Глава 17

Как и предсказывал мой отец, я приезжал домой почти каждые выходные, чтобы постирать вещи (точнее, чтобы попросить об этом маму), насладиться едой, которую могла приготовить только она, и сходить в церковь со своей семьей. В эти неспешные воскресные утренние часы я чувствовал умиротворение. Когда мой голос присоединялся к голосам прихожан, или когда я молился в одиночестве и читал Псалмы во время проповеди, не было ни боли, ни страха. Там я не чувствовал, что останусь в одиночестве навсегда. Ни один верующий не может быть по-настоящему одинок.

Если бы Джейми хотел моего обожания, я бы отдал ему все, но он этого не желал, поэтому я отдал все Богу. Бог стал пристанищем для моего сердца, которое, в противном случае, провело бы всю жизнь в беспокойных метаниях.

Я начал изучать Ветхий Завет на иврите. Также исследовал историчность Библии, сравнивая ее с официальной летописной историей и археологическими находками. То, что я обнаружил, поразило: настенные надписи царя Навуходоносора; таблички, относящиеся к Ксерксу, царю Персии; черный обелиск с упоминанием в нем Ииуя, царя Израиля; римские монеты, здания, памятники и погребальные записи, подтверждающие упоминание Цезарей в Новом Завете; камень с высеченным именем и титулом Понтия Пилата, префекта Иудеи, который приказал казнить Иисуса. И еще бесчисленное множество других – археологические раскопки, таблички, письма, папирусы – упоминаний апостолов, пророков и священников, иудейских и римских правителей, вавилонян и ассирийцев.

Библейские люди действительно ходили по земле. Я не мог понять, почему весь мир отвергает истину. Что касается меня, то я доказал свою веру самому себе.

Но вера не всегда облегчала мое одиночество. Без Джейми я был потерян. Только он понимал меня целиком и полностью. И являлся моим счастьем гораздо больше, чем я думал, и стоило ему уйти, в моей жизни воцарился мрак. Дни и недели не несли никакой надежды. Он больше не позвонит, не будет писем и сообщений. Сам год становился бессмысленным. Я не увижу Джейми ни зимой, ни весной, ни летом. Даже мое сексуальное желание уменьшилось. Он был фантазией. Я никогда больше не буду внутри него, никогда не войду в него, никогда не почувствую его руку на своем члене или его член у себя в горле.

Когда я позволял себе зацикливаться на этих фактах, – обычно ночью, после того как Картер засыпал, – в груди разрасталась ужасная боль, и я обхватывал себя руками, тяжело дыша.

Во время весеннего семестра, чтобы выполнить требование (и почувствовать себя искусственно ближе к Джейми), я записался на курс живописи. В рамках занятий требовалось сделать презентацию о любом классическом художнике. Я отправился в секцию изобразительных искусств библиотеки и там занялся изучением иллюстрированных томов по римской и греческой скульптуре.

Мужские статуи были прекрасны, сильны и совершенны, как ангелы, и, в основном, обнажены. Я отнес стопку книг в угловую кабинку для индивидуальной работы и медленно пролистал, откровенно разглядывая. Руки и лицо потеплели. Дыхание вырывалось наружу учащенно, а пульс ускорился. В итоге пришлось закрыть книги и ждать, пока эрекция утихнет.

Я часто возвращался к этим томам, наверное, так же, как в моем представлении другие парни ставили закладки и повторно возвращались к определенным сайтам. Я никогда не позволял себе смотреть порно, хотя искушение было сильным, из страха, что родители или сестра могут воспользоваться моим ноутбуком и наткнуться на него. И это, даже если бы я солгал, заложило бы в их умы сомнения.

А моя мама была тревожным человеком. Маленькое зернышко страха могло вырасти в ее сознании до нереальных размеров. К примеру, когда мне исполнилось девятнадцать, стало очевидно, что она уже давно беспокоится о моей несуществующей романтической жизни.

Все это выплеснулось за ужином в честь моего дня рождения. У Рэйчел появился новый, одобренный родителями парень, с которым она познакомилась через нашу церковную молодежную группу. (Я держался подальше от этой группы, которую молодежь использовала как лагерь – не для духовного обогащения, а как христианское бюро знакомств. Кроме того, мои сверстники, как правило, разочаровывали. Даже серьезным и прилежным не хватало страсти). Рэйчел что-то рассказывала о своем бойфренде, а мама делала вид, что слушает, хотя все время поглядывала на меня.

Во время небольшой паузы в нескончаемом потоке речи сестры, мама произнесла:

— Знаешь, Калеб, только лишь потому, что мы не хотели, чтобы вы часто ходили на свидания в старших классах... ну, это не значит... — Она накрутила спагетти на вилку. На свой день рождения я заказал ей домашнего лобстера под соусом альфредо, а не ужин в ресторане. — Я имею в виду, что мы с папой...

В столовой воцарилось неловкое молчание. Рэйчел и папа уставились на маму, а мама и я в свои тарелки.

— Знаешь, дорогой, нам бы хотелось, чтобы ты пригляделся к какой-нибудь подходящей девушке. Мы действительно хотим, чтобы ты... встретил девушку, которую Бог создал для тебя.

По какой-то причине и в этой крайне неподходящей обстановке образ Джейми, стоящего на четвереньках, промелькнул у меня в голове. Я схватил себя за колено под столом.

— Э-э, да, — я улыбнулся ей. — Я приглядываюсь.

Мама с надеждой улыбнулась.

— Есть ли кто-то, кто тебе нравится?

— Дорогая, — засмеялся папа. — Ты его смущаешь.

— Все в порядке, — ответил я. — Вот... в лагере была одна милая девушка. — Я в буквальном смысле понятия не имел, как это должно выглядеть или звучать, или что я вообще должен говорить о хорошей девушке. Я представил Мэган. Мой разум не подавал ни единой мысли. Затем я представил Джейми. Легкая бессознательная улыбка тронула мои губы. — Мы немного переписывались по электронной почте.

— О, как ее зовут? — спросила мама.

— Ты имеешь в виду Мэган Фримен? — усмехнулась Рэйчел.

Лицо Джейми испарилось, и острая, знакомая боль кольнула в груди.

— Да, Мэган. Кстати, я думал поработать в лагере этим летом. Не все лето конечно, но…

В качестве последней попытки восстановить связь с Джейми я решил вернуться в «Апачи». Какая-то часть меня все еще надеялась, что его заставил замолчать страх, и что мы сможем воссоединиться где-нибудь незаметно, например, в лагере.

— Отличная идея, — сказала мама.

Я улыбнулся и глубоко вздохнул. Я вспомнил слова Джейми, сказанные прошлым летом: «Мы должны будем встречаться с девушками». Моя жизнь превратилась в тюремное заключение.

Тем летом я две недели отработал в лагере «Апачи». Рэйчел осталась в Андовере, чтобы пройти стажировку (и быть ближе к своему парню). Джейми не было в лагере, но была Мэган. Не стал притворяться, что флиртую с ней. Игнорировать ее было почти жестоко, однако я напоминал себе, что это к лучшему. Я не годился для нее.

Снова посетил значимые для нас с Джейми места: полянку возле заводи, где мы встретились, хижину «Ирокез», скалу Каунсил-Рок, сарай у озера. Я знал, что это мой последний раз в лагере. Мне там больше нечего было делать.

Воспоминания нахлынули с новой силой, когда я в одиночестве бродил по территории лагеря. Мне казалось, будто мой Джейми умер. Его призрак мерещился мне повсюду – маленький мальчик, плачущий по дороге в туалет, молодой человек, впервые прижавшийся ко мне. Джейми...

Остаток лета я провел, работая над «Отчим домом». Мои предыдущие публикации восхищали маму и папу, но стремление к постоянному писательству не так уж сильно приводило их в восторг.

— Разве тебя не интересуют какие-нибудь стажировки? — спросил папа.

— В мир искусства очень трудно попасть, — предупредила мама.

Они оба убеждали меня «заняться чем-то более практичным» в дополнение к «писательскому хобби».

Было бы трудно заставить их понять. Я потерял Джейми. И не мог так же потерять возможность писать, которая стала моей страстью и навязчивой идеей.

Я пытался успокоить родителей, сосредоточившись на изучении английской литературы в дополнение к писательству. И все же отцу было не по себе.

— Чем после этого ты сможешь заниматься? — спросил он. — Ты собираешься стать профессором?

— Посмотрим, — сказал я и рассмеялся. У меня не было никакого желания преподавать.

На втором курсе я пробовал присоединиться к сборной университета. Думал, что спортивная команда с тренировками и строгим расписанием соревнований поможет мне забыть Джейми. Однако после того как меня приняли, понял, что все наоборот. Мужская команда в тяжелом весе полностью состояла из привлекательных мускулистых парней.

Я тут же ушел.

Я был одинок – эмоционально, интеллектуально и физически – и с течением времени одиночество становилось только хуже. Даже начал думать, что встречаться с девушкой было бы намного лучше, чем нынешнее положение, потому что, по крайней мере, тогда у меня была бы дружеская компания.

И вот так, летом между вторым и третьим курсом, когда мама подтолкнула меня к дочери друзей семьи, я не стал сопротивляться.