Глава 18

Корал Диана ДеВитт приходилась дочерью Алеку и Опал ДеВитт, с которыми мои родители познакомились во время медицинской миссии в Южной Америке. Алек ДеВитт, как и мой отец, был хирургом. А также убежденным христианином Южно-Баптистской конвенции. ДеВитты относились к высшему обществу Южной Каролины; их корни уходили к семьям-основателям этого региона.

Моя мать на протяжении многих лет поддерживала связь с Опал ДеВитт. Возможно, планируя подтолкнуть меня к Корал с тех пор, как впервые увидела какое-нибудь семейное рождественское поздравление, а может это произошло спонтанно.

Как бы то ни было, я впервые услышал о Корал летом, каждую минуту которого хотел провести, подводя «Отчий дом» к завершению. Через четыре месяца я стану третьекурсником. Мои сверстники соревновались за летние стажировки и обсуждали аспирантские стипендии. Они уже сравнивали между собой лучшие выпускные программы. Что касается меня, то я занимался своим литературным трудом и должен был доказать своей семье, что дело того стоит.

Мама подошла ко мне в начале лета. Я сидел на застекленной террасе с ноутбуком. По тому, как мама вошла, нерешительно и с натянутой улыбкой, я понял – у нее назрел план.

— Привет, мой хороший, — начала она. В одной руке она держала открытку, в другой – стакан виноградного сока. — Я принесла тебе попить.

Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы скрыть раздражение. Такие перерывы совершенно выбивали из колеи.

— О, спасибо, — слегка улыбнулся я.

— Работаешь над своей книгой? — Мама присела на один из пуфиков.

— Да.

Я закрыл ноутбук. Наверное, вообще не стоило никому говорить, что я пишу роман. Мне не нравилось, как родители спрашивали о нем, словно это детская прихоть. Как продвигается твоя история? Когда мы сможем прочитать книгу? Для меня писательство было серьезным и священным. А также очень личным.

— Что случилось?

— Ну, я хотела спросить… обсудить кое-что с тобой. — Ее пальцы беспокойно бегали по краям открытки. — Ты все еще поддерживаешь связь с той девушкой из лагеря?

— С Мэган? — Я моргнул и покачал головой. — Нет. Это, э-э... закончилось.

— Ой, а что произошло? — Мама не выглядела разочарованной.

— Ничего особенного, просто перестали общаться. Мне было не очень интересно.

— Ну, тогда это к лучшему. Я хотела показать тебе вот что, — она протянула мне открытку.

Это было сообщение об окончании частной средней школы Пайнвуд в Саммервилле для Корал Дианы ДеВитт из Чарльстона, Южная Каролина. На кремовой картонной карточке была прикреплена фотография девочки-выпускницы. Короткие светлые волосы, элегантно уложенные и идеально подходящие к утонченным чертам, большие привлекательные глаза, высокие скулы. Девушка лукаво улыбалась в камеру.

Я закрыл открытку.

— Кто это?

— ДеВитты, наши друзья. — Мама рассказала, как они с папой познакомились с родителями Корал и как поддерживали связь. — Они замечательные христиане. Баптисты. — Межконфессиональные различия очень много значили для моих родителей. — Но они южные баптисты, а это уже совсем другое дело. Очень фундаментальные, очень религиозные.

— Круто. — Я начал понимать, к чему ведет разговор. — Она что, собирается в Гарвард или как?

— Нет, нет. Хотя я точно не знаю. Но... Этой зимой состоится бал дебютанток, и мать Корал спросила, не будешь ли ты любезен сопровождать девушку.

На какое-то мгновение я просто уставился на маму. Бал дебютанток? Сопровождение? Это были слова из другого века.

— Как, — я снова открыл открытку и взглянул на фотографию Корал, — ну то есть, это ее мама просила?

— Да. Она знает, что мы христиане, и не хочет, чтобы какой-то светский мальчик сопровождал Корал. И она знает, что ты учишься в Гарварде. Так что мы обе подумали... — Мама взмахнула рукой.

Теперь до меня дошло: две матери сговорились за спинами своих детей. Сватовство в стиле южного общества. В христианском стиле.

— Я ничего не знаю о дебютантских балах, — сказал я, что являлось правдой. То немногое, что знал, прочел в книгах. — А сама-то девушка вообще хочет, чтобы я ее сопровождал?

— Она видела твою фотографию, и ее мать сказала, что она, кажется, заинтересована в знакомстве.

— Что? — рассмеялся я.

— Думаю, это было бы неплохо. — В мамином голосе дрогнули нотки обиды. — Ты можешь сказать нет, если не хочешь.

Ее пальцы теребили конверт.

— Мам, все в порядке. Это просто немного странно, понимаешь? — Я вернул открытку. — А когда это будет? Мне бы хотелось писать все лето.

Масштабы маминых планов стали ясны, когда она описала мне тщательно разработанный график. ДеВитты уже пригласили нас на выходные в мае. Если мы с Корал «поладим», я смогу навестить их снова или просто вернуться ко времени бала в декабре.

Пока я размышлял над идеей, мама спросила:

— Ведь никому не станет хуже от того, что вы просто познакомитесь для начала, не так ли?

— Полагаю, что нет. Просто не хочу ставить тебя в неловкое положение, если мы вдруг не поладим.

— Это же не брак. — Она погладила меня по плечу. — А ее мама очень понимающая. Не будет никаких обид.

— Ладно. Хорошо, — пожал я плечами.

Я думал о своем одиночестве, о переживаниях, которые могли бы стать хорошей пищей для творчества, и о потребности быть нормальным (или, по крайней мере, казаться нормальным). Я не думал о будущем. А следовало бы.

***

Через две недели мы вылетели в Чарльстон. Воздух был невероятно душным, небо багровым и мутным. ДеВитты предложили встретить нас в аэропорту, но папа и мама хотели самостоятельно осмотреть окрестности, поэтому взяли машину напрокат. Еще они, вероятно, хотели оставить меня с Корал наедине, чтобы мы могли узнать друг друга или что-то подобное.

Пока ехали, я думал о Джейми. Мое настроение переросло из страдания в сильный, бурный гнев. Джейми оставил меня одного в этой борьбе. Было бы намного легче выдержать, если бы я мог разделить все с ним.

Уверен, что он переживает то же самое. Наверняка родители или жизнь подтолкнули его к какой-нибудь подходящей девушке. Интересно, какая она, добра ли к нему, целовались они или нет? Я сглотнул ком, подступивший к горлу. Отчаяние охватило меня, вцепившись в глотку. Мы никогда не должны были сдаваться! Должны были сохранить нашу двойную жизнь, теневую и светлую стороны, и смеяться над этими подходящими девушками вместе.

Снаружи температура поднялась до 80 ℉ (Прим. пер.: около 27 ℃). Пульсирующая головная боль разрасталась во мне. Я закрыл глаза и откинулся на подголовник. Несчастье моей жизни стало давить на меня. Пока машина неотвратимо мчала к Корал и ДеВиттам, я осознал, что рано или поздно мне придется принять эту девушку или какую-нибудь другую. Чем дольше я медлил с выбором, тем больше волновались родители и тем сильнее давили. Я уже не оправдывал их надежд: у меня не было диплома по медицине, и к своим двадцати годам я ни с кем не встречался (и не проявлял ни к кому интереса, насколько им было известно). Бездельничал, проводя время в творческом поиске – что вело в никуда, по их мнению.

Если не добьюсь чего-то сто́ящего в ближайшее время, их трепетная тревога превратится в бурю. А я любил своих родителей больше, чем кого-либо или что-либо, даже больше Джейми. Они сделали для меня все, что в их силах, предоставили возможности, которыми я располагал. Степень их заботы равнялась степени их любви. Мне нужно быть хорошим сыном, хорошим Калебом, чтобы уберечь их от боли и тревог. Это мой долг.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил папа, глядя на меня в зеркало заднего вида.

Я кивнул и улыбнулся.

— Да, просто болит голова.

— Наверное, из-за погоды, — сказала мама. — Похоже, надвигается буря.

Я оглядел темные клубящиеся облака. В голове болезненно пульсировало.

— Да, — сказал я. — Скорее всего.

Длинная грунтовая дорога привела к резиденции семьи ДеВитт. От сочетания сильнейшей, до головокружения, головной боли и незнакомого пейзажа казалось, что я попал в роман Фолкнера или Фицджеральда. Массивные плакучие ивы стояли вдоль дороги, их свисающие листья почти касались капота машины. Плющ и другие вьющиеся растения взбирались по стволам и ветвям деревьев, так что все вокруг казалось зеленым, невероятно зеленым. Я не мог не думать о том, что это место было полной противоположностью Колорадо. Колорадо был сухим, ярким и скудным, Южная Каролина – влажной, густой и таинственной.

Английский плющ покрывал все вокруг, включая каменные столбы белого забора вокруг дома. Сам дом представлял собой бывшую плантацию в федеральном стиле. Все в нем говорило о деньгах, истории и привилегиях. Он имел классический прямоугольный фасад, полностью белый, крыльцо с колоннами и высокие, симметрично расположенные окна. Вычурная лепнина украшала вход, хотя в остальном строение выглядело довольно просто. И в этом заключалось его очарование. Дом и территория так удачно навевали воспоминания о прошлом, что, выходя из машины в жар улицы, я ожидал увидеть как минимум Джорджа Вашингтона собственной персоной, выступающего навстречу из парадных дверей.

Однако вместо него появилась высокая блондинка, а за ней – еще более высокий пожилой мужчина. Оба были стройными, привлекательными и подтянутыми.

Всю жизнь меня готовили к таким встречам. Дом и незнакомцы не пугали. В любом случае, сыновнее чувство долга подстегивало.

Мама обняла миссис ДеВитт, будто они были гораздо более близкими подругами, а папа пожал руку хозяину дома. Я шагнул вперед и тоже пожал ему руку. Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Я улыбнулся, и через некоторое время он тоже. То, что увидел мистер ДеВитт, казалось, порадовало его. Слабая, осторожная улыбка сказала обо всем: Ты справишься.

— Здравствуйте, — сказал я. — Приятно познакомиться.

— Очень рад приветствовать вас здесь, — сказал он.