Глава 3

Флинн

— Ради всего святого, что есть в этом блядском мире, ты можешь привести в порядок свои сраные реплики? — кричит Микель на всю съёмочную площадку. — Финн, все, что тебе нужно сделать, это трахнуть ее сзади и одновременно придушить. Начни стонать так, как будто ты реально имеешь бабу. А прямо сейчас твои стоны похожи на вопли какой-то сучки.

— Его зовут Флинн, — слышу я шепот Дина, первого помощника режиссера, обращенный к Микелю, прямо перед тем, как начинает шипеть Джессика — оттого, что я сильно сжал ее обнаженные бедра.

— Прости, пожалуйста, — тихо бормочу я, разжимая пальцы всего на несколько секунд, прежде чем снова рефлекторно сжать из-за очередного недовольства Микеля.

— Финн, Флинн, без разницы, блядь. Мне плевать, даже если его зовут Квим. Этот идиот ни хрена не умеет играть, и я хочу, чтобы он убрался с моей съемочной площадки. Сейчас же!

Джессика вырывается из моей хватки, переворачивается и трет места, которые теперь покрыты красными отметинами от моих пальцев. Телесная накладка на ее промежности трется о такую же на моем теле — секс в кино должен выглядеть реальным — и мне приходится встать на колени, чтобы разорвать наш контакт.

— Микель просто придурок. Не обращай на него внимания, — смело заявляет Джессика, даже не утруждая себя тем, чтобы сделать тон тише. — И он прекрасно знает, как тебя зовут, — девушка свирепо смотрит на Микеля, одновременно повышая голос. — Наш режиссер просто озлобленный мудак с крошечным членом, который любит вымещать свою злобу на других.

— Какого хрена ты только что сказала про мой член?! — кричит Микель, прежде чем броситься через всю площадку, опрокинув при этом стул.

Следом за ним бегут два его помощника.

— Давайте сделаем перерыв, — предлагает Дин, первый помощник.

— Точно, — соглашается второй помощник, Джек, и кладет руку на плечо режиссера, пытаясь того остановить. — Перерыв пойдет нам всем на пользу. Сегодня был тяжелый день.

— Убери от меня свою мерзкую руку! — рычит Микель, яростно вырываясь из объятий Джека, и то, что происходит дальше, больше похоже на момент из фильма — ты никак не можешь повлиять на сюжет, так что тебе остается только смотреть.

В порыве гнева, стряхивая с себя руку второго помощника, Микель теряет равновесие, неловко спотыкается, затем пытается удержаться на ногах, но запинается о моток кабеля, который оставил техник всего за несколько мгновений до того, как мы начали снимать постельную сцену. Мужчина пытался пристроить его куда-нибудь еще, но Микель рявкнул: «Хватит торчать на моей съемочной площадке. Убирайся нахуй обратно в ту дыру, из которой ты вылез».

В итоге техник бросил катушку с кабелем там, где стоял, вдобавок пнув ее ногой, и ретировался до того, как Микель успел его уволить. Именно так режиссёр поступил с его предшественником всего пару дней назад.

Никто из команды не произносит и звука, наблюдая за драматическим падением Микеля, словно в замедленной съемке, и уже заранее предполагая, какие угрозы услышит в свой адрес, как только режиссер поднимется на ноги.

Вот только он не встает обратно.

Целую вечность никто из нас и бровью не ведет.

В прочем, как и наш режиссёр.

— Блядь, — нарушая тишину, бормочет первый помощник, Дин, и спешит к распростертому на полу телу Микеля. Он кладет пальцы на пульсирующую точку на шее режиссера, прежде чем крикнуть: — Кто-нибудь, вызовите скорую. У него пульс слабый, — парень оглядывается через плечо на Джека и в отчаянии добавляет: — Помоги мне перевернуть его.

Больше на съемочной площадке не шевелится никто. Даже ради того, чтобы набрать номер скорой. Однако, когда Микеля переворачивают на бок, и все мы замечаем лужу крови на полу под его головой, слышится коллективный вздох, и все резко начинают двигаться.

Один звонит в скорую помощь, другой бросается на поиски ближайшего медперсонала, а еще несколько человек подходят поближе к распростертому телу, чтобы получше его рассмотреть, однако никто из них не шевелит и пальцем, чтобы помочь ассистентам, которые суетятся вокруг Микеля.

Я даже замечаю, что некоторые из команды вытащили телефоны из задних карманов и пытаются сделать фото, чтобы продать их таблоидам — хотя это противоречит условиям контракта, а мобильные телефоны на съемочной площадке строго запрещены.

Джессика — все еще полностью обнаженная, за исключением накладки в паху — грациозно соскальзывает с кровати, потягивается со скучающим вздохом и объявляет:

— Пойду, приму душ. Если кому-то понадоблюсь, то я у себя в трейлере.

— А как насчет... — я указываю на Микеля, лежащего на полу, — Не хочешь узнать, все ли с ним в порядке?

Девушка пожимает плечами.

— Милый, боюсь, у меня не хватит эпитетов, чтобы описать, насколько мне плевать на Микеля. Уже ясно, что съемок не будет, так какой смысл торчать здесь? Смотреть, как врачи загружают этого мудака в машину скорой помощи? Хотя... Было бы забавно, если бы кто-нибудь снял этот момент на видео, — на прелестных губах Джессики играет хитрая улыбка. — Однако, этим человеком буду не я. Предпочитаю вернуться в свой гостиничный номер и получить массаж вместе с хорошим трахом от фитнес-инструктора отеля.

— Инструктор по фитнесу делает массаж?

— Мне делает, — а затем Джессика уходит, слегка махнув мне рукой и лукаво подмигивая.

Я встаю с кровати и начинаю спорить с самим собой, пока следую примеру девушки. Мне хочется вести себя, как Джессика, и не думать о мужчине, который за последние несколько недель превратил мою жизнь в ад. Но мои моральные устои таковы, что я должен проверить, не нужна ли ассистентам помощь. А потом сразу же уйду.

«Забудь про Микеля. Позвони Айзеку и извинись перед ним», шепчет мой разум.

По правде говоря, он не перестает требовать исправить ошибку с того самого дня, как я повесил трубку. Но я не могу... Пока что. Я облажался, но также осознаю, что нахожусь не в лучшем месте, чтобы все исправить. Мой рациональный ум предупреждает меня о том, что своим молчанием я рискую отношениями, и все же у меня не получается найти верные слова. Каждый текст, который я сочиняю, каждый телефонный разговор, который проигрываю в своей голове, кажется мне бессмысленным. Я задолжал Айзеку гораздо больше.

Схватив простыню с кровати, так как ассистент слишком занят, делая скрытые снимки Микеля, и не замечает, что мне нужен халат, я несколько раз оборачиваю ее вокруг талии и направляюсь к растущей толпе людей, окружающих трех мужчин на полу — один из которых все еще без сознания.

— Скорая уже едет, — кричит какой-то парень, торопливо пересекая площадку. — Пойду, встречу их, — говорит он, прежде чем исчезнуть за дверью.

— Могу я чем-нибудь помочь? — задаю я вопрос, не обращаясь ни к кому в частности, и его встречают молчанием. Девушка слева — кажется, статист — пожимает плечами, продолжая что-то печатать в телефоне. — Ладно, — говорю я в пустоту. — Пойду тогда. Позвоните мне, если... Да, позвоните мне... — мои слова постепенно стихают, потому что никому и нет дела до того, уйду ли я или буду торчать рядом с бессознательным телом Микеля, мелькая своей голой задницей. Ну, может, они конечно и не против продать снимки моего голого зада, но сомневаюсь, что им удастся выручить за них достаточно денег.

Я должен чувствовать вину из-за того, что вот так сбегаю. Однако ее нет и в помине. Я даже не утруждаю себя тем, чтобы принять душ, когда добираюсь до своего трейлера. Вместо этого, чувствую себя ребенком, прогуливающим школу, и спешу натянуть джинсы с рубашкой, даже не потрудившись отклеить накладку. Снять ее — все равно что пытаться сорвать пластырь с гениталий. Нужно много теплой воды и мыла, но у меня нет на это времени. Я хочу сбежать отсюда.

Не проходит и тридцати минут, как я уже стою под душем в гостиничном номере, оттирая клей со своих яичек. Внезапно раздается звонок телефона, лежащего на раковине. На секунду я думаю о том, чтобы отправить звонок на голосовую почту, но это может оказаться мой агент или кто-то из съемочной группы, решивший сообщить мне какие-то новости. Знаю, что это не Айз, так как на него стоит определенный рингтон, но я не слышал его со вчерашнего дня, когда звонки и сообщения от Айза резко прекратились.

Не думай о нем сейчас.

В итоге, я капаю водой на пол, высовываясь из душа, чтобы вытереть руку полотенцем. Все еще на половину находясь в душе и чувствуя, как горячая вода струится по моей спине, я хватаю телефон и отвечаю на неизвестный номер.

— Съемки отменяются до особого распоряжения, — без всякого приветствия произносит голос Джессики. — Я улетаю обратно в Нью-Йорк, и тебе стоит поступить точно так же.

Ее слова не совсем до меня доходят.

— Мне нужно лететь в Нью-Йорк?

— Не тупи, — беззаботно смеется девушка. — Лети домой к своему сексуальному фотографу, пока руководство нам не перезвонит. Езжай, потрахайся, забудь об этом дурацком фильме хотя бы на несколько дней.

— А как же Микель?

— А что с ним?

— С ним все в порядке?

Джессика фыркает.

— Даже не спрашивала. Как я уже говорила, состояние Микеля меня не волнует.

— А что, если он умер?

Я практически ощущаю, как Джессика закатывает глаза.

— Да нет же, об этом бы уже сообщили. Кроме того, мне реально плевать. Надеюсь, съемки отложат на неопределенное время. Продюсеры даже могут оставить себе мой гонорар. Я так устала от всего.

— Да, уж. У меня те же самые ощущения, — отвечаю я, возможно, слишком откровенно. Мне нравится Джессика. Она очень честная и с ней приятно работать — если не брать в расчет Микеля — но я ее не знаю. Такие признания могут навредить. А в этом бизнесе никогда не знаешь, с какой стороны на тебя нападут.

— Так езжай домой к своему мужчине, Флинн. Забудь обо всем на несколько дней. Не обижайся, но я надеюсь, что увижу тебя не скоро. Церемонии «Оскара» через несколько месяцев будет вполне достаточно. Мы сможем посмеяться над всей этой ситуацией на красной дорожке.