16

Бульдозеры тарахтели два дня, всю территорию выровняли. Потом приехал экскаватор, не очень большой, и выкопал три квадратных ямы. Совсем неглубоких. И укатил. Ребята сразу в эти ямы и давай копать пещеры в боковинах. Бывали дни, когда там несколько десятков ребятишек копошились.

Но только от среды до воскресенья. В понедельник появилось объявление: «Вход воспрещен. Родители отвечают за детей». А во вторник все три ямы огородили дощатым забором, и это место стало похоже на строительную площадку — может, тут детский сад будет или гаражи? На место для ребячьих игр совсем не похоже! А что будет детская площадка — поверить невозможно, разве только кому-нибудь заранее известно.

Но ребята продолжают играть в ямах. Между двумя уже прорыли тоннель, интересно стало там прятаться. Об опасности никто не думает!

— Кто здесь тоннель прокопал? — спрашивает отец Стефана.

— Ты думаешь — я? Я не копал. — Они стоят над средней ямой, оттуда хорошо видны черные дыры — вход и выход из тоннеля.

— Надо ж! — говорит Герман. — В такой сыпучей земле тоннель выкопали! И как он до сих пор не завалился?

— Две бетонные трубы, и всё! Никогда не обвалится, — говорит Стефан.

От удивления отец не знает, что сказать.

— Вы тут все с ума посходили!

— Гаральда надо попросить. Он нам даст бетонные трубы.

— Какого еще Гаральда?

— Дружка моего. Гаральд — вон из того зеленого вагончика.

— Ах, этот. Волосы еще такие…

— Да, да, — говорит Стефан. — Он мой дружок. Он нам даст две трубы. Больших. А то и три.

— Знаешь что! — возмущается отец. — Ты лучше послушай, что я тебе скажу: тоннель незаконный, нелегальный тоннель! Это запрещено, это опасно. Мы не будем укреплять его. Мы его закопаем. Сейчас же!

Вечереет. На другой стороне, там, где дощатая ограда, лазят и карабкаются ребята. Среди них Парис Краузе и Марио Функе. И несколько старшеклассников. Эти-то никуда не лазают — сидят на досках, качаются — как раз напротив того места, где стоят Стефан и его отец. Зрители им ничуть не мешают, парни как-то особенно веселы, качаются усердно. Подняв руку, Герман кричит им:

— Эй, долго вы еще?

Долго ли? Они качаются медленней, один отвечает:

— Поглядим — увидим.

— Сейчас я до вас доберусь! — грозит Герман.

Парни качаются медленней. Совсем остановились. Но все еще сидят на досках.

— Чтоб я вас здесь больше не видел! — приказывает Герман.

Стефану стыдно, что он тут стоит, вроде он слуга и подпевала.

— Оставь ты их! Они ж ничего не делают, — говорит он.

Отец не смотрит на него — только на парней. Но вдруг говорит Стефану:

— Стой здесь, — и сам большими шагами направляется на другую сторону.

Парни слезли с досок, понемногу отходят. Отходят, не спуская глаз с Германа. Но у того и нет намерения прогонять их. Он повернул налево, шагает в сторону недостроенного корпуса. Там стоит покосившийся сарайчик, валяется всякий строительный мусор. Герман исчезает в сарайчике.

Что у нет там? Телефон? И кому это он звонить собрался? Не третьему ли отцу Париса Краузе?

Парни сбились в стайку. Ждут.

Стефан стоит один. Ему бы с ними. Еще лучше — чтоб его совсем тут не было. А теперь еще Марио Функе кричит:

— Эй, иди к нам!

Стефан не отвечает.

— Не позволяют тебе, да? — это уже Парис Краузе.

— Папенька не разрешил! — добавляет еще кто-то.

Стефан и на этот раз не отвечает. Парни оставляют его в покое. Возвращается отец. Только что вышел из сарайчика. В руках — штыковые и ковшовые лопаты.

Лопаты! Что-то будет! Старшеклассники подходят ближе. Отец идет прямо к ним. Стайка отступает. Отец кричит:

— Струсили? Да вам никто ничего не сделает. Тоннель надо засыпать и пещеры эти. Играть здесь не место!

Три ковшовые и две штыковые лопаты Герман выстраивает впереди себя. Стоит и опирается на них, точно каменный Роланд — тот, что поставлен у кирпичной стены на другом берегу канала. Стефан думает: Роланд с лопатой! Да еще живой! Ему делается смешно. Но ненадолго. Большой, сильный Герман со своими лопатами ничего не может сделать — парни все убежали.

— Эй вы, трусы! — кричит Стефан им вслед.

Отец только пожимает плечами. Затем перебирается через штабель досок и съезжает в яму. Стефан стоит, смотрит.

Первый тоннель завалился. Осыпалось несколько пещер. У Германа руки длинные, он работает как хороший экскаватор.

Стефан сверху следит за ним. Ребята собрались около высотного дома и тоже смотрят оттуда: что это дяденька в яме делает? Они даже песенку поют. Измываются над отцом и над сыночком. Громче всех старается Парис Краузе, а Марио Функе все время поднимает руки вверх.

«За этого я возьмусь! — думает Стефан. — Этот первым мне ответит. И за Париса, эту лису, — тоже. На остальных мне наплевать. А Марио и Парис — предатели! Вонючки они!»

Рушится свод второго тоннеля. Герман стоит, отдыхает. Снизу смотрит на Стефана.

— Ты не злись, — говорит он, — лучше возьми лопату.

— Чего это мне злиться? Из-за них, что ли?

Но когда он идет за лопатой, со стороны дома-башни доносится рев, и Стефан, зажав лопату под мышкой, словно копье, с места бросается на стаю. Парни стоят и орут, но вдруг, как зайцы, разбегаются в разные стороны. Стефан перехватывает лопату, крутит над головой, как могучий меч. Марио Функе верещит:

— Мама! Мамочка!

Победителем Стефан возвращается к ямам. Герман говорит:

— Здорово ты им выдал. Но что-то мне не понравилось.

— Не понравилось? Почему?

— С лопатой, понимаешь…

— Шушера они!

— Не о них я говорю. Я насчет лопаты.

Стефан соскакивает в яму. Отец растирает себе спину. Наверху проходит женщина.

— Давно пора, — говорит она.

Проходят двое мужчин. Тащат ящик с пивом. Без всякого любопытства заглядывают в яму.

— Лопата — это прежде всего рабочий инструмент, — говорит Герман. — Заруби себе это на носу.

Прошло несколько дней. Машины подвозят к ямам доски — старые, заляпанные, много раз использованные, и еще до того, как ребята успевают построить из них первый шалаш, появляются плотники. Молодые парни, семь или восемь, с большими белыми пуговицами на черных вельветовых жилетках и маленькими белыми пуговицами на черных вельветовых брюках. А один должно быть, бригадир — в широченной черной шляпе. Но как только они начинают работать — на всех белые шлемы.

Из ямы слышится ругань — много очень осыпавшейся земли приходится плотникам убирать! Но довольно скоро начинается великий перестук молотков. А когда он затихает и отзвучал последний удар — громадные деревянные ящики готовы, и тот, кто хоть что-то соображает, сразу скажет — это опалубка для бетона.

Бетон? — думает Стефан. Значит, не будет здесь детской площадки! Ее, наверное, там повыше устроят, а здесь бассейн для купания или фонтаны будут бить. Малыши могут кораблики пускать, а в жару — купаться. Но ведь для бассейна нужна вода, ее по трубам надо подвести. А никаких труб не видно. Нет, не бассейн здесь строят, просто три домика, вроде киосков что-нибудь — открытки продавать, шариковые ручки, сувениры всякие…

Вернее сказать, никто пока не знает, что будет с этими ящиками. Надо бы кого-нибудь из строителей спросить, тех, что дома-башни строят. Стефан двоих знает. Один — его отец, Герман. Другой — каноист. Если еще Артура добавить — будет три.

Стефан спрашивает каноиста:

— Что здесь строят, Гаральд? Что это за ящики?

— Детскую площадку. Детям играть.

— Ты так думаешь?

— Точно, — отвечает каноист.

Тоже мне, мудрец нашелся! Стоит тут в заношенных джинсах, вроде бы ненадолго от работы отлучился. Оба они сейчас находятся примерно на том месте, где Стефан с отцом стоял, когда тут тоннели были. Теперь здесь большие дощатые ящики, стенки двойные — сюда будут заливать раствор.

— Никогда в жизни здесь детской площадки не будет! — говорит Стефан.

— Будет. Будет, я тебе говорю.

— А где ж ребятам играть?

— Модерновая такая, самая шикарная во всем Берлине.

— А ты не свихнулся, нет?

— Со спиралями и шведскими стенками, — говорит каноист. — Со всякими лесенками и другими выдумками. На акробата в два счета выучишься.

Перехватил каноист! Ему никто не поверит. И Стефан не верит, хотя вообще-то он готов ему во всем верить.

— Значит, всякие такие штучки, говоришь?

— Одна спираль будет поставлена так, что ты через нее ногу не протащишь, пока через первую не протащил, а через первую не пролезешь, пока через вторую не прошел. Понял?

— Так я тебе и поверил.

— Я говорю — что знаю. — Каноист смотрит куда-то мимо Стефана, и вообще он сейчас Стефана совсем не замечает. Волосы, как всегда, торчат во все стороны. — Поживем — увидим, — говорит он.

— Ну, а этим ты что хочешь сказать? — спрашивает Стефан.

— Сам узнаешь.

— Ты мне не скажешь?

— Сам узнаешь. Завтра. — Каноист улыбается, и Стефан дает ему тумака.

— Ну скажи, чего тебе стоит!

— Меня ждут, — говорит каноист и бросается бежать в своих рваных джинсах и замазанных рабочих ботинках, точно так, как в первый день, когда Лариса спускалась с моста.

И правда, сегодня каноиста тоже кто-то ждет: Артур. Его почти не видно, он в низинке, где стоит котел. Стефан смотрит, как каноист подбегает к Артуру, и невольно вспоминает сказку про зайца и ежа. Только Артур не станет кричать: «А я уже здесь!» Он крикнет: «Куда ты провалился, чтоб тебя!»

Некоторое время Стефан следит за каноистом, потом и сам отправляется в путь — к медвежьему вольеру. Подождет там Губерта. Ведь сегодня четверг, и Губерт ушел на музыку. Стефан решил встретить его. Кто знает, что еще Канадка выкинет. Каноист Канадке кулаком пригрозил. Но хватит ли этого? Если не хватит и Губерт останется один — плохи его дела! И Стефана — тоже. Но об этом он не думает.

Стефан перешел мост через канал и неожиданно увидел рыбака с удочками. На том же самом месте. Закинул пять удочек и гуляет возле них, точно так, как тогда, когда они уху из плотвы варили. Но с тех пор Стефан его ни разу не заставал здесь. На рыбаке — куртка, серая, плечи покатые. Длинная шинель — какие дежурные в метро или на электричке носят, ему сейчас ни к чему. Конец апреля. Хороший теплый день. По мостовой расхаживают черные дрозды. У самой воды на камнях сидят уточки…