Глава 5

Джей

— Мне нужны антибиотики!

Я так сильно стискиваю зубы, что начинает болеть челюсть. Молча стою у каталки, на которой сидит пациентка и вопит на меня. Разделительная штора закрывает нас от взглядов посторонних. Женщине лет 35—40, одета в розовый велюровый спортивный костюм и в розовую пилотку со словом «Diva». Она вся в пайетках.

Она посылает мне «тебе-лучше-сделать-так-как-я-сказала» взгляд, и мне все труднее, сдерживать эмоции. Хотя уверен, у меня получается сохранять непроницаемое лицо.

— Мне очень жаль, но мы не назначаем антибиотики для лечения простуды, — я говорю с умышленным, тщательно контролируемым спокойствием. С сожалением, состраданием, но твердо.

Она хмуро смотрит на меня, будто я ударил ее щенка. Вероятно, у нее действительно есть собака. Ши-тцу или какая-нибудь другая крошечная порода. Она называет ее Принцессой, даже если это кобель, одевает в розовые, расшитые пайетками собачьи свитерочки и везде носит с собой. Даже туда, где надписи гласят: «С собаками вход воспрещен!».

Она меня ненавидит. Да уж, вот проблема — зная, что она собирается поставить мне дерьмовую оценку в опросе, ради этики и своей собственной совести я должен, по-прежнему, быть с ней вежливым. Доктор Хаус — это для развлечения зрителей, в реальной жизни никто не ведет себя подобным образом, если хочет проработать на своем месте подольше.

Однако, я отказываюсь дать ей то, что она хочет.

— К сожалению, насморк вызывается вирусом, — объясняю я. — Антибиотики используются для лечения бактериальных инфекций. Вам не станет от них лучше. И, если вы без надобности продолжите принимать антибиотики, то ваш организм перестанет бороться, а когда они на самом деле вам понадобятся, то могут не сработать.

Дива все еще упрямится.

— Но ведь насморк может превратиться в бактериальную инфекцию, не так ли?

О, ради всего святого… Верно. Пора закругляться. Киваю ей, с сочувствием, как я надеюсь.

— Может, но прямо сейчас у вас нет симптомов бактериальной инфекции. Вы всего лишь простужены, и просто чувствуете себя хуже, чем есть на самом деле.

Хотя, в ее случае, она явно не настолько плохо себя чувствует, ведь у нее хватило времени сделать прическу и нанести столько слоев тонального крема, что удивительно, как на ее лице еще отражаются какие-то эмоции.

Подавив вздох, я заставляю себя послать ей свою лучшую улыбку дружелюбного доктора.

— Я рекомендую вам пойти домой, принять NyQuil (прим. пер.: микстура от простуды), и немного отдохнуть.

Она в изумлении смотрит на меня.

— Значит, вы не собираетесь дать мне рецепт на какое-нибудь лекарство?

— Нет, простите. Я уверен, вам будет лучше без каких-либо рецептов, — говорю я, открывая штору. — Берегите себя. Надеюсь, вы скоро поправитесь.

По пути назад, к своему столу, я разговариваю с Брук. Она говорит мне, что сделала Миа прививку от столбняка, Ямада ее осмотрел, и через минуту будет накладывать швы. Я благодарю, и иду писать отчет о диве. Это займет всего несколько минут. Сегодня все идет по графику, в основном потому, что пейджер, прикрепленный к моему поясу, оставался необычно тихим и, должно быть, через час, когда моя смена закончится, я смогу уйти.

На моем столе, расположенным рядом с постом медсестер, в основном порядок, большую часть стола занимает большой монитор и клавиатура. Я пользуюсь моментом, чтобы закрыть глаза и, уткнувшись лбом в кулак, проиграть в голове разговор с последней пациенткой.

Уверен, я очень хорошо справился с ней, но обычно мне не нужно столько времени, чтобы успокоиться. За редким исключениями, не так уж трудно убедиться, что пациенты довольны тем, как с ними обращаются, даже если они думают, что лучше знают, чем они болеют и как их лучше лечить. Понятия не имею, почему прямо сейчас я чуть не сорвался

На самом деле, я знаю. Причина лежит в четвертой палате с разрезанной до самой кости рукой, где я оставил ее, чтобы мой коллега мог ее подлатать.

В первую очередь, я не должен был входить к ней в палату. Но, когда я проверял список пациентов на планшете, меня поймала Брук, и сказала, что Миа в больнице. Узнав причину, я временно потерял контроль над разумом. Даже не задумавшись о том, должен ли я к ней пойти, почему я хочу это сделать, или полезно ли будет мне увидеть ее и просить Ямада взять ее на себя, надоедая ему в процессе операции.

Я просто сделал это. А потом нашел ее такой несчастной, плачущей и дрожащей, что не хотел ничего больше, чем помочь ей. Заставить ее почувствовать себя лучше.

Я не должен был отчитывать ее за порез. Только что понял, что сам не знаю, почему это сделал. Теперь я понимаю. Теперь я легко вижу, что наряду с беспокойством за нее, мне нужно кое-что исправить и мне надо сказать ей, что она постоянно, с того последнего раза, когда мы виделись, не выходила у меня из головы, и, кроме того, я был раздражен ее неосторожностью.

И точно так же, в воскресенье утром в парке, когда я не мог перестать на нее злиться, я просто придрался к ней. Потому что альтернатива напугала меня до смерти.

Ямада накладывает ей швы прямо сейчас? Мне очень хочется пойти и выяснить. Подержать ее за руку, может убрать волосы с лица. Кажется, она не отдает себе отчет в том, насколько она выносливая. И мне, впервые, было приятно видеть облегчение в ее красивых зеленых глазах, когда я вошел в палату. Мне очень нравится, когда она нуждается во мне.

Думаю, я выбрал правильную профессию. Но дело не только в этом. Мне нравится быть нужным ей.

Итак, Миа говорит, что она испытывает симпатию ко мне и хочет секса со мной? Это, как предоставить человеку с аллергией на арахис, свободный вход в банкетный зал со шведским столом, где все блюда содержат арахис.

Человек, который чертовски любит арахис.

Человек, который в течение последних трех дней, думал только об арахисе.

Ну, мне платят не за то, чтобы я сидел тут и мучился над тем, что большинство парней, вероятно, даже проблемой не назовут. Я кликаю мышкой, чтобы избавиться от экранной заставки, и начинаю печатать отчет. Я должен заполнить пробелы в опросном листе для пациентов, которые приходят с вирусным насморком, надеясь получить антибиотики. Сэкономлю немного времени. Тем не менее, я потратил на это около пяти минут.

Я смотрю на часы и вижу, что до конца смены еще сорок пять минут. Так что я могу осмотреть еще, по крайней мере трех, а может даже четырех пациентов, прежде чем закончу свой рабочий день. Это средний темп, к которому привыкаешь, если работаешь в Центре скорой помощи.

Иногда начинаешь чувствовать себя, будто вкалываешь на сборочном конвейере. Пациенты приходят один за другим, и я должен выяснить причину их визита, так быстро, как только возможно прежде, чем перейти к следующему случаю.

И, каким-то образом, в середине этой лихорадочной гонки со временем, я должен найти способ сохранить свою человечность. Найти способ действительно видеть и действительно слушать людей, приходящих ко мне. Потому что для меня они слишком легко могут стать просто именами, со списком симптомов, с которыми нужно разобраться. Но для них я человек, которому они доверяют, который выяснит что с ними не так и поможет это исправить.

Это ответственность, к этой задаче я отношусь серьезно. Не важно, насколько порой бывает трудно и, независимо от того, что порой я задаюсь вопросом, в своем ли я был уме, когда добровольно выбрал эту карьеру, я знаю, что создан для этого. Я делаю то, чем хотел бы заниматься. Или, по крайней мере, на пути к этому, и не собираюсь позволить чему-нибудь сбить меня с него.

Даже Миа. Независимо от того, насколько она нуждается во мне. Например сегодня, она почти отрезала себе пальцы, и у нее нет никого, кто мог бы забрать ее из больницы домой. Поэтому я сам ее отвезу, и не буду ворчать и отчитывать ее.