- Какой в этом смысл? Он ведь мертв, верно?

Это вызвало у меня смешок. Он ехал со мной всего несколько дней и уже научился задавать правильные вопросы. В свое время я многому научился, но один из самых ранних уроков был в однокомнатной школе, где я задавал вопросы о Боге, когда учительница читала старую и потрепанную Библию. Иногда правильные вопросы не приводят к удовлетворительным ответам.

- Ты когда-нибудь видел, чтобы труп, которому уже несколько дней, вылезал из гроба? Вот у меня есть такой опыт, и что-то мне не сильно хочется его повторять.

Крышка гроба подпрыгнула, и внутри что-то застонало. Я оглянулся на своего спутника, но он, похоже, ничего не заметил. Так будет лучше для него, он будет лучше спать по ночам, когда все это закончится.

Я поспрашивал людей в Литтл-Крике, пока Джейк тратил последние деньги на свежие припасы. Это было маленькое поселение, как обычно; все они, вероятно, жили и умирали в присутствии железной дороги, перегоняя скот через всю страну и приводя новых людей. Местный салун служил еще и парикмахерской; нащупав монеты в кармане, я задумался, какова же сейчас цена виски с содовой. Я верил, что Джейк справится с нашей жратвой, но щенок не разберется в хорошем виски, даже если сам дьявол предложит ему поучиться у него. Я не мог сравниться со старым Скретчем в знаниях, но был уверен, что смогу купить хорошее пойло.

Стена снаружи была увешана старыми объявлениями о давно прошедших событиях и листовками с местными криминальными элементами. Там также было несколько имен покрупнее; Джесси и Фрэнк[4] оба были на видном месте. Проходя мимо, я приподнял шляпу перед плакатом, мысленно желая, чтобы мои старые друзья продолжали устраивать этим ублюдкам ад.

Когда я вошел, бармен поднял голову. Дневные пьяницы не были редкостью; большинство из них выглядели свежими, с железной дороги с пятнами грязи и пота на одежде. В основном это были китайцы и негры - "танцоры ганди"[5]. У меня никогда не было проблем с человеческой кожей; их души забирались так же легко, как и у белых людей.

Несколько мужчин сидели за столиками и пили. Заведение было достаточно процветающим, чтобы позволить себе постоянного пианиста; он играл очень энергично в углу и даже пел. Я воспользовался моментом, чтобы оценить голос мужчины, прежде чем направился к задней части здания, низко надвинув шляпу на лицо. Я не хотел рисковать тем, что мое имя и данные ещё не были на одной из этих листовок снаружи.

Парикмахер только что закончил подметать после ещё одного клиента. Он нервно заерзал, когда я снял пальто и повесил его чуть ниже шляпы на ближайшую вешалку. Его волосы были гладко зачесаны назад, почти черные, как смоль, маленький клок торчал сзади. Он не выглядел особенно старым, но вряд ли за ним бегает много женщин; его лицо было слишком узким и изможденным, чтобы можно было подумать, что он приехал сюда вместе с остальными работниками ранчо.

Я занял свое место в кресле, встретившись взглядом со своим и его отражением в зеркале. Парикмахер занял свое место позади меня. Он чуть не забился в конвульсиях, когда заметил клеймо у меня под глазом.

- Это... это будет... – он судорожно вздохнул, прежде чем продолжить, - пятьдесят центов за бритье и стрижку. Двадцать пять за что-то одно.

Я протянул руку и бросил две монеты в его дрожащую ладонь, пытаясь успокоить его.

- Успокойся, брадобрей, я не собираюсь сегодня проливать кровь.

Парикмахер, казалось, принял мои слова всерьез. Я не расслабился, не совсем; пуля, возможно, не коснулась бы меня, но бритва могла пролить кровь быстрее, чем я смог бы пристрелить его.

Нервного человека может вывести из себя все что угодно, и я узнавал это не раз и не два, но мое любопытство не могло быть отвергнуто.

- Как тебя зовут, брадобрей?

Рука мужчины слегка дернулась, нарисовав маленькую красную щель рядом с моей челюстью. Он промокнул её грязной тряпкой.

- Шерман, сэр.

- Шерман... - пробормотал я про себя, позволяя имени течь по моему языку, пробуя его на вкус. - Расскажи мне свою историю, Шерман.

Рука парикмахера дернулась, когда он начал брить. Он слышал истории, которые я оставил позади. Он знал, что это закончится одним из двух способов.

- Пожалуйста, сэр, я не хотел.

Кровотечение прекратилось. Он указал на порез в зеркале. Кровь перестала течь; на моей челюсти осталась не большая проплешина в длинной бороде, которую я носил. Мои волосы все еще нуждались в уходе.

- Расскажи мне свою историю, Шерман, и не заставляй меня повторять снова.

Парикмахер рассказал, что он из Огайо, янки. Во время войны он работал на профсоюз, никогда не был женат, никогда не интересовался женщинами, говорил, что они ему не интересны. Он просто хотел заработать денег и больше практиковаться в своем ремесле.

Я слушал его рассказ, пока мой пистолет шептал. Прошло слишком много дней с тех пор, как я собирал что-то, кроме истории; ни душ, ни жизней, ни скальпов, ни глаз... это было похоже на лихорадку. Это был голод, вот в чем была горькая правда. Жажда смерти не покидала меня с тех пор, как нам с братом вручили оружие.

Джон Мэддокс, ирландишка, скоро почувствует это.

Это было все равно что смотреть на незнакомца, когда парикмахер Шерман срезал последние выбившиеся волосы с моего подбородка. Он оставил щетину и зачесал мои волосы назад, чтобы они были аккуратными и блестящими. Если бы у меня хватило ума, я мог бы прекрасно сойти за представителя высшего общества янки.

Я встал со стула, и Шерман сдернул с меня фартук. Я увидел, как темные локоны упали на пол черными клубками. Он нервно стоял, не зная, что я собираюсь делать. Это была реакция большинства мужчин, которые знали, кто я такой.

Я сунул руку в карман пиджака и вытащил серебряные карманные часы, которые снял с трупа работника ранчо в Техасе. Они стоили в сто раз дороже, чем его работа.

- За рассказ, - просто ответил я, уронив их в его дрожащую руку и приподняв шляпу.

Я подошел к бару, оставив мужчину подметать волосы с новой историей и ценной вещью в кармане.

Я заказал двойную порцию самого лучшего виски в салуне и подошел к пианисту, положив на инструмент монеты.

- Что угодно, только не музыку янки.

Пианист с благодарностью принял деньги, хрустнул костяшками пальцев и заиграл что-то мрачное, печальное, заставившее меня задуматься о безнадежных делах и покойниках.

- Никогда не думал о том, чтобы повернуть назад?

Я был выбит из моего стакана, моя рука немедленно прыгнула к бедру, но пистолет молчал. Я посмотрел на рукоятку так, словно на ней ползали змеи. Пианист смотрел на меня пронзительными зелеными глазами, его черный жилет и белая майка были аккуратными и чистыми. Не похоже, чтобы он провел хоть один день в грязи.

- Вряд ли это поможет тебе, Салем Ковингтон, но я здесь не для того, чтобы тащить тебя к палачу или судье. Я здесь только для того, чтобы играть музыку.

Я немного помолчал, обдумывая варианты. Морщины мужчины углубились от сосредоточенности, когда он снова начал играть.

- Нет, не думаю, что это принесет мне какую-то пользу. У тебя есть имя или я просто должен слушать музыку?

Музыкант усмехнулся и пожал плечами.

- Какая разница, как меня назвал отец? Это же просто имя для тебя. Не думай, что я хочу предложить его для твоей коллекции.

Он знал, кто я, знал мои привычки. У меня были свои теории на этот счет, но, конечно, я мог и ошибаться. Иногда человек – это просто человек, а иногда они просто знали истории, которые ходили по прерии.

- Ты так и не ответил на мой вопрос. Никогда не думал о том, чтобы повернуть назад? Бросить все и пойти другим путем?

Я думал об этом больше, чем ночь или две. Иногда мне хотелось, чтобы мы с братом были обычными Джонами, а не теми, кем стали. На каких сторонах мы оказались. В этом и заключается вся загвоздка сделок; вы всегда думаете, что получите лучший конец, пока не поймете, что вы не первый лох, которого кинул дьявол.

Песня пианиста преобразилась, превратилась в старинное Евангелие. Интересно, слышит ли это мой брат в аду?

Я мог бы сказать правду, но не хотел доставлять незнакомцу такого удовольствия.

- По правде говоря, даже не думай об этом. Мы с Вирджилом знали, на что идем. Мне еще многое предстоит сделать, и что-то подсказывает мне, что я еще успею.

Пианист понимающе улыбнулся. Это действовало мне на нервы и распаляло мой характер, даже если он ничего не говорил.

- Что тут смешного? - cпросил я.

Пальцы пианиста скользили по клавишам, его старые глаза были закрыты и слушали мелодию.

- Ложь очень похожа на фальшивую ноту, мистер Ковингтон; она просто не вписывается в общий поток событий. Вы человек усталый, человек, который собрал много, но если вы думаете, что конец вашего пути закончится чем-то, кроме веревки, то вы обманываете себя... Независимо от того, сколько душ и трофеев вы соберёте, - oн усмехнулся про себя. Я готов был поклясться, что почувствовал грубые узлы веревки на своей шее. - Просто мой взгляд на жизнь. Хотя, возможно, у вас еще есть время, если вы измените свои привычки, предпочтете Библию оружию.

Я нахмурился, мой гнев бушевал, и я вытащил пистолет, толкая ствол под подбородок пианиста.

- А ты веришь, пианист?

Глаза мужчины не расширились, он даже не выглядел испуганным. Он просто сидел с тем же проклятым выражением знания и продолжал играть.

- Я думаю, что вы собираетесь отправить гораздо больше людей в могилу, прежде чем вас вздёрнут, Салем Ковингтон.

Я был готов убить его за эти слова, пытать за подробности, если бы не мальчишка, ворвавшийся в дверь и вопящий во всю глотку.

- Маршал поймал дезертира! Его сейчас вздёрнут!

В глубине души я знал, что он говорит о Джейке, и, несмотря на то, что револьвер почти кричал у меня в голове, я убрал его обратно в кобуру.

Пианист посмотрел на мою руку и на поток людей, выходящих из салуна. Эта понимающая улыбка превратилась в усталое пожатие плечами.