Глава 22

Создавалось впечатление, что гроб стоит на куче цветов: их было так много, что люди начали оставлять букеты на расстоянии трёх метров от постамента, ведь подойти ближе не получалось. В ритуальном зале горел приглушённый свет, в левом углу роились журналисты с камерами. Доктор Ланде со строгим восковым лицом лежал в роскошном гробу, мимо которого проследовали уже сотни людей — и цепочке не было видно конца. По правую сторону от гроба установили микрофон, к которому подходили близкие, друзья и коллеги Леонида. На очереди был доктор Иван Дитрих.

— Знаете, — начал он, чуть поднимая микрофон, так как рост его был почти на голову выше чем у большей части окружающих мужчин, — сейчас я оглядываюсь назад, на свою жизнь, и понимаю, что без Леонида я не был бы тем, кем в итоге стал. Передо мной была его авторитетная фигура, передо мной были его живые глаза, и я хотел стать таким, как он. Леонид понимал, что помогать людям — неважно, какого они возраста, пола или национальности — это есть истинное служение, истинное счастье. Леонид был незаменимым. Пусть говорят, что незаменимых нет, но это не так. Леонид незаменим. Спасибо, что пришли.

Дитрих закончил речь немного неуверенно: явно хотел сказать что-то ещё, но не решился. Теперь он занял место в зале, рядом с Яном и Мари. Они почти всё время молчали, лишь изредка отвечая на обращения к ним знакомых, высказывающих сочувствие.

Через час люди начали покидать ритуальный зал. Ян увидел свою девушку (он снова считал её таковой) идущей к коридору, который вёл к санузлам, и решил подождать поблизости. Отделившись от группы коллег отца, Ланде вдруг услышал разговор двух женщин, одной из которых точно была Мари.

— Я говорила тебе, не делай этого! Чего тебе не хватало? Денег? Тебе надо денег? Да у тебя зарплата такая, что ни одна твоя одноклассница и во сне такую не видит!

Ян заглянул в проход и увидел только пустой коридор, в конце которого белела дверь с нарисованным женским профилем.

— Она заплатила! Какие ещё нужны аргументы?

Этот голос Яну был знаком, но кому он принадлежал — мыслей не было. Нет, это точно была не Женя. Вернее, не Саша. Через минуту дверь распахнулась и в конце коридора возник тёмный силуэт Мари в длинном чёрном платье. Траур ей совершенно не шёл. Увидев Яна, она что-то шёпотом бросила той, которая осталась стоять за углом. Ян не мог видеть эту женщину с такого ракурса.

— Ян, это женский туалет. Мужской правее.

— Я знаю. Я жду тебя, — как можно спокойнее сказал он, полный желания понять, с кем и о чём разговаривала Мари.

— Ян! — позвал его Дитрих. — Поехали!

Мари спешно вышла в зал, взяла Яна под руку и буквально потащила его вслед за Иваном. Ланде обернулся лишь единожды, увидел девушку в простом тёмном платье, выскользнувшую из коридора, но не узнал её. Позже Ян убедил себя не вспоминать об этом и вообще держаться подальше от женских разговоров — ничем хорошим это обычно не оборачивается. Да и Мари явно потеплела к нему: пыталась поддержать, чтобы они вместе смогли быстрее оправиться от пережитого.

Через час они вместе с небольшой группой самых близких Леониду людей уже были в крематории. Большой экран транслировал то, что происходит в зале с печами. Вот гроб на каталке подвезли к огромному агрегату, размером с небольшую бытовку — это и была печь. Специальный аппарат зафиксировал гроб, поднял его и теперь держал прямо перед заслонкой. Мужчина в чёрном комбинезоне выверенным движением потянул ручку вверх — заслонка поднялась, и даже на экране можно было рассмотреть, что оттуда исходит зловещий красный свет. Мужчина потянул гроб за ручки, и тот скользнул в крошечный уголок ада, зажатый в металл.

В памяти Яна не было ни одного момента, когда отец хвалил бы его. Леонид никогда не говорил о своей отцовской любви, о важности семьи, о доверии между отцом и сыном. Иногда на предприятиях рабочие объявляют итальянскую забастовку: действуют строго по инструкции, не проявляют инициативу и отказываются от переработок. Отцовство Леонида было похоже на такую забастовку. Он помог сыну переехать в Россию, помог ему устроиться, иногда просил навещать его — и всё. Он делал это словно механически, потому что определённые действия нужно делать, когда у тебя есть сын. Но Ян никогда не ощущал себя сыном по-настоящему. Тем счастливым парнем, у которого есть батя. Самый смелый, самый авторитетный, тот, на кого стоит равняться. Он понимал, что отцу может быть банально стыдно за своё прошлое — иначе почему он всегда пытался откупиться деньгами? В глубине души Ланде-младший верил, что однажды наступит момент, когда он ощутит настоящую родственную связь с отцом. Со смертью Леонида умерла и эта надежда.

Внешне он был спокоен, да и в душе никакой бури у Яна не было. Он воспринял кончину отца как необратимый этап собственной жизни. Ян стал свидетелем скоропостижной смерти мамы десять лет назад: она выходила из автобуса и вдруг схватилась за сердце, а потом упала под ноги прохожим. То, что происходило теперь, не шло в сравнение с той огромной душевной болью, которую он испытал тогда. Как всё-таки по-разному и в то же время чертовски похоже его родители покинули этот мир, думал Ян.

Люди, пришедшие на прощание с Леонидом, что-то говорили Яну, но половину фраз он не слышал. Почему-то ему захотелось взять за руку Мари и больше её не отпускать. Он не мог понять, почему так легко решил отказаться от неё, почему постоянно вспоминал проблемы в отношениях, её холодность и отстранённость. Вместо того, чтобы разобраться во всём и снова стать ближе к ней, Ян практически бросил Мари. Лёг в постель с новой женщиной, держа прежнюю под боком, потому что она так нравилась его отцу. Всё-таки она была Леониду практически как дочь, ценила его, как родственника. Они уже были семьей.

Ян поверил Мари, когда она рассказала о том, кого подозревал Леонид в сливе данных пациентов клиники, ведь отец доверял ей практически все свои мысли и планы. Часто бывало так, что Ян понятия не имел, где его отец в данный момент и чем он занят, а Мари знала даже то, в каком костюме и куда он отправился, хорошее ли у него было настроение и какой кофе он пил перед деловой встречей.