Глава 20

Днём ранее

Белый «Мерседес» стоял на территории клиники, в самом тёмном углу парковки, куда едва добирался свет ближайшего фонаря. Владелица авто не просто так поставила его именно там: она не хотела привлекать к себе внимания, но нужно было набраться смелости и выйти из салона.

«Он мне не поверит», — крутилось в голове у Троицкой.

Она взглянула на верхний этаж клиники: свет горел в двух окнах — это был кабинет Леонида. Человек, способный практически жить на работе, должен иметь невероятно крепкие нервы. В мыслях Мари всегда превозносила Леонида над другими мужчинами, то и дело подчёркивая наиболее яркие стороны его характера.

Есть обычные люди. Обыватели. Те, над проблемами которых Леонид каждый день ломает голову, кому помогает, а они же со своей стороны не способны на настоящую благодарность. Мари вышла из автомобиля и направилась в клинику. Служба безопасности пропустила её без проблем: мужики, ежемесячно получающие неплохую премию, знали, перед кем нужно молча открывать двери. Мари коротко поздоровалась с каждым из них, хотя обычно делала это едва заметным кивком. Она неосознанно цеплялась за любой признак человечности в этих холодных голубых коридорах, и чем выше поднимал её лифт, тем сильнее ощущался мороз по коже.

— Леонид, здравствуй, — она приоткрыла дверь без стука. Знала, что он ждёт её.

— Проходи. Чего-нибудь выпьем? — Леонид уже снял докторский халат и сидел за огромным столом в джинсах и рубашке кораллового цвета.

— Нет, спасибо. Я пришла поговорить с тобой.

Доктор жестом указал ей на одно из кресел. Девушка неуклюже выкатила его на себя, чтобы сесть.

— Маш, когда это случилось впервые, я тоже думал, что нас просто хотят обвести вокруг пальца. Когда это произошло во второй раз, я уволил одного из лучших специалистов, Павла, потому что ты намекнула мне на него.

— Внутренняя проверка это подтвердила, — возразила Мари.

— Но я бы и не подумал копать в этом направлении. Я же верю тебе, как своим глазам и ушам. Но когда это случилось в третий раз — вчера — я понял, что дело не в Пашке. У нас прижилась жирная и наглая крыса, и у меня есть подозрения, кто это. И самое страшное: вдруг это ещё не все эпизоды? Вдруг другие жертвы просто молчат?

— У меня тоже есть подозрения, — решилась Мари.

Доктор даже не сразу осознал, что она сказала. Он сдвинул брови и пристально посмотрел на любовницу.

— У тебя?

— Да. Может быть, тебе это покажется смешным, но я провела своё расследование. Леонид, я не могла себе позволить сидеть просто так, когда всё, что ты создал, руш…

Смех Леонида заставил её замолчать. Тот прищурился и теперь хихикал, периодически выдавая неприятный свистящий звук.

— Ты? Расследование? Маша, малыш, не смеши мою залысину!

Выждав, пока он немного успокоится, Мари продолжила.

— Смейся сколько угодно. У меня есть вот это.

На столешницу один за другим легли пять снимков. На первом — светловолосая девушка паркуется прямо перед носом машины Яна, блокируя её. На втором — она уже разговаривает с ним, по выражениям их лиц нельзя понять, конфликтуют они или беседуют мирно. Третий кадр — блондинка сидит возле клиники, прикрываясь газетой, а рядом с ней — темнокожий парень. На четвёртой фотографии снова были эти двое, но на этот раз рядом с ними находились девушка-шатенка и парень в прямоугольных очках. Они сидели в каком-то кафе и пили пиво. Пятый кадр — фото с монитора компьютера секретаря с открытой карточкой пациентки клиники Александры Харанжевич. Доктор явно заинтересовался фотографиями, на которых был его сын, но дольше всего он всматривался в четвёртую карточку.

— Знакомое лицо.

— Не можешь вспомнить?

— Затрудняюсь, — сказал Леонид, огорчённый тем, что память подводит его.

Тогда Мари достала из своей сумочки ещё кое-что. Это была выцветшая и уже порядком потрёпанная рекламная листовка. Леонид взял её в руки и прочитал вслух.

— Кафе «Фестиваль», бизнес-ланчи от двухсот рублей. И что?

— Адрес тебе ни о чём не говорит?

— Проспект Художников. Это же далеко!

— Вот именно! Тогда, на подземной парковке, вспоминай. Парень с листовками, который около нас тёрся. Леонид, даже я понимаю, что это глупо: пихать под дворники рекламу кафе, которое расположено на другом конце города. Она завалялась у него в машине, а он за нами следил, вот и нашёл способ подойти к машине поближе. Как и эта особа на снимках. Она была у нас раньше, осматривалась, и теперь хочет вытянуть из пациентов побольше денег. Уверена, если войти в её аккаунты в соцсетях, мы там много интересного найдём, в том числе связанное с шантажом.

Доктор почесал бороду и задумался. Впервые он осознал, что свежий ум и хитрость в таких делах значат гораздо больше, чем стаж и награды. Мари оказалась умнее, чем он предполагал. Ланде удивился тому, что эта девица позволяла ему относиться к себе, как к наивной кукле.

— А почему с ней Ян? Он что, помогает ей? — спросил доктор, и в голосе его читалась обида.

Троицкая перешла к самому сложному. Ей предстояло озвучить свои якобы предположения на тему того, как в деле замешан Ян. В то же время она не должна была открыто обвинять его, чтобы не разжечь войну между отцом и сыном.

— Не знаю, но догадками могу поделиться. Эта сучка охмурила его. Я проследила за ним в один из дней, когда он без объяснений уехал на другой конец города. Именно тогда я и увидела, как они встретились на парковке. Видимо, она крепко взяла его в оборот, мы с ним даже не спим уже месяц. Когда у нас с тобой начались отношения, Ян будто что-то почувствовал. Сначала пытался крепче меня держать, а потом ослабил хватку. Вот так постепенно мы превратились в соседей. Ты же был против того, чтобы я уходила от него.

— Да, против. Я никогда не обещал тебе брак.

— Мне всё равно очень больно. Ян ведь мне как брат, и ты знаешь это. Но ради тебя я терпела, собирала по крупицам доказательства, чтобы у нас было достаточно материала для обращения к ментам.

— Если бы ты сказала сразу о своих подозрениях, возможно, не было бы как минимум двух случаев шантажа пациентов, — недовольно пробасил доктор.

— Ты бы мне не поверил.

Леонид понял, что она права. Он действительно не стал бы слушать её раньше без предоставленных фактов.

— Надо связаться с полицией.

Доктор поднялся с кресла, подошёл к большому окну, потом около минуты стоял и что-то высматривал внизу, у аллеи, которую сотрудники клиники в добровольно-принудительном порядке высадили три года назад. После этого он снова приблизился к Мари, взял её за руку и посмотрел в преданное личико. Девушка чувствовала, что его ладони дрожат. Она уже засомневалась, что оправданно выставила Яна перед его отцом в не самом лучшем свете. Вернее, выставила его пособником шантажистки, разрушающей дело жизни Леонида.

— Ты открыла мне глаза, куколка. Спасибо. Конечно, не ожидал, что в этом замешан мой сын. Не знаю, как на это реагировать. Да, мы не особо ладим, но ведь я доверял ему!

— Леонид, рано вешать ярлыки. Неужели он мог так обмануть тебя? Я не думаю. Вдруг он сам обманут, — поспешила разрядить обстановку любовница.

— И я не думал, но факты — упрямая вещь. У нас были напряжённые отношения в последнее время. Да что там! Они всегда такими были. Я знаю, он помнит, как плохо я обошёлся с его матерью.

Раньше доктор говорил об этом вскользь, упоминая лишь тот факт, что много лет назад у него случилась интрижка с киевлянкой, которая была старше его на пять лет. Мари знала, что именно эта женщина была матерью Яна, но не предполагала, как именно она рассталась с отцом своего единственного ребёнка. И то, что Леонид решился об этом рассказать, означало, что он стал больше доверять Мари. Она слушала его, боясь издать хоть малейший звук. Леонид продолжал рассказывать, и морщины на его лице будто всё отчетливее бороздили кожу с каждым словом.

— Я уехал, когда она забеременела. Хотя, признаюсь, я её бросил. О какой семье я тогда мог думать? Только начал практику, работал с ведущими врачами страны, у меня были перспективы, планы! И тут как снег на голову: она беременна. Шёл уже второй месяц, да и она упиралась, не допускала и мысли об аборте. Я тогда принял решение, что не буду жить с ней, но буду помогать деньгами, и я действительно помогал!

Мужчина закашлялся и поплёлся к своему креслу. Мари быстро схватила со стола стакан, подбежала к кулеру и налила холодной воды. Сделав глоток, Леонид смог продолжить:

— В первые годы я даже навещал их. Ян был очень тихим ребёнком, но в то же время капризным. Я дарил ему машинки, а он любил книжки! Знаю, эти подачки не сравнить с полной семьёй, где есть мужчина в доме. Ян… не смог мне этого простить. Он и в Питер приезжать не хотел, когда я позвонил ему после похорон Анны и предложил перебраться сюда. Дело в том, что я не сразу узнал, что она умерла, и хоронить её пришлось самому Яну. Пацану было семнадцать! Конечно, похороны вышли скромными, он потратил на них всю стипендию и набрал долгов у соседей. Рассказали мне об этом киевские коллеги. Я тогда почувствовал себя каким-то ничтожеством. Отправил парню денег, чтобы он рассчитался с долгами и кое-как смог прожить до моего приезда. Знаешь, я тогда говорил с ним по телефону и понимал, что он, в сущности, умный парень. Так лаконично излагал мысли, интонация ровная, не по возрасту деловая… Я эти семнадцать лет с момента его рождения думал, что он вырастет заурядным пацаном, типичным внебрачным ребёнком сварливой врачихи. Но я ошибся. Когда я приехал к нему через неделю после нашего разговора, чтобы убедить перебраться поближе ко мне, то решил, что недооценил в первую очередь себя. Свои гены. Он ведь вылитый я в молодости. Ему мало того, что он имеет, он хочет идти своим путём. Он пробивной и харизматичный, а ещё очень умный.

— Почему тогда ты начал роман со мной? Почему ты не остановился, раз так ценишь его? — недоумевала Троицкая. — Ты ведь обманываешь родного человека!