VII

Несколько дней спустя Пьеро мчался по республиканской трассе X-bis на всех скоростях, на которые был способен фургон из цирка Мамара. Выехав из Парижа в семь часов утра, он надеялся к обеду попасть в Бютанж. Он уже оставил позади предместья и теперь вдыхал свежий воздух каникул и деревни, который, впрочем, то и дело портили многочисленные грузовики и легковые автомобили с более мощными моторами, чем у него. Но, несмотря на это, Пьеро было весело, и он напевал «Воздух чист, дорога широка» и «Говяжий суп с бобами». Рядом с ним в каскетке козырьком назад, закутавшись в козью шкуру, сидел Синица и внимательно смотрел на пейзаж перед ним. Время от времени он поворачивался к Пьеро, и тот улыбался ему своей самой лучшей улыбкой. Возле Синицы расположился Пистолет, и, склонившись к боковому окну, столь же прилежно изучал открывающиеся ему виды. Внутри фургона также царили тишина и спокойствие. Даже железнодорожные переезды и чересчур горбатые «лежачие полицейские» не вызывали у пассажиров протестующих возгласов. Поскольку Пьеро едва умел водить, его не удручал тот факт, что его фургончик — откровенная развалюха, акселератор которой не позволял выжимать более сорока километров в час. Его постоянно обгоняли, но это не рождало в нем ни злости, ни зависти. Пьеро испытывал тихий восторг, и все, что открывалось его взгляду, казалось ему прекрасным: дорога, когда она была прямой, и дорога, когда она изгибалась, дорожные рабочие и перелески, мирные деревеньки и философические коровы на пастбищах рядом с ними, не говоря уже о Синице и Пистолете, которые бесконечно ему нравились.

В полдень Пьеро был еще очень далеко от Бютанжа. Он остановился на лоне природы, чтобы пописать у дерева и заодно заглянуть в карту. Поскольку он все равно выбивался из графика, Пьеро решил остановиться пообедать в ближайшем населенном пункте, который назывался Сен-Муэзи-сюр-Эон. Закусочная напротив старого рынка показалась ему подходящей, и он припарковал фургон позади огромного грузовика. Пьеро осмотрел своих пассажиров: никто из них не был измучен дорогой, но все хотели есть. Сверившись с инструкцией, которой его снабдил Псерми, он выдал каждому его порцию и не забыл напоить. Тем временем внимание сельчан, детей и взрослых, привлек Синица, который уселся за руль; они не знали, что об этом думать, но уже приготовились смеяться.

Закончив заниматься своими подопечными, Пьеро вошел в бистро, поприветствовал публику и осведомился, можно ли здесь поесть. О да, месье, мы с удовольствием вас накормим. Пьеро заказал столик и три прибора и отправился за своими спутниками, которые радостно выпрыгнули из салона. Изумление толпы усилилось. Когда они вошли в кафе, внутри воцарилась тишина, но при виде того, как все трое усаживаются за столик, посетители развеселились.

Пьеро с удовольствием занял место перед своей тарелкой: он проголодался. Синица, зашвырнув свой тулупчик в угол, уселся напротив, а Пистолет взобрался на третий стул у смежной стороны стола и оказался между ними двумя. Если не считать официантки, которая курсировала по залу, и толстощекой матроны, потрясавшей жирами за стойкой, на прибывшую троицу глазели: водитель гигантского грузовика и его напарник; доставщик из большого магазина в униформе и его шофер (Пьеро не заметил их машины); велосипедист в брюках, подколотых внизу прищепками, и какой-то здоровяк, вероятно, сельский житель, который выглядел так, словно собрался на охоту. Вся эта публика смотрела на вошедших, не произнося ни слова. Пьеро сделал вид, что не замечает их напряженного внимания.

К столику подошла официантка.

— Обед? — робко спросила она.

— Нет, ужин, — ответил Пьеро. — Сегодня мы решили поужинать пораньше, а точнее — прямо сейчас.

Синица, казалось, оценил шутку и бросил в сторону официантки наглый и насмешливый взгляд. Та смутилась.

— Да, месье, — пролепетала девушка.

Пьеро изучил меню и спросил:

— Все это еще есть в наличии?

— Да, месье.

— Тогда принесите каких-нибудь закусок на всех. Затем для меня — рубец, для этого господина, — Пьеро указал на Синицу, — баранину с фасолью. Тебя устроит? — спросил он у Синицы; тот постучал кулаком по столу в знак одобрения. — А для него, — Пьеро кивнул в сторону Пистолета, — двойную порцию супа с гренками и овощами — он у нас вегетарианец. Не так ли, старина? — обратился он к Пистолету, который не ответил, очевидно, равнодушный к такого рода характеристикам.

Официантка бестолково стояла на месте.

— Бутылку красного вина для меня и воды для этих господ, — добавил Пьеро.

Вконец растерянная официантка отошла от их столика и направилась к хозяйке.

Тем временем Пьеро удовлетворенно потирал руки, Синица энергично водил салфеткой по тарелке, а Пистолет, пододвинув к себе солонку, в несколько приемов втянул в себя ее содержимое.

Официантка вскоре вернулась с посланием, которое она сформулировала следующим образом:

— Вам подадут обед, — обратилась она к Пьеро, — но хозяйка сказала, что она никогда не допустит, чтобы животные ели из посуды для людей.

— Что за ерунда, — заявил Пьеро.

— Нет, она дело говорит, вы должны это признать.

— Ерунда, чушь. Пойди, скажи своей хозяйке, что мы все трое будем есть здесь, и мы имеем право на уважительное обращение и достойны есть из настоящих тарелок, а не из корыта. Вот так. Я плачу.

Пьеро ударил себя в грудь — в то место, где лежал бумажник.

— Но она говорила не про вас, — попробовала убедить его официантка, — а про них. От животных можно подцепить какую-нибудь болезнь, это всем известно.

— А ты свою сыпь от какого животного подцепила? — негромко спросил Пьеро и ущипнул девицу за зад.

В это мгновение Синица развязал пояс ее фартука, в гениальном озарении придумав эту шутку, часто практикуемую в солдатских кабаках.

— Идите, — сказал Пьеро, — и обслужите нас побыстрее и без всяких проволочек.

Официантка снова удалилась, на этот раз в сторону кухни, где суетился хозяин. Синица проследил за ней, пока она не исчезла за дверью, затем повернулся к Пьеро и протянул ему руку, явно выражая одобрение твердости его слов и решительности возражений. Разумеется, Пьеро ее пожал. Остальной зал хранил молчание и неподвижность; на каждом лице читалось изумление и крайнее ошеломление. Снаружи юные ротозеи прилипли к окнам. Синица, заметив их, начал было корчить рожи, но вскоре с презрением оставил это занятие. Тогда он принялся дегустировать горчицу, однако с первой же ложки обнаружил, что сия субстанция является чьей-то коварной шуткой, и вознамерился запустить горчичницу в стекло, за которым подавал знаки некто, наводивший на мысль о присутствии второго Синицы. Пьеро едва успел его остановить. Лишенный удовольствия, Синица смерил его свирепым взглядом; он явно разозлился. Пьеро приготовился схватить графин с водой, твердо решив разбить его о голову Синицы, если тот попытается осуществить дурные намерения, которые он, похоже, вынашивал. К счастью, в этот момент из кухни появилась официантка, неся поднос с закусками. Синица переключил внимание на нее; его плохое настроение рассеялось. Пьеро радостно сглотнул слюну. Пистолет все это время хранил спокойствие.

— Я принесла закусок на всех, — сказала девушка.

— Именно об этом я вас просил, — ответил Пьеро и стал накладывать еду в тарелки своих компаньонов, не забывая выбирать для Пистолета только растительную пищу.

Синица, ловко орудуя ножом и вилкой, с воодушевлением набросился на свою порцию; то же самое сделал Пьеро. Пистолет недоверчиво понюхал свою тарелку, бросил внимательный взгляд на публику (отчего эта самая публика немного забеспокоилась), мрачно оглядел с ног до головы официантку и, наконец, решился. И все услышали хруст сельдерея и редиса, производимый зубами столь же мощными, сколь желтыми.

— Как вас зовут? — спросил Пьеро у девушки, которая продолжала стоять и тупо глядеть на трио.

— Матюрина, месье, — ответила она.

— Вот что, Матюрина, — сказал Пьеро, — будь добра, исчезни. Нам нужна спокойная обстановка. Договорились? Когда мы захотим продолжить, мы тебя окликнем.

— Да, месье, — сказала Матюрина и убежала.

Зрители приняли это заявление и на свой счет тоже и стали вести себя так, будто ничего особенного не происходит. Впрочем, два типа из гигантского грузовика, пропустив по последней рюмке, расплатились и ушли. Ушел и здоровенный парень, похожий на крестьянина. Зато вошли два персонажа неопределенного вида, заказали бутылку и принялись о чем-то спорить, словно вовсе не замечая столик Пьеро. В зал вернулась будничная обстановка. Затем Матюрина принесла рубец и баранину с фасолью, а для Пистолета — овощной суп. После настал черед сыра, а довершили трапезу фрукты. Пьеро заказал кофе — для себя, но не для своих двух спутников. Синица равнодушно отнесся к тому, что его лишили кофе: он его не любил; а вот замену вина подкрашенной водой он воспринял остро. Что касается Пистолета, то он, казалось, был всем доволен.

По мере того, как пустела бутылка красного, Пьеро чувствовал, что его внутренний сумрак то и дело озаряется философскими сполохами вроде: «жизнь стоит того, чтобы жить», или: «в существовании есть и хорошие стороны», или, на другую тему: «странная штука — жизнь», или «что за нелепость — существование на этой земле». Несколько сентиментальных ракет (воспоминание об Ивонн) взлетели выше всех, чтобы затем упасть с дождем искр. Кроме того, время от времени поэтический проектор проводил по небу своим метафорическим лучом, и Пьеро, наблюдая картины, которые открывались ему, думал: «Совсем как в кино» и улыбался двум своим компаньонам, а те, казалось, находили его общество все более и более приятным. В конце концов, все трое познакомились только сегодня утром.