Обратная сторона
«Когда ты приезжаешь? Есть серьёзный разговор. Будет честнее, если мы поговорим лично», — Ян набрал это сообщение, пока ждал зелёного сигнала светофора в тот день, когда отвёз Сашу домой после отдыха в загородном доме. Мари тогда улетела на шопинг в Москву, но парень даже не помнил, надолго ли.
Два с половиной года вместе. Совесть не даст соврать, раньше он был верен Мари. Никто не отменял мужские инстинкты, они давали о себе знать постоянно: на вечеринках, на пляжах, даже в час-пик в метро, куда Ланде спускался лишь в исключительных случаях. Упругие задницы в джинсах, груди под короткими топиками возбуждали его, но он твердил самому себе, что это только похоть. Природа говорила ему, что он должен спать с разными девушками, чем их больше — тем лучше. Разум напоминал, что у Яна есть Мари, и в крайнем случае можно выпустить пар при просмотре порно.
В какой момент их отношения стали пресными и малозначимым, он не понимал. Они начали проводить вместе меньше времени, когда год назад Мари пришла на работу в клинику его отца. Ян связывал это с нагрузкой, которой доктор неизменно обеспечивал всех подчинённых вне зависимости от того, женщины это или мужчины. Три месяца назад она стала импульсивной, резкой, и Ян уже не понимал, в чём дело. Он слишко долго убеждал себя терпеть, но всякому терпению приходит конец. Хорошее — враг лучшего. Кажется, так говорят мудрые люди. Теперь внутри от былого чувства любви осталось выжженное поле, на котором несколько часов назад стихла последняя битва. Есть победитель, есть побежденный. Эта земля теперь принадлежит новому государству, и на поднятом флаге красуется:
ЕВГЕНИЯ
Когда он увидел её впервые, то оставался непоколебимым. Просто оценивал. Потрясающая фигура. Встроенный сканер, которым от природы награждены все мужчины, быстро завершил работу и передал информацию в мозг: молодая, здоровая, красивая. Нагловатая и соблазнительная. Чья это машина? Не может быть, что её. Взгляд перешёл на детали салона автомобиля: интерьер совершенно точно мужской. Нет, можно почувствовать ароматизатор из салона: цветочный. Это её машина.
Она наступала аккуратно, грамотно. Поцелуй в щёку — первый колышек, на месте которого она в кратчайшие сроки возвела крепость. В тот вечер, когда они проснулись вместе, на полпути домой Ян понял, что едет в полной тишине — обычно в салоне играла музыка. Видя перед собой цепочку из уходящих вверх по улице автомобилей, он чувствовал приятный зуд на тех частях тела, которых касалась Женя в момент, когда обнимала его перед уходом в сторону станции метро.
Ян никогда не верил в судьбу. Если бы его попросили описать это понятие, то он бы сказал, что судьба — это хронология всех событий в жизни человека после того, как он ушёл в лучший из миров. Никаких знаков судьбы для него не существовало: знаки могли быть денежными, дорожными, какими угодно, но не знаками судьбы. Но Женя — почему она появилась именно в тот момент, когда он всё чаще стал думать, что родство душ должно существовать и ему этого так не хватает?
Засыпая, он вспоминал, как она нечаянно коснулась его руки, пока они смотрели на облака. Площади, линии, золотой закат. Сильнее всего он запомнил именно тот вечер в баре, момент в узком и душном коридоре, когда он прижался к ней и наконец ощутил запах, который с самого начала знакомства вычленял из ингридиентов её дорогого парфюма: её естественный запах. Запах, который ему теперь достаточно было лишь уловить, и всё его тело откликалось, готовилось к тому, чтобы владеть ею, мысли перестраивались и искали способы сделать это, руки тянулись к ней.
Рок-музыка, шершавая стена, полумрак, до ближайшего фонаря метров двадцать, Ян целует Женю. Нева, прохладно, весь мир смотрит на разведённые мосты, а он — на её грудь под ажурным бюстгальтером. Она смеётся. Вряд ли поплывёт на самом деле, но Ян делает вид, что верит и будет удерживать её. Это прекрасный повод прижаться к её груди. Как ему мешает собственная футболка! Но всё не так просто — в голове, подобно мигалкам полицейского авто, сменяют друг друга две вспышки разного цвета.
Мари. Изящная и беззащитная.
Женя. Дьяволица со взглядом ангела.
Мари. Аккуратный маникюр за семь тысяч рублей.
Женя. Ладонь, отправляющая плыть по Неве кораблик, сложенный из рекламного буклета, который им сунули на углу.
Мари. Билеты в Третьяковскую галерею и поцелуи под бой курантов.
Женя. Вкус виски с колой с её губ на 15-й линии Васильевского острова.
Мари. Завистливые взгляды немецких докторов, сидящих за соседним столиком на праздновании дня рождения отца.
Женя. Восторженные аплодисменты уличных музыкантов, когда она начинает петь.
Мари. Шагает так легко, будто ей помогают крылья ангела.
Женя. Идёт по жизни, как атомный ледокол, оставляя за собой шлейф духов с удовыми нотками.
И Ян отрекается от ангела и покорно следует за атомным ледоколом.
Блондинка, которую он целовал на Васильевском острове, а потом неистово драл на полу в загородном доме, стала острейшей иглой, и её не хотелось извлекать из-под кожи, она дарила ему непрекращающееся состояние эйфории. Когда всё начиналось с Мари, особенно яркими были моменты предчувствия — встречи, близости. Когда всё начиналось с Женей — и предчувствие, и проведённое вместе время, и послевкусие были одинаково яркими.
Когда Ян заявил Мари, что им надо разойтись, она отреагировала спокойно. Сказала, что всё понимает и готова искать себе новое жильё, но на это нужно время. Парень разрешил ей пожить несколько дней в его квартире, при условии, что она будет спать в гостевой комнате. А уже потом, когда его отношения с Женей станут крепче и яснее, они вместе займут эту огромную квартиру. Женя установит здесь свои порядки, и Ян будет счастлив, видя, как она это делает.
Это было похоже на сказку, но написанную на новый лад. А это значит — никакого счастливого конца, тотальная жестокость к персонажам и размытая концовка. Женя оказалась Александрой Харанжевич, бывшим психологом в рядах МЧС, а ныне — собирательницей слухов и компромата, умелым манипулятором, которому удалось переиграть и Яна, и Леонида.
В первую ночь после смерти отца Ян пытался одновременно смириться с его кончиной, перестать винить себя и научиться ненавидеть Сашу. Да, теперь он знал её настоящее имя. Удивительно, но ненависть давалась ему лучше всего: в нём кипела ярость, он рвал на себе волосы от осознания своей глупости и ничтожности перед банальным бабским обаянием. Убийственным — на этот раз в слове не было никакого позитивного подтекста.