II
Уже давно у Прадоне вошло в привычку бриться ровно в половине шестого, перед аперитивом, чтобы за ужином и оставшуюся часть вечера выглядеть свеже. А сегодня он брился особенно старательно, поскольку ожидал гостя. Три дня назад он пригласил на ужин факира по имени Круйя-Бей, которому предстояло в следующие две недели выступать в одном из павильонов Юни-Парка. Этот павильон ранее занимал человек-аквариум, а до того, в обратном хронологическом порядке: женщина-питекантроп, «Танец живота», фокусник-иллюзионист и многие-многие другие.
В то время как Прадоне усердно скреб свой подбородок, Леони, его сожительница, — которую все называли мадам Прадоне, хотя она являлась только вдовой Пруйо, — Леони втискивала свои формы в подходящую к случаю оправу. Не сказать, чтобы она была слишком дородной, но первые ласточки уже пропели, да и какой женщине не хочется выглядеть красивее? Наконец она укротила свое телесное изобилие и уселась на край кровати, задумчиво глядя на отраженное в зеркале лицо Прадоне с надутой щекой (чтобы лучше соскоблить щетину). Когда с этого лица были убраны мыльная пена и остатки растительности, оно (лицо) вдруг просветлело и стало стремительно меняться, пока не превратилось в веселую мину.
— Чему ты смеешься? — спросила Леони.
Прадоне, который до того только улыбался, теперь и в самом деле хохотал во все горло.
— Прекрати, ты меня раздражаешь, — сказала Леони.
Но Прадоне не прекращал. Она пожала плечами и принялась надевать чулки.
Успокоившись, Прадоне спросил:
— А ты не догадываешься, о чем я подумал?
— Нет, откуда бы?
— О вчерашнем вечере. Ну и физиономия, должно быть, у меня была, когда я навернулся вверх тормашками в машинку. Ха-ха-ха!
— Я всегда знала, что ты идиот, — сказала Леони. — Тебе недостает самоуважения. Если бы не я, тебя бы обманывали все подряд. И уж конечно, ты не был бы директором Юни-Парка. У кого самый большой пай в этом предприятии? У меня, так ведь? Но я позволяю всем думать, что ты — важная персона, только чтобы доставить тебе удовольствие. Кем бы ты был без меня? Ты такой недотепа, что сомневаюсь даже, что тебе доверили бы продавать билеты на входе. В душе ты простачок. Если тебе дадут оплеуху, ты подставишь другую щеку, чтобы получить еще.
— Да ладно, Леони, ты преувеличиваешь. А все-таки, как он меня сделал, этот парень! Ха-ха-ха!
— Надеюсь, его вышвырнули с работы?
— Да, да, не волнуйся. Бедный мальчик!
— Кто его нанял? Тортоз?
— Да, он работал во «Дворце».
— Это я знаю. Я спрашиваю, кто его нанял: ты или Тортоз?
— Тортоз.
— Еще один везунчик. Подумать только, во что бы здесь все превратилось, если бы не я.
Они закончили одеваться. В дверь позвонили.
— Ну, вот и факир, — сказала Леони. — Что-то он рано. Уверена, он сегодня пропустил обед, чтобы вволю наесться у нас за ужином — за наш счет. Пусть подождет немного, чтобы знал свое место.
— Тебе ведь известно, что он знаменит.
— Если бы это было не так, я бы не стала его нанимать.
— Ах, ну да, ну да! По-моему, ты опять преувеличиваешь, Леони. Не станешь же ты отрицать, что это именно я с ним договаривался.
— Во-первых, я говорю, что хочу. Ну а затем, ты согласился бы на его самые немыслимые условия, если бы я заранее не научила тебя, как умерить требования этого господина. Впрочем, не строй иллюзий, ты сам знаешь, что факиры давно вышли из моды. И этот, наш, сейчас здесь, потому что стоит не дорого. Если бы это было не так…
— А по мне, вонзить здоровенную иглу в собственное горло — это сильно. Заставляет задуматься о границах человеческих возможностей. Вот что я считаю.
— Глупости. Все их трюки давно разоблачены. В мюзик-холлы их уже не зовут. Пусть отработает у нас свои две недели, а за это время отыщется кто-нибудь получше, кому можно будет сдать павильон после него.
— Я обязательно пойду на него. Обожаю такие вещи.
— Ты мой дурачок, — произнесла Леони; она обняла его и засюсюкала: — Ты мой малыш, мой барашек, мой кочанчик, мой глупый поросеночек, мой толстячок, мой маленький глупыш.
В дверь постучали. Горничная спросила, скоро ли они сядут за стол, а то блюда могут подгореть, и предупредила, что если они не поторопятся, то гость выпьет весь дюбонне, даром что он находит этот аперитив безвкусным, о чем бормочет себе под нос.
— Мы идем, — сказала Леони.
Она отлепилась от Прадоне с тем звуком, какой производит присоска детского дротика, когда ее отдирают от мишени.
— Чему ты опять улыбаешься? — спросила она.
— Я все еще думаю о вчерашнем вечере. Наверное, это было в самом деле уморительное зрелище: я вверх тормашками в машине. Ха-ха-ха!
— Ну что за болван, — сказала Леони.
Они покинули спальню и несколько мгновений спустя вошли в гостиную. Кинув быстрый взгляд, Леони оценила количество дюбонне, выпитое факиром, в пять бокалов. Гость поспешил к ней навстречу и согнулся в легком поклоне.
— Мое почтение, мадам, — произнес он, тщательно выговаривая слова.
Круйя-Бей производил впечатление. Угольно-черные глаза, лоб мыслителя, руки пианиста, осиная талия, густая борода, коралловые губы, грудная клетка быка… Ах, как он был красив! Как красив!
Леони он понравился с первого взгляда.
Факир и Прадоне радушно пожали друг другу руки.
Вошла Ивонн (дочка Прадоне). Ее представили факиру. Едва завязалась беседа, как доложили, что ужин подан.
Все четверо переместились в столовую и уселись за стол перед лангустом под майонезом, вокруг которого какое-то время вертелся разговор. Затем подали жаркое из баранины, приправленное дольками чеснока, такими крупными, что они напоминали зажаренных личинок. Гарниром к этой убоине служила фасоль; все подумали о ветрах, которые провоцирует употребление подобной пищи, но воспитаны вы или нет — молчок! Ни единой шутки на эту тему! Прадоне смотрел на факира с восхищением. Какой аппетит! Круйя-Бей буквально истреблял еду. Леони была права: несомненно, он сегодня воздержался от обеда. А сама Леони уже позабыла свое предсказание. Она краем глаза следила за гостем. Он держался просто великолепно. Черт возьми! Какая изысканность! Ему, должно быть, доводилось бывать на званых обедах. Леони чувствовала, что влюбляется в него. Ей хотелось его подразнить. Что до Ивонн, то происходящее вокруг мало ее занимало. Со вчерашнего дня у нее был новый любовник, молодой Пердрикс из «Очарованной реки». Она отдалась ему в одной из лодочек, в которых влюбленные парочки катаются вдоль Венеции из огнеупорного картона. Лодочка ужасно раскачивалась, и оба они боялись, что свалятся в канал, в серую припорошенную пылью воду. Но поскольку они были молоды, то сочли, что получили удовольствие. В общем, у Ивонн было чем занять свои мысли помимо обеда, факира и всего остального.
— Держу пари, — сказала Леони, — держу пари, что вы знакомы с Элем-Беем.
Элем-Бей был знаменитым факиром родом из Рюэя. Звали его Виктор. В Париже он пользовался известностью.
— Я? — воскликнул Круйя-Бей. — Никогда в жизни, мадам! Элем-Бей? Шарлатан, который позорит профессию! Я вожу знакомства только с подлинными факирами.
— Что вы говорите? — удивилась Леони. — Значит, бывают подлинные? Где же их найти?
— Прямо здесь и сейчас. Вам достаточно взглянуть на меня.
— Откуда вы родом, господин Круйя-Бей? — спросила Леони.
— Из Татавина, на юге Туниса, — ответил факир, решительно отрезая ломтик от куска сыра. — Ах, Татавин, Татавин, иншалла, аль-арабия, халас… Простите, у меня сердце сжимается от ностальгии по родным местам, от тоски по пустыне. Пустыне и ее верблюдам, которые раскачиваются взад-вперед… Вот так, смотрите.
Он поднялся и обошел вокруг стола, подражая походке дромадера. Эзеб и Леони откинулись на стульях и раскрыли рты, настолько им это показалось удивительным.
— Фантастика, — пробормотал Прадоне.
Леони вытирала слезы.
— Нет, серьезно, — заявила она, — я готова была держать пари, что вы родом из Рамбуйе, или из Безона, или даже из Сартрувиля, если судить по вашему выговору.
— Нет, мадам, — ответил факир. — Я настоящий араб, самый что ни на есть. Вот послушайте.
И он испустил вопль, как муэдзин, призывающий на молитву.
— Убедительно, — подтвердил Прадоне.
— Кстати! — воскликнула Леони. — Мне вот что пришло в голову: не брат ли вы Жожо Муйеманшу, который пел в «Эропеен» под именем Шальякё?
— Перестань! Видишь: ты ему докучаешь, — сказал Прадоне, заметив, как вытянулось лицо факира. — А ты? — обратился он к Ивонн. — Тебе не пора?
Не произнеся ни слова, Ивонн поднялась из-за стола.
— Мадемуазель нас уже покидает? — учтиво осведомился Круйя-Бей.
— О, не задерживайте ее, — сказал Прадоне раздраженно. — Ее ждет работа. Впрочем, не слишком сложная и утомительная, как раз ей по силам.
Ивонн вышла из столовой.
— У нее небольшой тир с пулеметом. Это и есть ее работа. По крайней мере, пока она не выйдет замуж. Я уж конечно не стал бы ее содержать за просто так. Хотя, если бы я захотел, средств у меня хватило бы.
— Не сомневаюсь, — сказал факир. — С предприятием вроде вашего у вас, должно быть, отложено немало денег на черный день.
— Уж будьте уверены: я не из тех, кто с дрожью ждет сроков платежей. А все потому, что я сам себе хозяин!
— Тебе совсем нет нужды рассказывать о делах, — заметила Леони.
— Паф-ф-ф! Я не раскрываю никаких секретов. Все знают, что заведение принадлежит мне. Да наверняка он и сам уже об этом догадался.
И Прадоне обратился к факиру:
— У вас есть номера с ясновидением?
— Нет. Да будет вам известно, ясновидение — это сплошной обман.
— Не обращайте внимания, у моего мужа случаются подобные промашки, — сказала Леони. — Что ни говори, он — не орел.
— Все, что я демонстрирую, — продолжил Круйя-Бей, — это основательно, реально и конкретно: шпаги, шляпные булавки, доски с гвоздями, толченое стекло, раскаленные угли. Никакого трюкачества с моей стороны.