Глава 22

Я бежал в общежитие, сжимая конверт дрожащей рукой. Желание, которое я испытывал к профессору Брандейсу – практически непреодолимое притяжение, – видимо, было именно тем, что люди подразумевали под «сексуальным влечением». Эротические образы постоянно вспыхивали в моей голове. Я был неспособен их игнорировать. Я хотел Джейми. Желал своего профессора. Жаждал именно мужчину. Мне было все равно, как это произойдет, и кто будет сверху. В тот момент я согласился бы на все что угодно.

Я вытряхнул бумаги из конверта раньше, чем добрался до своей комнаты. Мой взгляд скользнул по первой странице.

Профессор Брандейс написал рассказ под названием «Практикант». Это была бесстыдная, откровенная фантазия, реалистичная до крайности и написанная в довольно редком стиле – от первого лица. Это, в сочетании с настоящим временем, придавало тексту угнетающе личный характер. Под обращением «ты» в тексте, очевидно, подразумевался я. А под рассказчиком, естественно, скрывался профессор Брандейс.

«Твой член наливается в штанах; я чувствую его под ладонью, когда поглаживаю. Твой ствол увеличивается, а головка настойчиво толкается мне в руку. Я целую тебя в шею, нежно посасывая кожу. Приглушенные стоны говорят, что ты жаждешь большего, как и я. Моя рука проникает сзади в твои брюки, проскальзывает под боксеры, и находит тугой бутон входа…»

— Ну, разве это не приятный сюрприз?

Хриплый голос сестры вырвал меня из рассказа и поверг в панику.

— Рэйчел! — вскрикнул я, поспешно заталкивая листы обратно в конверт. Мой стояк опал мгновенно, слава Богу. — К-к-как ты сюда попала?

Читая, я забрел в общежитие, – которое было мужским – и обнаружил у своей двери Рэйчел с дьявольской улыбкой на губах.

— У меня свои способы.

Я рассмеялся и отодвинул сестру в сторону, желая оказаться к ней спиной. Потому как вожделение, должно быть, ясно читалось на моем лице.

— Такие как… попросить помощи услужливого парня, которого я встретила на улице.

— Ясно. Уверен, для тебя это не было большой проблемой, — с каждой секундой я все лучше справлялся со своими эмоциями.

Глубоко внутри я проклинал профессора Брандейса за то, что он написал эту историю. Мое воображение не нуждалось в дополнительной подпитке. Кроме того, было чистейшим безумием завязывать отношения со студентом, даже если такое явление довольно распространено в кампусе. Я не раз становился свидетелем того, как какой-нибудь профессор сидел за столиком в ресторане с хорошенькой студенткой.

На одно безумное мгновение задумался, что, возможно, стоит принять предложение профессора. Я представил, как мы ужинаем в его доме, деля на двоих вкусную трапезу и бутылку вина. Нам было бы о чем поговорить – о книгах, писательстве и Гарварде. Беседа между нами протекала бы легко. А затем…

Я нахмурился, толкнув дверь.

Он никогда не заменит Джейми, но у нас может быть что-то, что-то очень хорошее, и оно может частично заполнить пустоту внутри меня.

— Калеб?

Я натянул на лицо добродушную улыбку, включил свет и оглянулся на Рэйчел.

— Хм? Это и правда приятный сюрприз.

Она прошлась по моей комнате и упала на кровать. Затем потребовала рассказать все о Корал, с которой, по-видимому, подружилась на Facebook. Лично я не любил и всячески избегал эту социальную сеть, к разочарованию Корал. Больше всего я опасался найти там Джейми. Боялся обнаружить, что он счастлив без меня.

— Если ты нашла ее на Facebook, то, вероятно, знаешь больше меня. — Я незаметно сунул профессорский конверт в ящик стола под какие-то бумаги. — Клянусь, она выкладывает туда все. Не думаю, что это нормально.

— Ты рассуждаешь, как старик, — захихикала Рэйчел.

— Может и так, — ответил я, изображая дрожащий старческий голос. — Эй-й, ты, маленькая выскочка! — Я заковылял к ней, указывая дрожащим пальцем и щурясь. — А ну убирайся с моей кровати! Слышишь? Поди прочь!

Она завизжала и, смеясь, пыталась уползти. Я без труда поймал ее.

— Ага! — Я сжал ее в объятиях, а затем опустил на матрас и рухнул рядом, улыбаясь уже искренне. — Знаю, что ты тоже там сидишь и пишешь о каждом съеденном бутерброде.

— Люди вовсе не для этого используют Facebook, — она ткнула в меня пальцем.

— Двенадцатое ноября две тысячи шестого… съел вот этот бутерброд... это огромное событие, изменившее мою жизнь, настолько важное, что нужно поделиться им с двадцатью друзьями и членами семьи…

— Ты такой кретин! — Рэйчел ударила меня по руке. Совсем не больно. — О боже, мой старший брат – настоящий лопух. Мне всегда было интересно, когда уже наконец это произойдет.

Я усмехнулся и посмотрел на Рэйчел. Ее прекрасные длинные волосы рассыпались по одеялу. Она смешно скорчила рожицу. Сестра всегда заразительно улыбалась.

— Корал мне нравится, — ответил я. — Не знаю, что еще тебе рассказать. Она... милая.

— Милая? — Рэйчел нахмурилась. — Н-да, тогда это не продлится долго.

— Нет, — сказал я слишком строго. — Ну, то есть, конечно, это надолго. Я предан ей.

— О, так ты предан ей? У вас что, ребята, конфетно-букетный период?

— Заткнись, — усмехнулся я. — Ты просто завидуешь, что этот, как его там, не ухаживает за тобой.

—Кевин, и он очень романтичен, ясно?

— Да? — Я приподнял бровь. — Насколько романтичен? Может быть, мне нужно начать следить за этим парнем на Facebook.

— Не вздумай!

Она продолжала свою тираду о том, каким «достойным» был Кевин и сколько милых и заботливых вещей делал для нее, и как сильно нравился маме и папе, а также как сильно нравился ей самой. Я слушал, делая мысленные пометки.

Затем, как и надеялась Рэйчел, скормил ей почти ту же информацию о Корал. Просто заменил милого и заботливого парня на обожаемую девушку. Описал то, что нам нравилось делать вместе; как ее чувство юмора совпадало с моим; как она поощряла мое творчество. С восхищением упомянул о ее пылком темпераменте. Пересказал историю о дебютном бале и персиковом платье.

Этот разговор, как оказалось, был именно тем, в чем я нуждался: напоминанием о том, что Корал была хорошей и невинной девушкой, кем-то вроде моей сестры, которая доверяла мне всем сердцем. Если Кевин предаст Рэйчел, я буду презирать его. Если я предам Корал, то буду презирать себя. Быть хранителем чужой любви – нелёгкое и нешуточное дело. Это серьезно, священно и благородно. Пожизненная должность, служба до самого конца. Когда-то и я познал это, но где-то на жизненном пути успел подзабыть.

Я крепко обнял Рэйчел перед ее уходом и искренне поблагодарил за то, что она пришла.

Как только за ней закрылась дверь, я разорвал историю профессора Брандейса на куски. Я так и не дочитал ее до конца. Отнеся обрывки в ванную, спустил их в унитаз. Не мог доверять себе, даже в отношении клочка бумаги. Всего лишь одна фраза, одно слово могли завести меня.

Вернувшись в свою комнату, я написал и отправил электронное письмо.

«Уважаемый профессор Брандейс!

Я обдумал Ваше предложение, и Вы даже представить себе не можете, насколько оно заманчиво для меня, но я должен отказаться. Пожалуйста, уважайте мое решение. Его было крайне трудно принять, и я был бы признателен за любую помощь, которую Вы можете мне оказать в его выполнении.

Калеб Брайт».

Хотелось написать больше; подробно описать, как трудно было отказать ему во всем том, что мы могли бы разделить вместе, но это было бы потворством. Да, хотелось позволить себе еще немного помечтать. Жизнь снова подарила шанс попытать счастья в лице профессора Брандейса. Я отказался от него в пользу того, что было правильным, надеялся и молился, чтобы Бог принял мою жертву.

Профессор, к его чести, с достоинством принял поражение. Он ответил, что опечален принятым решением, но впечатлен моей стойкостью. Я нахмурился, читая его электронное письмо. Если бы он только знал, насколько я слаб на самом деле. Если бы он проигнорировал мою просьбу и продолжил искушать эротическими историями и жаркими разговорами, я бы сдался. И какая-то часть меня хотела этого.

Профессор добавил, что я должен прислать свой роман, о котором рассказал ему, в рабочее время, если хочу получить авторскую рецензию. Я сделал это без колебаний. Я впадал в отчаяние. Приближался выпускной, а все мои обращения в агентства сопровождались либо отказами, либо гробовым молчанием. Мне нечем было подкрепить предполагаемый талант и амбиции, кроме нескольких публикаций коротких рассказов, и этого было определенно недостаточно для моего отца. Этого было недостаточно даже для меня. Я гордился своей непреклонной решимостью, но каждый отказ литературного агентства словно оставлял крошечную трещинку в монолите моей воли. Сколько времени должно пройти, прежде чем я дрогну? Прежде чем сдамся?

Прошел месяц, а я так и не получил ответа от профессора Брандейса. Это был мучительный месяц, особенно учитывая тот факт, что я продолжал посещать лекции профессора и вынужден был лицезреть его три раза в неделю, при этом не зная, что он думает об «Отчем доме» и посчитал ли вообще его достойным прочтения. Возможно, он не смог продвинуться дальше первой главы. А может, роман был дилетантским и назидательным. Я остро нуждался в получении хоть какой-то обратной связи со стороны. Конечно, Корал сказала, что книга хороша. Естественно! Корал хотела встречаться со мной. Это было практически ее долгом – хвалить мой дебютный роман.

Наконец профессор Брандейс прислал ответ по электронке. Я оценил, что он не попытался договориться о личной встрече. Мне было трудно находиться рядом с этим мужчиной. Иногда то, что произошло между нами, казалось всего лишь сном. А иногда, наоборот, казалось слишком реальным, и я вспоминал, как он ощущался у меня во рту, и член начинал наливаться тяжестью прямо посреди урока.

«Ваш роман впечатляет, — писал профессор в своем письме. — Поистине. У Вас дар. Я взял на себя смелость показать книгу своему агенту. Надеюсь, Вы не возражаете. Позвоните мне, когда представится возможность».