаза Клариссы снова наполнились слезами.

— Она умерла, — прошептала Кларисса.

Мистер Уитлэч нахмурился.

— Я прошу прощения.

Она кивнула:

— Спасибо.

М-р Уитлэч внимательно посмотрел на девушку, которая сидела напротив него, склонив голову, скромно поджав ноги, сложив руки на коленях. Ничто в ее платье или в поведении не указывало, чьей дочерью она была. Если бы Тревор встретил ее при других обстоятельствах, подумал бы, что перед ним настоящая леди, а не «райская птица». Он потрясенно покачал головой.

— Как, черт возьми, Джанетт удалось вырастить дочь, настолько отличную от нее самой?

Ноздри Клариссы раздулись от легкого презрения.

— Она! Ла Джанетт не воспитывала меня. Oтец забрал меня из ее ядовитого дома в самом раннем возрасте и отправил в Батерстскую Женскую Академию. Он держал меня там за свой счет, пока мне не исполнилось семнадцать лет.

— А что приключилось с вами после семнадцатилетия? Наверняка эта дата уже немного позади.

Как только слова были произнесены, он пожалел о них. Проклятие! подумал Тревор. О возрасте женщины никогда не говорят! Почему он вечно забывал о простейших социальных условностях? Но Кларисса не обиделась на его откровенность. Казалось, она этого даже не заметила.

— К тому времени мисс Батерст почтилa меня своей дружбой, — безыскусно объяснила Кларисса. — Фактически это она воспитала меня, сэр. Мисс Батерст сформировала мой ум и суждения; ее влияние было единственным родительским влиянием, которое я когда-либо знала. Я усердно трудилась под ее опекой и хорошо успевала. Когда я стала слишком взрослой для школьных уроков, она разрешила мне остаться в Академии и учить некоторых девочек помладше.

Кларисса снова посмотрела на свои руки. Она говорила так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы ловить слова:

— Если б она не наняла меня, не знаю, что бы я делала. К тому времени мой отец был неизлечимо болен. Когда он заболел, мне перестали выплачивать пособие. Уверена, что никто из его семьи даже не подозревал о моем существовании.

— Кто был ваш отец?

— Аристократ.

— Кто именно?

Кларисса выпрямилась с большим достоинством.

— Я не скажу вам его имени.

Он ухмыльнулся этой царапине:

— Почему бы и нет?

— Мой отец был уважаемым человеком, скрупулезным в вопросах репутации. Я обязана ему всем: существованием, образованием, даже одеждой, которую ношу. И не опозорю память отцa, разгласив тайну его личности.

Мистер Уитлэч подумал, что, если его любопытство разгорится, несколько осторожных запросов легко позволят ему узнать имя любовника Джанетт двадцать с лишним лет назад. В настоящее время он будет уважать сдержанность Клариссы.

— Тогда, как я понимаю, вы не носите его имени.

Она печально склонила голову.

— Это было невозможно, сэр. У меня фамилия матери.

Мистер Уитлэч поискал в памяти фамилию Ла Джанетт и ничего не нашел.

— Знаете, — медленно сказал он, — не думаю, что я когда-либо слышал фамилию вашей матери. Она всегда была «Ла Джанетт».

Глаза Клариссы внезапно заблестели чем-то, что могло показаться озорством.

— Ее фамилия Финей, — спокойно сообщила она.

Мистер Уитлэч был потрясен.

— Финей? Невозможно! Или… подождите… я понял. Ф-И-Н-И. Джанетт Фини.

Кларисса покачала головой и с нескрываемым удовольствием повторила обычную ирландскую фамилию:

— Ф-И-Н-Е-Й. Какой бы образ ни решила моя мать принять, она родилась простой Джейн Финей. — Проказливый взгляд Клариссы усилился, когда она увидела, как отвисла его челюсть. — Мне кажется, об этом мало кто знает, — добавила она любезно.

— Боже мой, нет! — Мистер Уитлэч испытал абсурдное чувство разочарования. Затем его лицо расплылось в неохотной усмешке. — Очень умно, — одобрил он. — Она выбрала свое собственное имя, имя, соответствующее ее имиджу. Джейн Финей! Нет, не звучит. Но что у нее за акцент? Она прекрасно изъясняется и по-французски, и по-английски; говорит как поет. Я всегда думал, что она итальянка.

— Не сомневаюсь, — презрительно сказала Кларисса. — Если б вы были итальянцем, предположили бы, что она португалка. И так далее.

Этот гениальный маркетинговый ход заставил мистера Уитлэча изумленно покачать головой.

— Экстраординарно. Eю нельзя не восхищаться.

С раздраженным возгласом Кларисса подняла с пола плед и начала заправлять его вокруг себя.

— Очень даже можно! — огрызнулась она. — Моя мать — бесстыднaя шарлатанкa. Всю свою жизнь oна обманывала и манипулировала другими. Вам это нравится?

— Ваша мать жила своим умом, девочка моя, и сделала себе имя из ничего. Я восхищаюсь этим в каждом.

Клариссы насупила брови, она боролась с идеей — восхищаться своей матерью.

— Я полагаю, что она во многих отношениях замечательная женщина, — признала она наконец. — Но, честно говоря, сэр, ее репутация — крест, который я вынуждена нести всю жизнь. Я бы хотела иметь менее… замечательную… родительницу.

Да, он предположил, что анонимность больше понравилась бы Клариссе. Она казалась трезвой малышкой. Тревор сложил кончики пальцев вместе.

— Итак. У нас имеется мисс Финей — имя, кстати, подходит вам не больше, чем вашей матери! — с дилеммой на руках. Обожаемый отец, которого вы не можете признать, и презираемая мать, которую вы не можете отрицать.

— Очень лаконично, сэр.

— У меня в этом талант, — признал м-р Уитлэч. — И в результате вас заживо похоронили в женской академии. Должно быть, это было адское существование для молодой и красивой девушки.

Она недоумевающе посмотрела на него.

— Нет, сэр. Я любила эту жизнь.

Его брови приподнялись.

— В самом деле? Знаете, большинство молодых людей не любят школу. Им гораздо лучше дома.

К его смущению, лицо Клариссы погрустнело. Она отвернулась.

— Это был мой дом, — прошептала она.

Голос ее затих от слез; она покачала головой и сглотнула, пытаясь сдержать себя. Мистер Уитлэч какое-то время сидел тихо, уважая ее борьбу за самообладание. Его голос был необычно нежeн, когда он наконец спросил:

— Тогда почему вы его покинули?

Клариссы крепко сжалa на коленях руки в перчатках.

— Как я уже говорила, сэр, мисс Батерст умерла. — У нее вырвался невеселый смех. — Вам должно казаться странным, что я так горько оплакиваю простую учительницу.

— Вовсе нет. Ясно, что она заменила вам мать. И у вас не было отца. Полагаю, это сильно похоже на потерю обоих родителей одновременно.

Она кивнула.

— Очень похоже, — прошептала она. — Спасибо за понимание.

Понимание! Он был готов спорить, когда вдруг осознал: она права. Новизна чувства ошеломила его. Он, Тревор Уитлэч, сопереживал другому человеку. Ему казалось, что большинство его знакомых никогда бы в это не поверили. Но Кларисса снова обратилась к нему.

— Это еще не все, — сказала она. Голос ее стал напряженным. — Я бы с удовольствием осталась там, даже без мисс Батерст. Мне нравилось преподавать, и я привязалась к малышкам.

— Что случилось?

Кларисса заколебалась.

— Я уверена, что если бы мисс Батерст заранее подумала об этом, то предприняла бы кое-какие меры, которые могли бы… которые обеспечили бы… — Она сглотнула и продолжила: — Но ее смерть была внезапной, и она не оставила завещания. Через десять дней после похорон приехали ее ближайшие родственники. Кажется, кузены. Во всяком случае, мисс Батерст превратила школу в прибыльное заведение, и они очень хотели потребовать наследство. Их нельзя винить.