Глава 23

Клиника продолжала свою работу, теперь ею уже второй месяц в должности исполняющего обязанности главврача руководил Дитрих. Ян догадывался, что Иван делает это скорее из чувства долга, нежели по своему желанию — он не мог быть суровым, не мог поднять голос на подчинённого и боялся, что не справится с этой миссией. В клинике Троицкая вызвалась помогать доктору Дитриху, но тот постоянно отмахивался от её помощи, объясняя это тем, что привык справляться с делами сам, и ему непривычно разделять с кем-то свои задачи. Носить кофе Троицкая никогда не любила (Леонид был для неё исключением), и теперь, поскольку её помощь оказалась не нужна, она прохаживалась по кабинетам, помогала запутавшимся в коридорах пациентам дойти до нужной двери, а однажды даже вызвалась сделать генеральную уборку в кабинете покойного шефа.

— Маша, спасибо, но этим займётся клинер, — ответил ей Дитрих на это предложение. Почему-то ему показался странным порыв девушки. Мари в свою очередь сморщилась, и Иван понял: ей не нравится, когда окружающие игнорируют её просьбу называть Марию на европейский манер — Мари.

— А почему тогда не наша уборщица, Аня? Зачем же мы её взяли?

— Здесь нужна очень тщательная уборка, так что пусть Аня занимается другими делами. Специальный человек придёт на днях.

— Мне бы хотелось взять кое-что на память из стола доктора Ланде, — переминалась она с ноги на ногу, в то время как Иван заполнял документы для отчётности. Он смотрелся чужеродно в большом красивом кабинете: тёмное дерево, винтажное пресс-папье и картины на стенах требовали от хозяина этого места умеренной жёсткости, решительности и бескомпромиссности.

— Что именно? — поднял он на неё глаза.

— Наше фото с корпоратива, где мы рядом. Оно мне правда очень дорого. Можно я найду его?

— В каком оно ящике? — Дитрих наклонился к столу, но девушка вдруг сказала:

— Господи, я же забыла. Оно не здесь. Оно у Яна, он уже его забрал.

Доктору Дитриху пришлось выдавить улыбку, чтобы казаться вежливым, но в то же время он не мог понять, как быстрее выдворить Мари из кабинета. К счастью, она догадалась, что её присутствие здесь нежелательно, и вышла в приёмную, на своё рабочее место.

От долгой работы с бумагами Иван утомился и решил спуститься в кафетерий. С картонным стаканчиком он стоял на крыльце под навесом, глядя, как потоки дождевой воды текут к ливнёвкам: было пасмурно. В какой-то момент мужчина понял, что хочет пончик.

— Проклятый следак, подсадил же. Как его там? А, Руслан, — Дитрих снова вернулся в тесное помещение кафетерия. — Девушка, будьте добры, пончик с ореховой пастой!

Разговаривать со следователем, который вёл дело Саши, Дитрих не любил, но делать это приходилось. Несмотря на то, что большую часть своего рабочего дня покойный коллега проводил с секретаршей, именно у Ивана следак узнавал о симпатиях Леонида, его недоброжелателях, конфликтах на работе.

Дитрих думал о том, что столько прорывных качеств, как в Леониде, он не встречал, наверное, больше ни в ком. Он задавал себе вопрос, можно ли на шестом десятке лет стать таким же? Поменяться, не ломая себя? Вдруг он осознал, что остался без рождественских каникул в Европе, ведь теперь поехать туда он себе позволить просто не мог. Перекусив, доктор поспешил вернуться на рабочее место, но на пороге кабинета столкнулся с Мари.

— Маша? Что ты там делала?

— Закрывала окна. Вы ушли, а на улице ливень. Ламинат вздуться мог.

Гнев Дитриха сошёл на нет, когда он понял, что действительно не закрыл окна. Вместе с тем вид у Троицкой был такой, будто она не успела сделать что-то очень важное там, в кабинете, так как руки её едва заметно тряслись, а взгляд бегал по углам приёмной.

Спустя пять минут рабочий день Мари завершился, и она быстро собрала свои вещи, а затем отправилась к выходу. У неё была привычка успокаивать себя покупками, причём покупками крупными. В последнее время она старалась не тратить деньги импульсивно. Сначала она решила наладить отношения с Яном после того, как они были принесены в жертву ради близкого человека. Троицкая не предполагала, что доктор умрёт так глупо, не застав тот прекрасный момент, когда Мари, как верная кошка, принесёт ему огромный трофей в зубах: полное оправдание его доброго имени. Но теперь Леонида не стало, и Мари пришлось делать всё для того, чтобы не потерять беззаботную жизнь. Она старалась быть для Яна другом и любовницей, но если с первым уже начало получаться, то со вторым не ладилось. Несколько раз они занимались любовью, но оба понимали: это чисто механический процесс, лишённый всякой химии. Но отказаться друг от друга они не могли, сейчас вдвоём им было легче держать клинику, бороться за её репутацию и обеспечивать поддержку Ивану Дитриху. А ещё они оба ждали обвинительного заключения по делу Александры Харанжевич — и верили, что скоро увидят её, но уже в суде.

Мари приехала в ближайший торговый центр и сразу же пошла в любимый бутик, где около получаса мерила ботинки и сапожки, успокаивая себя, что это оправданная трата: уже глубокая осень, пора готовиться к зиме. В сумочке зазвонил телефон. Не гаджет последней модели, а лежащий по соседству во внутреннем кармане скромный аппарат, годный разве что на периодические звонки.

— Да? — протягивая продавцу ботинок, чтобы тот принёс ей другой размер, ответила Троицкая.

— Привет. Я не буду ходить вокруг да около и спрашивать тебя про дела. Я знаю, как у тебя дела. Маш, мне нужны деньги.

— Сколько?

— Тысяч сорок, — отчеканил женский голос в трубке.

— Я же не так давно давала тебе пятьдесят!

— Смотри сама. Куртка — девять тысяч, сапоги — тринадцать, шап…

— Ты не умеешь экономить, — Мари держала трубку плечом, потому что консультант принёс ей коробку с кожаными полусапожками.

— То есть, я должна была поехать на рынок и закупиться там ссаными тряпками? Я не слишком много прошу, всего сорок.

Мари знала, что этот раз — не последний. И то, что сейчас ей назвали весьма скромную сумму, вовсе не значит, что через пару недель у неё не попросят вдвое больше.

— Я могу дать двадцать.

— Почему?

Возмущение накатило моментально. Ещё никогда её не принуждали к тому, чтобы оправдываться за то, что она предлагает недостаточно много денег.

— Ты знаешь мою ситуацию, я сейчас пока не могу так же спокойно брать у него деньги, как раньше. Прошло всего полтора месяца, мы совсем недавно начали жить более-менее мирно.

В трубке послышался вздох, который говорил о том, что абонент всё понимает, но в то же время не готов остаться ни с чем.

— Давай двадцать. Обещаю, я не стану донимать тебя в ближайшее время и буду молчать обо всех твоих секретиках.

Отправив сумму парой кликов, Троицкая посмотрела на свои ноги, а точнее на итальянские кожаные ботинки. Теперь от них придётся отказаться. Сохранить рядом Яна сейчас было намного важнее.