В зале воцарилась тишина, когда девушки вышли из комнаты наверху. Из-за особенностей архитектуры здания, цепочке встречающих необходимо было находиться на верхнем балконе, отцы дебютанток должны были вести своих дочерей вниз по лестнице, а затем уже сопровождающие – к их столикам.

Они вышли белоснежной процессией, белые платья и перчатки сливались воедино. У меня отвисла челюсть, когда появилась Корал. Ее было трудно не заметить. Она вышла последней, и на ней было облегающее атласное платье, которое определенно не было белым. Оно было персиковым. Корал смотрелась бы в нем обнаженной, если бы не бледная кожа.

Она не искала меня в толпе. И не смотрела ни на кого конкретно. Девушка высоко держала голову; тонкая шея была такой изящной и дерзкой. Даже на расстоянии я мог заметить, что ее грудь вздымалась от возбуждения.

Церемониймейстер, пожилой мужчина в смокинге, державший в руках стопку карточек и микрофон, диким взглядом обвел зал.

Никто не пришел ему на помощь. Ни один староста комитета сообщества дебютанток не появился, чтобы увести Корал или сообщить ведущему, как действовать дальше. Он был главным и, когда понял, что ситуация полностью находится под его контролем, сделал единственно разумный выбор: спокойно поднял микрофон и представил первую дебютантку.

Я оглянулся на Опал ДеВитт. Она смотрела на дочь с явным ужасом. Ее лицо приобрело ярко-красный оттенок. На мгновение я всерьез забеспокоился за мать Корал. Никогда еще не видел человека в такой явной ярости. Красный оттенок на ее лице сменился фиолетовым. Я не мог понять ее злости, и хотя мне было жаль эту женщину, в то же время хотелось рассмеяться.

В каком-то смысле я был таким же незрелым, как и другие молодые сопровождающие. Во всяком случае, слишком юн, чтобы понимать важность традиций и то, что значило для матери неповиновение Корал. Вместо этого почувствовал вспышку восхищения – даже обожания – к девушке в персиковом платье. Я снова повернулся к ней. Возможно, я был предвзят, но она казалась гораздо красивее других девушек в очереди. Ее короткие волосы, большие глаза, крошечная фигурка и свободолюбивый нрав – все это я предпочитал традиционализму и послушанию.

Объявили Корал – Алек ДеВитт проводил ее вниз по лестнице, и она с трудом сделала реверанс в облегающем платье. Я бросился к ней, чтобы принять и отвести к столу. Я чувствовал почти первобытное желание уберечь ее от дальнейшего смущения. Когда мы взялись за руки, Корал улыбнулась мне. Блеск в ее глазах, казалось, гласил: «Я же говорила тебе, что не стану одеваться подобным образом». Я ответил ей короткой, огорченной улыбкой, которая означала «Я должен был тебе поверить».