Глава 2

Айзек

— Ага, Микель тот еще мудак. В нашем бизнесе каждый знает, что с этим человеком ужасно трудно сработаться. Меня не заинтересовал ни один из его фильмов, кроме дебютного, а с того времени прошло уже десять лет, — Джейк делает еще один глоток пива, вытягивает руку на спинке дивана и кладет обе ноги на наш новый кофейный столик — тот самый, что мы с Флинном купили всего за несколько дней до его отъезда. — Держу пари, Флинн жалеет, что взялся за эту роль.

Я смотрю на грязные ботинки брата на своем столике и вдруг понимаю, на что жаловалась наша мать все эти годы. Чтоб меня, я превращаюсь в свою мать.

— Я не знаю, чего хочет Флинн, — бормочу я, вытягивая ногу и сталкивая конечности Джейка со стола. — Он просто сбросил наш звонок. Мой парень там уже месяц, и расстояние между нами растет. Сам понимаешь, что я не имею в виду пять тысяч четыреста тридцать семь миль отсюда до Лос-Анджелеса.

— Смотрю, кто-то гуглил, — фыркает Джейк. Изгибая бровь, он вызывающе мне ухмыляется, одновременно поднимая обе ноги и перемещая их на прежнее место. — А значит, твой член под каблуком.

— Член под каблуком? — чувствую, как мое лицо кривится в гримасе, и это не из-за оскорбления Джейка, а из-за его гребаных ног на моем столе. — Как оригинально, мистер «я не могу дышать, не говоря уже о том, чтобы завязывать шнурки без Эммы». И убери свои грязные лапы с моего стола! — рявкаю я, снова толкая его ноги.

Но Джейк лишь смеется, прежде чем сесть прямо и произнести, пожав плечами:

— Я не боюсь признаться в своей любви к жене. И она об этом знает. И я об этом знаю. Черт возьми, да весь мир знает об этом. Эмма — лучшая часть меня, и мне плевать, что там думают другие.

Делаю большой глоток пива, подражая брату. Мне нужно сменить тему разговора.

— Не забывай, что Джош, Холли и дети приедут сюда через несколько недель.

Джейк пристально на меня смотрит и какое-то время молчит, потом тычет горлышком бутылки мне в лицо и заявляет:

— Неприятности в раю?

— Нет.

— Ну-ну. Односложный ответ. Пробуй ещё раз.

— Ты говоришь совсем как мама, — закатываю я глаза и откидываюсь на диванные подушки.

— А ты ворчишь, как она, — парирует Джейк, откидываясь назад и снова вытягивая ноги, чтобы закинуть их на мой гребаный стол.

— Почему Эмма до сих пор не ушла от тебя? Ты же настоящая свинья.

Брат улыбается в горлышко своей бутылки, делает еще один глоток и отвечает:

— Может, потому что она любит меня и мои недостатки? К тому же, — Джейк слегка наклоняется и притворно шепчет, — я очень хорош в постели.

— Боже. Скромности тебе не занимать.

— Нет, это не так. А ты ведешь себя как сварливая старуха. Кроме того, ты составлял мне отличную конкуренцию, когда был одиноким. Так что не надо разыгрывать скромность теперь, когда ты любим и предан делу.

— Я никогда не хвастался своими навыками в постели.

— Да, что ты говоришь, — фыркает Джейк.

— Отвали, никогда такого не было.

— Айз, я знаю о твоих подвигах на два фронта больше, чем хотелось бы. Не забыл, как однажды мы с тобой пометили ту парочку?

— Флинн бросил трубку, — признаюсь я, и не только для того, чтобы остановить разглагольствование брата о днях, когда мы делили с ним не только женщину, но и пару — иногда женатую. Джейк — настоящий гетеросексуал, однако он не возражал против того, чтобы на некоторое время я стал главным повесой в семье. Брат отошел от «дел», когда по уши влюбился в свою жену.

Нет, я делаю это признание, потому что оно вертится у меня на языке со вчерашнего дня. С тех пор я ничего не слышал о Флинне. Он даже не ответил на мои сообщения.

— Ну так и что? Перезвони ему.

— Перезванивал.

— Значит придется исправить то, где напортачил.

— А кто сказал, что я все испортил? Мы просто... Болтали, — занимались сексом по телефону. — И его вызвали на съемочную площадку, прежде чем мы успели закончить, — буквально. — Потом он закрыл глаза, обвинил меня в том, что я не скучаю по нему, и повесил трубку.

— Чушь собачья, — заявляет Джейк, прежде чем допить остатки пива. — Флинн не из тех, кто любит драматизировать.

Я следую его примеру и делаю свой последний глоток.

— Он — актер. Так что твоя точка зрения несостоятельна.

— Обладание актерским талантом, не делает тебя примадонной, склонной к истерикам. Посмотри на меня, я настолько уравновешен, что практически лежу горизонтально.

Моим ответом служит преувеличенное закатывание глаз, сопровождаемое бормотанием: «кому ты чешешь».

— Ах ты, нахальный ублюдок, — смеется Джейк, зная, что я прав, и он врет как дышит.

С протяжным стоном брат встает и потягивается, пока его пальцы почти не достигают потолка.

Глядя на меня долгим взглядом, словно пытаясь проникнуть в мой разум и вытащить на свет все слова, в которых я не признался, Джейк говорит:

— Поступи правильно, Айз. Если Флинн важен для тебя, а насколько я знаю, так и есть, то сделай первый шаг, даже если ты не виноват, — я встаю, и его тяжелая рука опускается на мое плечо, слегка сжимая. — Иногда в отношениях приходится извиниться, даже если ты не виноват, а другой человек неправ на сто процентов. Потому что ты его ценишь, и ваши отношения гораздо важнее, чем твоя гордость.

Позже в тот же день, вспоминая слова Джейка, я хватаю свой ноутбук, открываю расписание и принимаюсь за работу. Через несколько дней нужно будет заняться ретушью, но я могу заниматься ей в любой точке мира. Также есть несколько менее срочных встреч, график которых вполне реально изменить. Некоторые из них я могу перенести, а другие — втиснуть в расписание на завтра, если пропущу запланированный обед с Лиамом. Он не будет возражать, если я пообещаю помочь организовать сбор средств для его центра этой осенью.

Изменение расписания занимает у меня около часа, однако, с целым рядом замен и таким же количеством заверений «я ваш должник», у меня получается выкроить пять дней, и я могу вылететь в Лос-Анджелес послезавтра.

Вопрос в том, сказать ли мне об этом Флинну или же просто появиться у него на пороге?

С долгим вздохом я откидываю голову назад и крепко зажмуриваюсь. У меня начинает болеть голова, и это никак не связано со стрессом, вызванным сдвигом моего графика.

Все из-за Флинна.

Мысли о нем настолько изматывают меня морально, что это причиняет физическую боль.

Вот одна из причин, по которой я не пытался построить отношения. До него.

Потому что отношения всегда запутанны и сложны, и частенько причиняют боль.

Любить кого-то — одновременно и эйфория, и страдание. Своеобразная мучительная разновидность красоты, которой вы жаждете, которая делает вас одержимым, заставляя умирать от «голода». Она взывает ко всем граням вашей личности, как сирена или наркотик. Вы жаждете. Нуждаетесь. Страдаете. И вся эта одержимость сосредоточена лишь на одном человеке. Он становится центром вашей вселенной. Вы вращаетесь вокруг него, становясь все ближе, и ближе, и ближе, пока не произойдет неизбежное столкновение, и тогда все, чего вы хотели, нуждались и из-за чего страдали, становится жестоким образом того, что вы любите. А я очень люблю своего мужчину. И, несмотря на весь этот хаос и сложности, теперь, когда у меня есть Флинн — теперь, когда он мой, а я его — мне совершенно не хочется быть одному.

Осознав свое решение, я открываю браузер и заказываю билет на самолет.

Послезавтра я все исправлю. Даже если Флинн будет сопротивляться, я сделаю все, чтобы его вернуть, потому что наши отношения того стоят.

Потому что, благодаря Флинну, я узнал, что такое настоящая любовь.