— Может быть, еще одна программа в аспирантуре?
— Нет. Не знаю, — вздохнув, я откинулся на спинку стула. — Я был так уверен, что моя рукопись хороша…
Профессор Брандейс нахмурился. Я увидел искреннее сочувствие на его лице. Он был красивым мужчиной – что я всегда замечал – немного за пятьдесят. Держал себя в безупречной форме и стильно одевался. Я был не в состоянии игнорировать эти качества в мужчинах, как большинство мужчин, казалось, не могли игнорировать в женщинах.
— Значит, у вас нет никаких планов? — настаивал он.
— Нет. Никаких. Должно быть, это звучит довольно нелепо.
Несмотря на то, что в это время в университете и так было немноголюдно, профессор вышел из-за стола и закрыл дверь. Я не придал этому значения, пока он не подошел сзади к моему креслу и не остановился. Мужчина положил руку мне на плечо. Этот жест мог быть чисто дружеским, и, вероятнее всего, так оно и было, но он прошил меня насквозь ледяными иглами безудержного желания.
— Вовсе нет, — тепло сказал он. — Это трудный момент в жизни писателя или студента-выпускника. Я уважаю вашу решимость. Трудно даже дать вам совет, потому что путь каждого писателя индивидуален. А вы очень, очень талантливы, Калеб.
Его голос звучал странно, возможно, чуть напряженно. Я много раз бывал у профессора Брандейса в рабочее время и никогда не слышал, чтобы он разговаривал таким тоном.
Я сглотнул и скрестил ноги. Мне хотелось, чтобы он убрал руку с моего плеча. Ладонь прожигала сквозь рубашку, заставляя мой член напрягаться.
— Спасибо, — сказал я.
— Послушайте, если вы действительно хотите чем-то заняться после окончания учебы, то нам разрешено брать по одному научному сотруднику на каждый семестр, включая летний. Жалованье невелико, но вы могли бы продолжать писать. Все, что потребуется, – это помогать мне с некоторыми заданиями, рассылками по электронной почте и копированием, немного с чтением и письмом. — Он сжал мое плечо. — Я буду рад, если вы согласитесь.
— Я... — Я облизал губы. Мое сердце колотилось в груди. Слышал ли он? Эрекция пульсировала в такт неистовым ударам. — Благодарю.
Я ценю это. Я польщен. Я подумаю над этим. Все слова покинули мой разум.
— Калеб, вы в порядке? Не принимайте это близко к сердцу. — Он коснулся моих плеч и начал нежно их массировать. — Вы такой напряженный.
Я резко выдохнул. Ничего не привиделось: он подкатывал ко мне.
Я застыл в кресле, одновременно желая убежать и остаться.
Его пальцы чувственно двигались по моим плечам, надавливая и растирая, отпуская и сжимая. Он приблизился губами к моему уху.
— Тебе не нужно скрещивать ноги, — прошептал он.
— У меня есть девушка, — запинаясь, пробормотал я.
Корал. Корал! Ее прекрасное лицо вспыхнуло перед мысленным взором. Тем не менее, словно движимые невидимыми руками, мои ноги широко раздвинулись. Доказательство возбуждения шатром натягивало брюки цвета хаки.
— Нам не обязательно что-то делать, — тихо сказал профессор. — Просто позволь взглянуть на тебя. Калеб, я не причиню тебе вреда. Позволь мне… — Его рука двинулась к моей промежности. — Дай посмотреть.
— Нет! — задыхаясь, я оттолкнул его руку. — Пожалуйста, перестаньте.
— Тогда посмотри на мой. Ну же.
Услышав, как он расстегнул ширинку, я повернулся на стуле. Мой взгляд невольно устремился к его паху. Волоски в промежности были аккуратно подстрижены, среди рыжевато-коричневых бросались в глаза несколько серебристых. Мой рот наполнился слюной при виде его члена. Я подумал, не сплю ли. Да уж, тогда бы наверняка моментально проснулся с липким месивом в боксерах.
— Калеб, — прошептал профессор и погладил меня по лицу. Шагнул ближе. — Ты хочешь что-нибудь сделать для меня?
Я отрицательно покачал головой, но это была ложь. До побелевших костяшек на пальцах я вцепился в стул, чтобы не потянуться к его члену. Я знал, как он будет ощущаться в моей руке: бархатистый, твердый, горячий.
— Я заставлю тебя сделать это, — сказал профессор. — Этого ты хочешь? Тогда не придется чувствовать себя виноватым. Все будет быстро. Давай… иди сюда.
Его отчаянное желание нарастало, голос дрожал. Он провел большим пальцем по моим губам и сразу же просунул его между зубов. Затем раскрыл мне рот и тут же протолкнул свой член глубоко в горло.
— Агх! — подавился я.
Почему я не отстранился? Почему не закричал?
Мне это нравилось. Это было так хорошо.
— Тихо, — прошипел он. — М-м-м, Калеб… будь тихим. Ну, давай же. Тебе это понравится. Да… о, да… — Он толкался в мое горло, и этот повторяющийся звук наполнил тишину кабинета. — Ох, бля…отличная глотка… как хорошо…
Он сжал мою шею. Дыхание с хрипом вырывалось у меня через нос. Другой рукой профессор вцепился мне в волосы. Мужчина был силен, по крайней мере, настолько же, как и я. «Он же насилует меня», — подумал я, но это была неправда. Я мог бы укусить его. Мог бы дать отпор. Но не сделал ничего из этого.
— Вы, гарвардские мальчики, все одинаковы. — Он продолжал толкаться. — Такие развратные. Держу пари, ты бы позволил трахнуть себя и в задницу. Ты даешь в задницу, Калеб?
Я закрыл глаза. Вспомнил, как попка Джейми ощущалась вокруг моего члена. Рука непроизвольно накрыла промежность, и я начал потирать ее.
Профессор кончил внезапно, выплеснув сперму глубоко мне в горло.
Только тогда я понял, какую опасную ошибку совершил. Мы не использовали защиту. Я вообще не знал этого человека за пределами семинаров по беллетристике. Он вытащил член из моего рта и застегнул ширинку. Его взгляд упал на мою промежность.
— Хочешь, чтобы я сделал то же самое для тебя? — Он уже опустился на колени.
— Нет…эм, я… — Я покачал головой. Мои руки мгновенно оторвались от промежности, но возбуждение оставалось очевидным. Я вытер рот и сглотнул. — Мне нужно идти.
— Ты в порядке? — в его голосе звучало искреннее беспокойство.
Унизительный тон, который он использовал минуту назад, исчез. Возможно, его заводила подобная ролевая игра. Теперь он снова был просто моим профессором, преуспевающим и привлекательным мужчиной в возрасте и опасно притягательным.
Я встал и поправил одежду.
— Я в порядке, — ответил я, хотя на самом деле это было не так. Я думал о Корал. Думал о Джейми. И о том, что только что произошло. Я ненавидел себя больше, чем когда-либо.
— Эй, не уходи, Калеб, — профессор коснулся моей руки. Я вздрогнул. Мне потребовались все силы, чтобы не бросится к нему, не обнять, не зарыдать и не рассказать всю мою историю. Он бы понял. По крайней мере, выслушал бы.
Вместо этого я сбежал в общежитие.
Свернулся калачиком на кровати, прижав кулаки к глазам. Не хотелось плакать, хотелось орать. Я поступил подло с Корал, но наиболее остро я ощущал то, что поступил подло с Богом и Джейми.
Спустя некоторое время подошел к столу и сел, уставившись в ноутбук. Я держал в ящике маленький перочинный ножик. Действуя методично, открыл лезвие и прижал острый кончик к подушечке большого пальца.
Я вспомнил тот день в лагере, много лет назад, когда нож рассек мою ладонь. Боль тогда странным образом прояснила разум. То же самое случилось и сейчас, когда проступила капля крови. Я заслужил эту боль, но что еще важнее, физическая боль освободила меня от душевной. Моя вина, отвращение к себе и смятение исчезли от холодного укола клинка.
Я зашипел и бросил нож обратно в ящик.
Тем вечером, позвонив Корал, сказал, что люблю ее. Сказал, что скучаю и не могу дождаться, когда увижу ее снова. Я хотел быть нормальным и стать таким мужчиной, который может любить женщину. И верил, что смогу. Мои намерения были самыми искренними.
***
О том, чтобы отказаться от посещения литературного семинара профессора Брандейса, не могло быть и речи. Слишком много времени прошло от начала семестра. Кроме того, для отказа от курса не было никакого реального мотива, кроме необоснованного соблазна. Профессор не пугал меня. То, что произошло между нами, случилось по обоюдному согласию. Поэтому, хоть и с некоторым трудом, я продолжал посещать его лекции.
Профессор Брандейс нормально относился ко мне во время занятий. Наши взгляды несколько раз встречались, и мы тут же их отводили. Мой член подрагивал; я буквально заставлял себя не смотреть на тело преподавателя, пока он расхаживал по классу.
Возможно, я был параноиком, но мне показалось, что он стал одеваться лучше, чем обычно. На нем постоянно были накрахмаленные оксфордские рубашки с несколькими расстегнутыми верхними пуговицами. Брюки, элегантно сидящие на бедрах, подчеркивали узкую талию и плоский живот. Густые каштановые волосы были уложены в стильном беспорядке, а борода аккуратно подстрижена; и он постоянно снимал очки, чтобы погрызть дужки – и это был раздражающе мальчишеский жест.
Часто первое, что он делал, придя в аудиторию, – это отворачивался к доске и снимал пиджак. Жест, по крайней мере, для меня, казался откровенно эротичным. Я залипал на плечи мужчины и размышлял, не пытается ли тот намерено усложнить мне задачу.
Я всегда уходил сразу же, как только он отпускал. Остальные студенты, как правило, слонялись без дела по аудитории, соперничая за его внимание.
Но однажды днем, когда я уже рванул к двери, профессор внезапно окликнул меня:
— Калеб, подождите, — его голос буквально прекратил шумную болтовню.
Все уставились на меня. Профессор Брандейс был известен тем, что никогда не имел любимчиков. На самом деле он вел себя довольно холодно и, как правило, отмахивался от своих чересчур настойчивых студентов. Я видел не одну девушку, которая пыталась флиртовать с ним. Это очень распространено среди всех дисциплин.
— Вы мне? — спросил я, стоя к нему спиной.
— Да, если не возражаете.
Я мрачно повернулся и снова сел за парту, пока он заканчивал разговор с другими студентами. Один за другим они уходили, пока мы с профессором не остались один на один. Желание пробежало по моему позвоночнику. Я представил себе лицо Корал. Но это не помогло.