— Пуповина питала меня. Тогда мне не нужно было кормиться так, как сейчас, пуповина доставляла мне все необходимое, чтобы выжить — эту хрень.
Она провела у себя во рту одним пальцем, и когда вытащила его, то ее палец был черным и липким, словно в пятнах машинного масла.
Я спросил, что было на другом конце пуповины. Она выглядела подавленной.
— Ну, это была не моя мать, скажу я тебе. Я надеюсь, ты никогда не упадешь так низко, чтобы узнать это. Я оказалась на дне своей жизни. Это установленная для меня модель питания. Он пришел за всеми нами, когда мы были очень слабы. Он предлагал такие замечательные вещи — вечную жизнь, чего бы ты ни пожелал, или, по крайней мере, убедительную иллюзию этого. Все, что тебе нужно сделать, это любить его. Но, конечно, дьявол кроется в деталях. Ты узнаешь только потом, что он подразумевает под вечной жизнью.
Она рассеянно провела длинным тонким пальцем по хорошо замаскированным швам.
— Стало немного лучше. Сначала я была полностью зависима. Я не умела так жить, даже не могла себя прокормить, не могла восстановить собственное тело или замаскировать его от живых с помощью иллюзии, которую я тебе показывала раньше. Чем дольше ты с ним связан, тем больше новых способностей приобретаешь по мере изменения твоего тела. Не то чтобы я хотела, чтобы оно продолжало меняться, этот процесс просто не прекращался.
Я сказал, что мое собственное тело сильно изменилось так, как мне не нравится. Я стал волосатым и слишком большим для своей одежды. Она закатила глаза.
— Не таким образом. Я имею в виду... вот, смотри.
Она взяла меня за руку и положила себе на грудь. Я покраснел, и мое сердце забилось быстрее.
— Успокойся на секунду и почувствуй сердцебиение.
Я так и сделал, и вскоре понял, что его не было. Похоже, она также не дышала, за исключением тех случаев, когда говорила. Я смотрел на нее с трепетом.
— Сейчас тебе страшно?
Потребовалось время, чтобы оправиться от шока, но я снова покачал головой.
Она выглядела довольной.
— Ты действительно что-то, знаешь это? Хотела бы я встретить тебя... до всего этого. Все могло бы быть иначе.
Я спросил, почему уже слишком поздно. К ней вернулась меланхолия.
— Просто... я его знаю. Я была связана с ним, чувствовала то, что чувствует он.
Он не удовлетворится почитанием только теми людьми, которых он удерживает там, внизу. Он ждал очень, очень долго. Для жизни, развивающейся на этой планете, иными словами достаточно сложной, чтобы любить его так сильно и полно, как он хочет.
Однажды он поднимется со дна моря. Я видела это во сне. Каждое колено согнется, каждая голова склонится и каждый рот будет восхвалять его. Я пряталась в любом темном углу, который могла найти, с тех пор, как выскользнула из его хватки, но, когда наступит этот день, никто не найдет места, где можно было бы спрятаться.
Для меня это звучало полной бессмыслицей, и я так и сказал. Она снова взъерошила мои волосы, ненавижу, когда она это делает.
— Да, все верно. Это бессмыслица. Лучше забыть об этом и просто наслаждаться тем временем, которое у нас осталось.
Поразмыслив над этим минуту, я спросил ее, что она узнала по поводу своего задания. Ее глаза загорелись, она явно забыла об этом, когда рассказывала мне эту странную историю.
— Я взяла кассету в интернет-кафе, которое открыто всю ночь. Сначала я попыталась проникнуть в библиотеку, чтобы избежать расходов, но там были камеры.
Когда я настороженно поднял голову, она объяснила, что даже если это камеры, она не выносит, когда они на нее смотрят.
— Это какой-то странный эффект множественного наблюдения. Мне очень быстро становится плохо, я не могу замаскироваться. Еще один недостаток, о котором он не рассказал. Еще, знаешь ли, копы.
Я убедил ее перейти к хорошему.
— Ладно. Я немного поискала и обнаружила, что женщину, которая считается главной актрисой озвучивания этой серии кассет, звали Фиона Дэниэлс.
Я приподнял бровь и спросил, что она имеет в виду под словом «звали».
Она заколебалась, прежде чем ответить, и выражение на ее лице стало нечитаемым.
— Она... она мертва. Ушла из жизни четыре года назад в доме престарелых. Эта серия кассет была записана в начале 1980-х, когда ты впервые ее прослушал, она, вероятно, была старше твоей мамы.
Я почесал затылок.
— Мертва? Ушла из жизни?
Вайолет ждала и смотрела, как будто над моей головой должна была загореться какая-то лампочка.
— Да. Их сердце перестает биться. Они становятся холодными и бледными.
О, я понял.
— Как ты?
Она небрежно махнула руками.
— Нет, нет… Ну, я тоже мертва, но я продолжаю двигаться, это другое. То, что со мной случилось, ненормально. Большинство людей просто умирают, вот и все. Они перестают двигаться навсегда. Их глаза закрываются и больше никогда не открываются. Их тело закапывают в деревянном ящике.
Я все еще не мог понять этого.
— Итак, они живут в ящике под землей. Кто приносит им еду? Их мамы и папы?
Мог сказать, что она расстроилась.
— Нет, они не живут под землей. Они не живут вообще и точка. Они уходят. Они просто останавливаются. Как ты можешь об этом не знать?
Теперь, когда, дрожа, я изо всех сил пытался осознать всю грандиозность того, что она мне рассказала. Объяснил, что читал в некоторых моих сборниках рассказов об умирающих людях, но всегда думал, что это что-то такое, что происходит только в книгах. Люди действительно умирают? Навсегда? Как все те крысы, которых я ел...
Теперь все мое тело дрожало, и в моих глазах появились слезы. Ее голос продолжал звучать раздраженно, но в этот раз как-то сочувственно.
— А ты что думал? Как ты мог не знать о смерти?
Я сказал ей, что считаю книги спектаклями, а персонажей — актерами. Что после того, как история заканчивается, те, кто в земле, выкапываются и продолжают жить своей жизнью.
Вздохнув, она переместила свою дрожащую, пульсирующую массу и осторожно спустилась с потолка, чтобы меня утешить. Я просто сидел, дрожа и плача, когда она обвила меня своими тонкими бледными руками и шепнула, что все будет хорошо.
Как все может быть хорошо? Леди На Пленке ушла навсегда. Я действительно слишком долго ждал. Все эти годы я думал, что спешить некуда. Полагал, что у меня есть все время на свете. Я слишком долго ждал, потому что я трус, а теперь она лежит в ящике под землей.
— Мы можем найти место, где она закопана?
Вайолет медленно погладила меня по волосам, обнимая.
— Зачем ты хочешь это сделать?
Своим глухим и слабым голосом я признался, что просто хотел извиниться за то, что ждал слишком долго и поцеловать ее в последний раз.
Она обняла меня крепче.
— Нет, но ты можешь поцеловать меня, если хочешь. Возможно, тебе станет легче.
Все еще со слезами на глазах, я в замешательстве посмотрел на нее. Она прижалась к моим своими холодными сухими губами. Это было поразительно, но и неожиданно приятно.
Когда она отстранилась, я забеспокоился, что сделал что-то не так. Вместо этого, глядя на меня встревоженными глазами, она сказала что-то весьма обескураживающее.
— Ты... правда, не причинишь мне вреда, верно? Если я позволю тебе приблизиться.
Я ответил откровенно, что никогда никому не причинял вреда, кроме себя.
Должно быть, это был правильный ответ, потому что она притянула меня к себе и снова поцеловала, на этот раз более глубоко. Она была права. Что-то в этом было непристойное... но также и возрождающее. Я закрыл глаза, обмяк и сдался ей.
Моя голова поплыла. Поцелуи — это даже лучше, чем держаться за руки! Я почувствовал небольшой укол вины, задаваясь вопросом, что сказала бы Леди, а затем вспомнил, где она сейчас находится. Когда Вайолет закончила, я сказал ей, что, если она намерена и дальше так поступать, мне следует хотя бы познакомить ее с родителями. Ее охватило беспокойство.
— Правильно. Мы... должны поговорить о твоих родителях.
— О маме и папе? А что с ними?
Я со страхом спросил, не разбудила ли она их на обратном пути.
— Нет, никакой... опасности в этом нет. Когда я была в кафе, я поискала в веб-архивах местной газеты что-нибудь, связанное с твоим адресом.
— И? — Выжидающе спросил я.
— ...хм-м, на самом деле, я... знаешь что? Я ничего не нашла. Это... странно, правда? В новостях ничего нет. У тебя ведь нет интернета?
Я пробормотал, что не знаю, что такое «интернет», озадаченный ее резкой сменой темы разговора.
— Все в порядке, — заверила она меня. — Забудь об этом.
Когда я проснулся на следующее утро, к моему удивлению, Вайолет больше не была распухшей. Ее живот был все еще слишком велик, но он был пустой и дряблый, словно большой болтающийся кожаный мешок.
— Он вернется в норму через пару часов, — небрежно заметила она, — так всегда происходит.
Из уголка ее рта капал какой-то черный маслянистый сироп, и яма, которую она, должно быть, вырыла в полу, была до краев заполнена им. Когда я спросил, откуда это, она сделала незнакомое движение, засунув два пальца в горло и рыгнув.
В густой пузырящейся черной слизи я заметил странных маленьких извивающихся существ, похожих на головастиков.
— Все это вышло из тебя?
Она кивнула.
— Из моего рта, да. Если бы оно вышло с другого конца, я бы не решилась это съесть.
Меня чуть не вырвало.
— Ты действительно собираешься съесть эту жижу?
Она спросила, есть ли у меня ложка. Я просто стоял там, с растрепанными волосами и сонными глазами.
— На самом деле, если у тебя есть шприц, это будет даже лучше. После инъекции это действует намного дольше и вызывает меньше побочных эффектов.
Я начал отступать. Но затем, со знакомым намеком на стыд и уязвимость в голосе, она спросила меня, боюсь ли я ее сейчас.
Взял себя в руки.
— Н... нет. Ты... хорошая, милая, порядочная леди.
Она ухмыльнулась, вытирая маслянистую черную грязь из уголка рта одним пальцем, затем, пососав кончик пальца, причмокнула губами.