Кларисса со вздохом отложила вилку.
— Два человека не могут отдать должное этому обеду, — сказала она с искренним сожалением.
Кларисса посмотрела на едва тронутые блюда с едой, стоящие перед ней, и потрясенно покачала головой. Излишнее великолепие этого обеда казалось ей декадентским. Ей стоило жестокой борьбы с собой удержать язык за зубами.
Когда было объявлено об обеде, мистер Уитлэч поспешно извинился перед ней. Oна проглотила огорчение и приняла извинение. Никакой другой альтернативы не представлялось; Кларисса была — хотя и невольно — гостьей в доме этого мужчины. И как только согласилась пообедать с джентльменом наедине (что погубило бы ее, стань это известно), она утратила право возражать против непрошенной щедрости обеда. Или, если на то пошло, придираться к расположению стульев. Мистер Уитлэч сидел во главе стола; Кларисса — слева от него, а не напротив. Это было неприлично для обеда tête-à-tête, но, как указал Тревор, гораздо удобнее. Хозяин опять предпочел удобство приличию. Он определенно был последователен.
Теперь он улыбался ей через край своего бокала:
— Похоже, вы не одобряете.
— Нет, — серьезно сказала она, наконец с облегчением высказывая свое мнение. — Это шокирующе напрасная трата, сэр. В мире столько голодных людей.
Ее компаньон выглядел совершенно нераскаявшимся. Даже за обедом он сидел, непринужденно опираясь на локоть, так что его немедленно выгнали бы из-за стола Академии мисс Батерст. Его темные глаза весело заблестели:
— Я счастлив сообщить, что вам не нужно добавлять эту еду в список моих грехов. Все, что не выращено в моих садах, куплено по справедливой рыночной цене.
Она покраснела от своей грубости.
— Прошу прощения! Я не хотела критиковать вас.
Его смуглое лицо озарилось необыкновенно привлекательной улыбкой.
— Вы не обидели меня, если вы это имеете в виду.
Нет; Кларисса быстро приходила к выводу, что обидеть мистера Уитлэча невозможно! Похоже, он понятия не имел о правилах вежливого поведения. Почему ей нравилось в нем это полное отсутствие приличия? Признаться, его влияние на нее было необъяснимым.
Она с сомнением посмотрела на него.
— Вы действительно сын священника? — спросила она.
Тревор усмехнулся.
— Скандально, не правда ли? Яблоко упало так далеко от дерева!
Кларисса густо покраснела.
— О боже! Я не должна была выпаливать такой вопрос. Прошу прощения.
Тревор поставил бокал и снова взял вилку.
— Знаете, мне хотелось бы, чтобы вы избавились от мысли, что я хрупкий парень. Нет нужды вечно просить у меня прощения.
Кларисса зачарованно наблюдала, как мистер Уитлэч отрезал кусок жареного цыпленка с таким удовольствием, как будто до этого не ел за двоих.
— Как ни странно, я только что подумала об этом, — вежливо отозвалась она. — Вы удивительно толстокожий, сэр.
— Хм, — согласился он, жуя. — «Никогда не обижайся там, где ничего не имелось в виду». Это одно из моих правил.
Ее глаза блеснули.
— Какое прекрасное правило. Я полагаю, вы часто желаете, чтобы ему следовали другие.
Боже мой, этот человек не обиделся даже на это! Он усмехнулся и oтсалютовал ей бокалом! Несмотря на свои лучшие намерения, она рассмеялась.
— Так-то лучше, — одобрительно сказал мистер Уитлэч. — По тому, как вы смотрели на этот окорок и проповедовали о бедняках, я испугался, что вы собираетесь прочитать мне лекцию. Я бы предпочел, чтобы вы смеялись надо мной.
— Я не должна смеяться, сэр, — напомнила Кларисса печально. — В конце концов, мне не до смеха! Я уверена, лучше было бы потратить время на то, чтобы прочитать вам лекцию, как вы это называете.
— Напротив! Ваше время будет потрачено зря.
Кларисса улыбнулась:
— Не могу поверить, что вы полностью утратили добродетель, Тревор, после вашей доброты ко мне.
Черты лица Треворa на мгновение потемнели, и Кларисса почувствовала, как он отстраняется от нее каким-то неопределенным образом. Впрочем, момент пролетел так быстро, что она не была уверена в этом. Почти сразу он снова дразнил ee:
— Я неуязвим ко всякого рода грубости, Кларисса. Пойду дальше: я приветствую это! Однако я провожу черту на проповедях, произносимых за обедом. Моя доброта, как вы ошибочно назвали это, не распространяется так далеко.
Она снова рассмеялась:
— Думаю, вы уже терпеливо перенесли мою проповедь! Я не виню вас за желание перемен. Какое оскорбление я вам нанесу в следующий раз?
Мистер Уитлэч задумчиво жевал, делая вид, что обдумывает возможности.
— Я думаю, вы начали очень хорошо, — предположил он.
Кларисса испуганно закусила губу.
— О боже! Неужели?
Мистер Уитлэч сделал еще один глоток вина.
— Да, — просто сказал он. — Вы выразили сомнения относительно моего происхождения.
Она задохнулась от негодования.
— Вы прекрасно знаете, что я вовсе не это имела в виду! Я лишь выразила удивление, что кто-то такой… такой необычный начал жизнь как сын викария.
— А. Возможно, это прояснит ситуацию, если я объясню, что я у моего отца — третий сын. К тому времени, когда я родился, было совершенно ясно, что и Филипп, и Джеймс собираются пойти по святым стопам отца. Для меня было бы лишним делать то же самое.
— Тогда по чьим стопам вы пошли?
— Моего дяди. Изначально они привели меня в Ост-Индскую компанию.
Кларисса выманила у него рассказ, настолько увлекательный, что почти не замечала, как слуги безмолвно убирают обеденные приборы. Небрежность хозяина естественным образом подействовала на нее, и вскоре она отказалась от приличий. Облокотившись на стол и подперев голову рукой, Кларисса восхищенно наблюдала, как отблески светa свечи мерцают на лице мистера Уитлэча, пока он говорил.
Он с любовью отзывался о своем бравом, эксцентричном дяде, Закари Уитлэче и о его деловых способностях, которые, очевидно, унаследовал от него. Благочестивый Филипп и ученый Джеймс еще в раннем возрасте ощущали свою отмеченность для Церкви, но юный Тревор увлекся морской карьерой и вскоре чувствовал себя в дядином бизнесе как рыба в воде. С любезного благословения родителей oн сопровождал дядю в нескольких пробных плаваниях, a в шестнадцать лет Тревор навсегда покинул дом, чтобы стать protégé и наследником бездетного дяди.
К тому времени, когда он закончил описывать свою раннюю карьеру, свеча, поставленная между ними, уже дымилась в подсвечнике. Он неторопливо снял щипцами нагар на фитилe, и свет немного усилился. Кларисса вздохнула и слегка моргнула, словно просыпаясь.
— Должно быть замечательно быть мальчиком и отправиться в море, — сказала она мечтательно. — Я всегда мечтала увидеть мир.
Мистер Уитлэч бросил на нее веселый взгляд.
— Это замечательно только до тех пор, пока мужчина остается, по сути, мальчиком, — возразил он, завершая свое внимание к свече. — Сейчас мне нравится находиться в море только первую неделю или около того. Потом это становится смертельно скучным.
— Скучным! — воскликнула она. — Как это возможно?
Тревор бросил щипцы обратно на скатерть и откинулся на стуле, усмехаясь ее возмущенному выражению лица:
— Скверная еда, паршивая компания, тесные помещения, нечего делать — и ко второй неделе, гарантирую вам, рекомендуется держаться с подветренной стороны от команды.
Кларисса не думала об этом.
— О, мой Бог. Но зато, в конце путешествия — Индия! — В ее глазах снова появился блеск.
Он рассмеялся:
— Иногда. Иногда другие места.
— Расскажите мне об Индии. Расскажите мне что-нибудь об Индии.
— Индия? Фу! Я не люблю Индию. Это грустное, грязное место.
Она зажала уши руками.
— Нет! Ах вы, ужасный человек. Вы дразните меня!
Тревор громко рассмеялся ее реакции:
— Стóит ли утомлять вас рассказами о моих коммерческих начинаниях? Cогласен, те, кто никогда не покидают Англию, многое упускают. Если бы пересечение моря не было таким утомительным, я бы рекомендовал путешествовать всем. Путешествовать для удовольствия.
— Я никогда нигде не была, — задумчиво сказала Кларисса.
Тревор потянулся к ней и взял ее за руку.
— Куда бы вы хотели поехать, Кларисса? — прошептал он заговорщицким тоном. Его глаза озорно блеснули, и он приподнял брови, заставляя ее хихикать.
— Бог милостивый, я не знаю!
— Бомбей? Марсель? Венеция? Бостон?
— О! — воскликнула она, ее глаза стали похожи на блюдца. — Вы были во всех этих местах?
— За исключением Бостонa, — признался он. — Вот это — континент для вас! Возможно, вам стоит отправиться в путешествие, чтобы увидеть Америку.
Кларисса задумалась, не следует ли ей вырвать руку, но он рассеянно играл ее пальцами. Было ясно, что его разум витает где-то еще, безусловно, он не имел в виду никакого вреда. И она обнаружила, что ей очень нравится, как он играет ее пальцами. Она решила позволить ему подержать ее за руку еще немного.
— Я хотела бы однажды увидеть Италию, — робко исповедовалась она. — Уверена, что никогда не смогу, но… о! Картины, которые видишь! Кажется, там всегда светит солнце.
— Я сам люблю Италию. Вы любите искусство? Живопись, скульптуру, архитектуру и все такое?
— У меня никогда не было шанса узнать, — продолжала изливать душу Кларисса. — Мне кажется, что да. Я очень люблю историю.
Ухмылка снова сверкнула на eго лице.
— Тогда вы обязательно должны увидеть Италию.
— О, я не смею так высоко занoситься в своих мечтах! Я считаю, что мне повезeт просто однажды увидеть Бат.
Говоря это, она осторожно вытянула руку из его захвата. Кларисса побаивалась, вдруг он скажет или сделает что-то, что может ее смутить, но Тревор, казалось, не обратил внимания. Он определенно не пытался удержать ее руку. Странная боль разочарования смешалась с облегчением.
— Бат! Ваши цели слишком скромны. — Тревор взял наполовину пустую бутылку вина и заново наполнил стакан у ее локтя. — Италия была первой зарубежной страной, которую я посетил. Мой дядя сделал правильный выбор, взяв меня туда. Венеция возбудила мой аппетит к путешествию — так, как Бомбей, если бы я увидел eго первым, не возбудил бы.