Папаша Муннезерг курил трубку, облокотившись на подоконник. Его дальнозоркие глаза заметили Пьеро, едва он только показался на углу улицы Ларм и авеню Порт-Аржантёй, и пока молодой человек приближался, Муннезерг успел овладеть собой и скрыть свою радость: он хотел быть спокойным, когда будет сообщать Пьеро хорошую новость, новость о том, что он нашел для него маленькую, но занятную работу. Пьеро, который тоже издалека увидел Муннезерга, — благодаря толщине линз в его очках, — чувствовал себя как на досмотре и шел еще более ленивой походкой, чем обычно. Однако, подойдя поближе, он приветливо улыбнулся и приложил два пальца к шляпе.

— Входите, входите! — закричал ему Муннезерг. — Мне как раз есть, что вам сказать! Входите без стука, дверь открыта. Через сад направо и по коридору. Я вас жду.

— Спасибо, господин Муннезерг, — откликнулся Пьеро.

Лучше поблагодарить заранее, подумал он без особого энтузиазма, уже видя себя убирающим навоз на арене цирка Мамара. Впрочем, он ведь не обязан принимать предложение Муннезерга. Идя через сад, он почти решил не связываться с передвижным цирком. Входя в дом, он решил это окончательно. Бродячая жизнь вдали от Ивонн и от Порт-Аржантёя никак его не вдохновляла.

Муннезерг ждал его, стоя в глубине коридора. Он молча смотрел на него и улыбался. Пьеро удивился, заметив, как он пожелтел за прошедшие дни. Он подошел к хозяину и вежливо, но с достоинством приподнял шляпу.

— Я искал работу в городе, — сказал он Муннезергу, — поэтому не мог зайти к вам в эти дни.

Муннезерг ничего не отвечал и продолжал улыбаться. Пьеро замер, не осмеливаясь протянуть ему руку. Это молчание предвещало заявление настолько важного характера, что заурядные жесты приветствия в свете оного заявления выглядели неуместными. Но, полагая также, что это заявление касается приема его, Пьеро, в труппу цирка Мамара — передвижного цирка, — он рассудил, что продемонстрирует исключительный такт, если даст понять, что он в общем готов последовать за сим заведением в его странствиях, несмотря на то, что всей душой привязан к парижской земле.

Притворившись скромником, — умение, которое, как он считал, требовало большой тонкости, — Пьеро продолжил:

— Несколько дней назад тот господин, ваш друг, сказал, что он, возможно, подыщет что-нибудь для меня. Я пришел узнать, нет ли… Видите ли, в Париже сейчас работы не найти… Вы были так любезны озаботиться моим положением, и вот, я пришел узнать, может… может…

Муннезерг по-прежнему молча улыбался. Он явно желал, чтобы Пьеро высказался полностью. И Пьеро решился:

— Я пришел узнать, не нашлось ли для меня работы в цирке Мамара.

— Ах, вы здесь! — раздался голос у него за спиной. — А я-то думаю, куда вы запропастились?

Пьеро обернулся и увидел Муннезерга.

— Эту куклу, — Муннезерг указал на манекен, — я сделал лет десять назад просто забавы ради. Неплохо получилось, правда? Но входите же!

Пьеро вошел. Ну и ну, оказывается он в течение нескольких минут разговаривал с восковой фигурой!

— Выпьете чего-нибудь? — спросил Муннезерг. — Бокал вишневой настойки?

— С удовольствием, — ответил Пьеро.

Перед ним на стене висел большой портрет.

— Князь Луиджи, — пояснил Муннезерг, наполняя два маленьких бокала. — Это увеличенная фотография из газеты того времени. Портрет имеет сходство, его делал настоящий артист. Однажды у меня возникла идея вылепить голову князя из воска. У меня получилось; я хранил эту голову месяца три, а затем расплавил ее, потому что решил, что это неуважительно по отношению к князю. Но сейчас не об этом. Как вам моя настойка?

— Отлично, месье Муннезерг.

— «Месье Муннезерг»? Никаких «месье» между нами. В вашем деле кое-что наметилось, и вот почему я особенно рад вас видеть. Я нашел вам небольшую подработку, всего на несколько дней, но так уж вышло. Уверен, для вас это будет занятно.

Всего на несколько дней — это подходит.

— Спасибо, — ответил Пьеро. — Спасибо, месье Муннезерг.

— Никаких «месье», ради всего святого! — воскликнул Муннезерг.

Пьеро очень хотелось узнать, что в представлении Муннезерга является «занятным» — по крайней мере для него, Пьеро, — но тут в дверь позвонили.

Муннезерг выглянул в окно, чтобы посмотреть, кто пришел.

— Это Прадоне, — сообщил он Пьеро.

— Ну, я пойду, — сказал Пьеро. — Загляну к вам в другой раз.

— Нет, мальчик мой, оставайтесь. Вы мне не помешаете.

И Муннезерг пошел отпирать.

Пьеро в свою очередь подался к окну. Первый этаж дома располагался довольно высоко над землей, и Пьеро мог видеть не только тихую часовню посреди квадратного скверика, но и широкое пространство, покрытое пеплом и обугленными обломками — то, что сейчас представлял собой Юни-Парк. Скрученные и обгоревшие балки «Альпийской железной дороги» грозно устремлялись в небеса, и было в этом что-то трагическое. Но и только. Остальное выглядело ничуть не более плачевным, чем когда все это функционировало в качестве аттракционов, и почти как раньше радовало глаз, особенно если предаться занимательной игре в угадывание: тут была карусель «Антель», а там находился павильон карточной гадалки. Пьеро искал место, где располагался тир Ивонн, когда в комнату вошел Прадоне. Пьеро обернулся.

— Входите, входите, — пригласил Муннезерг, — не беспокойтесь насчет этого молодого человека. Мы можем говорить при нем. Вишневой настойки?

— Охотно, — ответил Прадоне.

Приглядевшись к Пьеро, который вежливо кивнул ему, Прадоне заметил:

— Мне кажется, я где-то встречал этого юношу. Я не мог вас где-нибудь видеть, молодой человек? — обратился он к Пьеро. — Я — Прадоне, директор Юни-Парка.

— Я там работал, — ответил Пьеро. — Возможно, вы там меня видели.

— Возможно, — согласился Прадоне.

Он еще раз вгляделся в Пьеро, но так и не составил на его счет определенного мнения. Затем он повернулся к Муннезергу:

— У меня к вам серьезный разговор, Муннезерг.

— Я вас слушаю, — ответил Муннезерг. — Попробуйте мою настойку.

— Этот молодой человек мне мешает. Не могли бы вы велеть ему уйти?

— Я пойду, месье Муннезерг, — сказал Пьеро.

— Нет-нет, не уходите, мой мальчик, — остановил его Муннезерг и добавил, обращаясь к Прадоне: — Вы можете говорить в его присутствии. Это мой приемный сын и мне нечего от него скрывать.

Это заявление ошеломило Прадоне. Он замолчал на несколько секунд, прикидывая, как новое обстоятельство повлияет на их, его и Муннезерга, взаимные позиции.

— По-настоящему приемный? — обратился он к Муннезергу. — И он наследует вам?

— Разумеется.

— Но не далее, как год назад, вы уверяли меня, что у вас нет наследников.

— Ну, а теперь есть.

— Нет, нет, нет! — закричал Прадоне. — Вам меня не обмануть! Вы меня все это время водили за нос насчет этого участка земли, уверяя, что у вас нет наследников, а теперь здрасьте-пожалуйста, неизвестно откуда выныривает один.

— Это мои дела, — сказал Муннезерг. — Моя личная жизнь вас не касается. Все, что я могу сделать — это посоветовать вам в ваших планах учитывать наличие у меня означенного наследника.

— Ловко вы это провернули, — проговорил Прадоне, бросив на Пьеро яростный взгляд.

Пьеро дружелюбно ему улыбнулся.

— А кстати, — сказал Муннезерг, — что это был за пожар?

— Вы видели? Видели? — оживился Прадоне; в голосе его звучала гордость. — Вот это катастрофа! Все сгорело. Ничего не осталось.

— Наверное, это сильный удар для вас, — заметил Муннезерг.

— А как же! Настоящее бедствие, особенно в начале сезона. Но я застрахован.

— И страховщики готовы заплатить? — поинтересовался Муннезерг.

— Почему нет? Они сейчас ведут расследование. Но результат не имеет значения. Я получу свою выплату.

— Похоже, вас не сильно интересует, почему Юни-Парк сгорел, — заметил Муннезерг.

— Да нет же, Муннезерг, вы ошибаетесь. Я много размышлял об этом.

— И к чему же вы пришли?

— Ни к чему. В любом случае, я здесь ни при чем, и страховая компания выплатит деньги. И с этими деньгами я построю новый Юни-Парк, который будет уже не балаганом, а грандиозным зданием, и именно затем я к вам пришел, Муннезерг. Потому что для того, чтобы мой новый парк был по-настоящему грандиозным, он должен быть ровным четырехугольником, а для того, чтобы он был ровным четырехугольником, мне нужно включить в него вашу землю, Муннезерг, и снести часовню вашего князя.

— Нет, — ответил Муннезерг.

— Послушайте меня, Муннезерг. Новый Юни-Парк будет состоять из семи этажей, каждый этаж шесть метров в высоту. На каждом этаже будут аттракционы, карусели, все, что захотите. А сквозь все здание будет проходить «Альпийская железная дорога». На террасе будут бассейн, танцплощадка и парашютная вышка. И имейте в виду, это лишь немногое из того, что я еще запланировал. Этот парк станет уникальным сооружением, люди будут специально приезжать в Париж, чтобы увидеть его, во всем мире не будет ничего подобного. И из-за какого-то полдевского князя вы хотите помешать реализации такого проекта? Лишить Париж его самой заметной достопримечательности? Нет, Муннезерг, вы этого не сделаете. Ради меня, ради Парижа, ради Франции я прошу вас о милости.

— Ни за что, — отрезал Муннезерг.

— Вы… — сказал Прадоне. — Вы… — сказал Прадоне. — Вы… — сказал Прадоне. — Вы… одержимый. Да, одержимый.

Он вскочил и теперь размахивал своими большими руками, рискуя разбить что-нибудь или сверзить со стены портрет князя Луиджи. Затем он снова уселся и выпил настойки.

— Не дурно, — сказал он спокойно. — Во всяком случае, Муннезерг, подумайте над моим предложением. Я дам вам двести тысяч франков, половину сразу, половину через полгода. Согласны?

— Нет, — ответил Муннезерг.

Прадоне вздохнул.

Он задумчиво посмотрел на свой пустой бокал и поднялся. Пожал руку Муннезергу, сказав ему: «Мы еще поговорим», рассеянно пожал руку Пьеро и вышел.