Но вот и отделение гальваники. Наверно, Майор вздохнул облегченно: тут пол уже забетонирован. Совсем бы хорошо, только почему здесь стоит вода? Обойти? Терять столько времени? Василий Артемович решительно шагает напрямик, никак не подозревая, что его подстерегает котлованчик с незаконченным фундаментом. Шаг, еще один торопливый шаг, еще… Глаза устремлены туда, где задержались бетонщики и самосвалы с бетоном выстроились цепочкой. Все из-за монтажников, протянувших кабель. Эту заминку нетрудно расколдовать, только скорей бы туда добраться! Ботинки вздымают крохотные волны, брызги летят во все стороны. Еще шаг — и начальник штаба исчезает под водой, весь, только черные волосы остаются в поле зрения.
К нему на помощь спешат Бойцов, бетонщики, но Майор и сам выкарабкивается из котлована: слишком холодна ванна, не задержишься!
— Вот это нырнул! — дрожа и постукивая зубами, пытается он пошутить. — Солдатиком. Пускай там уберут кабель, пропустят самосвалы туда и обратно, а потом…
— Бегите, согрейтесь! Сделаем!..
Василий Артемович достает из карманов партбилет, сводки, сделанные за день заметки и, держа намокшие документы в руках, мчится в помещение штаба, где можно согреться и обсушиться.
Но едва он, разоблачившись до трусов, начинает прыгать вокруг электропечки, раздается настойчивый звонок телефона.
— Оперативная группа СКП слушает.
— Почему никто не отвечал? Звоню третий раз! Доложите обстановку.
И Майор докладывает. Конечно, не о том, что «искупался» — кому это интересно? Он говорит о разных заминках и неувязках, о том, как «остывает» корпус: надвигается зима.
Ах, если бы не зима!..
Но зима подходит, она то напомнит о своем приближении легким утренним морозцем, то подцветит белыми крапинками частую сетку дождя. Озабоченно вздыхают те, у кого еще нет крыши над головой. Вздыхают и те, кто кроет эту крышу, — сколько еще работы! Кровля здесь непривычной конструкции: укладываются гофрированные листы металла, по ним пласты легчайшего пенополистирола, а уже поверх него слои рубероида на мастике. Отличная кровля — и прочная, и тепло держит хорошо, и дождя не пропустит, благодаря мастике даже дыры в ней сами затягиваются, так и называется: «самозалечивающаяся». Но ведь она все-таки не «самонаклеивающаяся», а кровли на главном корпусе девяносто гектаров — девятьсот тысяч квадратных метров — с ума сойти! И не станешь ее наклеивать ни в дождь, ни в мороз. Ах, если бы не зима!..
Все суровее прогнозы, выдаваемые синоптиками, все внимательнее изучает их генеральный директор строящегося автозавода, Виктор Николаевич Поляков, и, кроме сведений о ходе работ, требует ежедневных сводок о температуре в цехах: пять градусов тепла — это необходимый минимум, если ниже — монтаж оборудования вести нельзя.
Любят ли автозаводцы своего генерального директора?
Не знаю. С ним трудно. Говорят, когда у Полякова особо хорошее настроение да произойдет что-либо отменно смешное, он заливается долгим и добрым раскатистым смехом. Возможно, ни разу не слышал. Сколько ни встречался, всегда он был деловит до сухости, требователен до педантизма, лаконичен до предела. И предельно организован. Свое рабочее время — ежедневно от восьми часов до двадцати — он планирует на две недели вперед, с точностью до получаса намечая, где, с кем и какой круг вопросов он будет решать. На эти полчаса собираются задолго оповещенные строители, монтажники, проектировщики, эксплуатационники — все, так или иначе связанные с цехом, с делом, о котором пойдет речь. И каждый обязательно продумает свои претензии и пожелания, заранее подберет формулировки, точные и краткие. Потому что болтунам нечего делать на таких обсуждениях: тридцать минут — слишком короткий срок, легковесные слова, пусть даже красивые, неминуемо окажутся лишними.
Добром поминают Полякова на Московском заводе малолитражных автомобилей, где он был директором до назначения своего заместителем министра автомобилестроения. Этот пост Виктор Николаевич занимает и сейчас, в его двухнедельных графиках оставлены клеточки для министерства, для Москвы.
В Тольятти же вечерние тридцатиминутки Поляков отводит для обсуждения результатов дня прошедшего и наметок на день грядущий. Его непосредственные помощники, начальники управлений и производств, таких обсуждений побаиваются, называя их «КВН», что можно расшифровать как «Критикует Виктор Николаевич», а можно иначе.
Скажу о себе. Прорывался я к Полякову в минуты, отведенные в его графике для «прочих дел», прорывался в утренний час, пока сложная машина дирекции не раскрутилась и вместо бдительной секретарши в приемной у телефона сидел ночной дежурный инженер. Свидетельствую: на любой точно заданный вопрос получал ясный, но кратчайший из возможных ответ; при любой попытке порасспросить: «Что новенького?» — генеральный директор старался очень быстро и вежливо попрощаться.
Разговор получался примерно такой:
— Виктор Николаевич, я хотел бы написать о вас.
— Обо мне писать не следует. Дальше?
— Но, Виктор Николаевич…
Уже не глядя на меня, он берется за особо срочные документы, скопившиеся на его столе за ночь. Большинство заранее подготовленных мною четких вопросов, даже, признаюсь, письменно изложенных в блокноте, отпадает: не спорить же с ним! Впрочем, вот о чем я его спрошу:
— Что вы считаете самой важной задачей стройки в настоящее время?
Получаю ответ:
— В девять тридцать начнется совещание генеральной дирекции. Разрешаю присутствовать.
Иду на совещание и убеждаюсь, что никакая, даже многочасовая беседа не дала бы мне такого полного впечатления о ходе строительства. Потратив на меня около ста секунд, Виктор Николаевич предоставил мне возможность узнать обо всех делах автозавода на очень высоком и ответственном уровне.
Дирекция временно разместилась в новом, только что достроенном по ее заданию корпусе Тольяттинского политехнического института. Зал, в котором проходит совещание, очевидно, предназначен для будущей большой аудитории. Левая, наружная стена его выполнена из стекла, и весь зал залит светом. Ряды стульев поднимаются амфитеатром. Внизу, в партере, стоит длинный стол дирекции, человек на шестнадцать, за ним вдоль всей стены — стенды с образцами деталей автомобиля ВАЗ-21-01, справками о положении дел: как изготовляются эти детали в Тольятти и на комплектующих заводах.
Девять часов тридцать минут. Генеральный директор встает. Ростом он очень высок, чуть сутуловат. Выждав несколько секунд, открывает совещание.
Речь идет о сроках доставки и монтажа импортного и отечественного оборудования — около десяти тысяч единиц общим весом более полутораста тысяч тонн, в том числе триста автоматических линий.
— Наше государство заплатило очень большую сумму за опыт капиталистической страны, — говорит Виктор Николаевич, — нужно использовать его быстро и полностью, на нас лежит огромная ответственность! Несмотря на то что темпы строительства превышают все ранее достигнутые в стране, мы отстаем от графиков. Подача тепла на все производственные объекты и в новый район города — вопрос первостепенной важности. Срыв на этом участке приведет к таким колоссальным потерям, что их будет трудно возместить.
— Октябрь, — взглянув за окно, не удерживается от вздоха один из инженеров. — Дождит. Дороги развозит. А крыша?..
Удивленно взглянув на него, генеральный директор продолжает:
— График должен быть непреложным законом. Если развезет дороги, нужно чистить их бульдозерами, вероятно, вы сами это понимаете. Нельзя размокать нам самим. О положении с кровлей доложено Совету Министров. Материалы будут, и если сумеем воспользоваться каждым перерывом в осенних дождях, оставшиеся сто девяносто тысяч квадратных метров кровли на главном корпусе покроем вовремя. Для этого требуется дополнительно тысяча человек. Задачу будем решать с нашими общественными организациями.
Секретарь парткома Федюнин согласно кивает головой. Председатель завкома Правосуд, на вид очень спокойный человек, пододвигает Полякову листок — очевидно, с наметками, где эту тысячу человек найти.
— К этому мы еще вернемся, — говорит ему генеральный директор. — Хочу, чтобы присутствующим было ясно: пока не начнем выпускать автомобили, мы ежедневно замораживаем гигантские капиталовложения. Нужно готовиться к пуску. Как обстоит дело с кадрами эксплуатационников? Четыре тысячи триста человек у нас уже обучены, — словно размышляет вслух Виктор Николаевич, — обучение продолжается… Знаем ли мы, точно ли мы знаем, чему и как они обучены? В частности, люди, которые стажировались в Турине, — как организована передача их опыта остальным? Доложите!
Один за другим о своих кадрах коротко докладывают руководители отдельных служб не существующего пока завода… А потом обсуждаются вопросы обеспечения технической документацией строительства так называемой промышленно-коммунальной зоны нового города: хлебозавода, мясокомбината, овощехранилищ, завода коньячных и шампанских вин… Я понимаю, что и это нужно, но все же удивлен, что для этих дел нашлось время сейчас, когда сегодняшнее, казалось бы, должно заслонить столь далекую перспективу.
Гендиректор, как-то удивительно умело пользуясь паузами и заминками в речи каждого, вставляет острые, укорачивающие выступления реплики. Его спрашивают:
— Есть неувязки в проекте, мы уже писали об этом… Что делать?
— Кончайте эту свадьбу.
— Виктор Николаевич, но вопрос-то надо решать!
— Да, и срочно. Решайте.
Делается длинный доклад о положении дел в Автограде, и Поляков вмешивается вновь: