– Подумай об этом, – тихо произносит он, нервно теребя скрепку. – Так много вариантов как все может пойти, и многое зависит от его путешествия, его открытий. Он начинает возмущаться своим городом и ощущением, что он его душит. Обретет ли он свободу, оставшись, или уедет? Обретет ли он что–то, что изменит его мнение на этот счет?

Киваю в экран компьютера, потому что понимаю, что не смогу сейчас смотреть на него и не проецировать все свои чувства на лице. Моя кровь кипит от жара моей влюбленности.

За окном начинается снег, и, слава богу, мы перемещаемся в пару кресел рядом с окном, чтобы понаблюдать, оставив книгу в стороне на некоторое время. Себастиан родился здесь, в нескольких милях вниз по дороге. Его отец – налоговый адвокат, призванный на службу епископом около двух лет назад. Его мать работала финансистом в Vivint еще до рождения Себастиана. Теперь же она домохозяйка и жена епископа, что, как объясняет Себастиан, каким–то образом делает ее матерью всего их прихода. Ей нравится это, рассказывает он, но это означает, что ему и Лиззи приходится больше заниматься Фейт и Аароном. Он играет в футбол и бейсбол с шести лет. Его любимая группа – Bon Iver. Он играет на пианино и гитаре.

Я снабжаю его теми же безопасными фактами: я родился в Пало–Альто. Мой отец – кардиохирург. Мама – программист. Она винит себя за то, что не находится часто рядом, но я в большей степени очень горжусь ей. Мои любимые группы – Nick Cave и Bad Seeds, но я никоим образом не музыкален.

Мы не пережевываем вопрос о моей ориентации, но я ощущаю присутствие этого, как третьего человека в помещении, сидящего в темном углу и подслушивающего наш разговор.

Тишина звенит между нами, пока мы наблюдаем за скользким, серым тротуаром прямо под окном, который медленно покрывается белым одеялом. Пар поднимается из вентиляционного отверстия на тротуаре, и со странной, неистовой склонностью в моем сердце я хочу узнать он нем как можно больше. Кого он любит, что ненавидит, существует ли такая возможность, что он по мальчикам.

– Ты не спрашивал меня о книге, – наконец, произносит он.

Он имеет ввиду свою книгу.

– Ой – черт – прости. Я не хотел показаться грубым

– Это не грубость, – он смотрит мне в лицо и ухмыляется так, будто мы делили одну и ту же раздражающую тайну. – Просто именно это делают все.

– Думаю, это очень клево, – я пихаю руки в карманы и вытягиваюсь на своем месте. – В смысле, очевидно же, что она потрясающая. Представь, что твоя книга будет здесь, в этой библиотеке.

Он, похоже, удивлен этим.

– Возможно.

– Готов поспорить, что ты уже устал говорить об этом.

– Немного, – он пожимает плечами, улыбаясь мне. Эта улыбка говорит мне, что ему нравится то, что я не спрашивал его о книге, что я здесь не для второсортной славы небольшого города.

– Это прибавило некоторых сложностей, но трудно жаловаться, потому что я понимаю, насколько благословлен.

– Да, конечно.

– Мне всегда было интересно, каково было бы жить здесь, когда ты не выращен церковью, – говорит он, меняя тему. – Тебе было пятнадцать, когда ты переехал?

– Ага.

– Было трудно?

Мне требуется секунда, чтобы решить, как именно ответить на это. Себастиан знает обо мне то, что больше никто не знает, и это вызывает неуверенность в моих действиях. Он кажется хорошим, но не имеет значение насколько ты хороший, в информации сила.

– Прово может быть удушающим.

Себастиан кивает, а затем наклоняется вперед, чтобы получить лучший вид из окна.

– Я понимаю, что церковь вызывает ощущение, будто она повсюду. И для меня это так же. Такое ощущение, что она проникает в каждый аспект моей жизни.

– Еще бы.

– Могу представить, какой она может казаться удушающей со стороны, но в ней и много хорошего, – он переводит взгляд на меня, и с нарастающим ужасом я понимаю, для чего была вся эта встреча по учебе. Я понимаю, почему он согласился прийти. Он вербует меня. Сейчас он знает обо мне, и это дает ему еще больше причин протянуть мне руку, спасти меня. Он вербует меня не в пьяный клуб «Gay Bliss» на севере Юты, а в Церковь СПД.

– Я понимаю, что в ней есть хорошее, – осторожно произношу я. – Мои родители… знакомы с церковью. Трудно жить здесь и не замечать, как плохое, так и хорошее в ее действиях.

– Да, – туманно отвечает Себастиан, не глядя на меня. – Я понимаю это.

– Себастиан

– Да?

– Просто… хотел, чтобы ты знал, на случай… – замолкаю, поморщившись и отводя взгляд. – Я не просил тебя помочь, чтобы после этого присоединиться к церкви.

Когда я снова перевожу на него взгляд, его глаза – встревоженно расширены.

– Что?

Я снова отвожу взгляд в сторону.

– Мне показалось, что, возможно, я произвел на тебя впечатление, будто хотел потусоваться с тобой, потому что сомневаюсь в себе или хотел присоединиться. У меня нет никаких сомнений в том, кто я. Ты мне действительно нравишься, но я здесь не для того чтобы обратиться в веру.

Ветер свистит за окном на улице – так близко у окна прохладно – а внутри, он изучает меня, без эмоций.

– Не думаю, что ты хочешь присоединиться, – его лицо розовеет. От холода. От холода. Это не из– за тебя, Таннер. – Я и не думал, что из– за этого ты… – он качает головой. – Не беспокойся. Я не стану пытаться уговорить тебя вступать в церковь. Только не после того, о чем ты поделился со мной.

Мой голос непривычно робкий:

– Ты же не расскажешь никому?

– Конечно, нет, – его мгновенный ответ. Он пристально вглядывается в пол, работая челюстью над чем– то нечитаемым для меня. Наконец, он копается в своем кармане. – Я… вот.

Почти импульсивно он вручает мне небольшой клочок бумаги. Он теплый, как будто был зажат в его руке.

Я раскатываю его, уставившись на десять цифр внутри. Номер его телефона.

Он, должно быть, написал его заранее, возможно, до того, как ушел из дома, пихнув его в свой карман, чтобы принести мне.

Понимает ли он, что это сравни вручить мне гранату? Я могу разорвать все этим, и в частности его телефон. Я очень много пишу смс–ок, но господи – то, что у меня возникает желание отслеживать его движения, когда он в классе, кажется одержимостью дьявола. Понимать, что я могу дотянуться до него в любое время – пытка.

– Я не… – он начинает, а затем смотрит мимо меня. – Ты можешь позвонить мне или написать. По любому поводу. Когда угодно. Чтобы встретиться и обсудить твой аутлайн, если тебе потребуется.

В груди болезненно сжимается.

– Да, конечно, – зажмуриваюсь. Такое ощущение, что он вот–вот сорвется, и от необходимости ответных слов все мои внутренности сжимаются. – Спасибо.

Он встает.

– Не за что. В любое время.

– Себастиан?

– Да?

Наши взгляды встречаются, и я не могу поверить в то, что собираюсь сказать:

– Я определенно хочу встретиться снова.

Его щеки вспыхивают цветом. Он правильно перевел это в своей голове? И что я сам сказал? Он знает, что мне нравятся парни, поэтому должен понимать, что я говорю не только о книге. Себастиан изучает мое лицо, порхая ото лба, к моему рту, подбородку, к моим глазам, и снова к губам, перед тем как совсем отвести взгляд.

– Мне, наверное, пора.

Я – клубок колючей проволоки; какофония голосов, выкрикивающих в моей голове инструкции.

Поясни, что ты имел ввиду только учебу!

Спроси о книге!

Извинись!

Повышай ставки и признайся ему в своих чувствах!

Но я только киваю, рассматривая его напряженную улыбу, как он убегает к лестнице и исчезает за поворотом начищенного до блеска дубового покрытия.

Возвращаюсь к своему ноутбуку, открываю пустой документ и выливаю все это на страницу.

«Это мой номер»

«Кстати, это Таненр»

«Эм, то есть Таннер»

«Не могу поверить, что только что опечатался в собственном имени»