Мои пальцы касаются его лица и не дрожат, разве что от счастья, когда я нежно провожу ими по его щекам.

— Я вернусь, когда стану самой успешной торговкой во всей Маравилье, — обещаю ему взволнованным голосом. С трепещущим сердцем. — Я вернусь, когда стану сильнее, чем когда-либо. Ты будешь гордиться мной, Артмаэль, — он открывает рот, чтобы сказать, что и так гордится мной, но я кладу палец на его губы. — Я вернусь, когда смогу быть полезной для своей страны. Когда моё дело будет процветать… я смогу это использовать на благо Сильфоса. И я продолжу им заниматься, уже будучи рядом с тобой. Я вернусь, когда… смогу помочь тебе, разделить бремя власти. И вот тогда да, Артмаэль из Сильфоса. Я выйду за тебя.

Мы оба смеёмся. Два идиота, забегающих на много лет вперёд. Два безумца, играющих с судьбой.

И нам плевать.

Потому что мы будем бороться на наше будущее, чтобы сдержать эти обещания. Чтобы вернуться друг к другу, чтобы стать теми, кем мы хотим быть, чтобы иметь жизнь, о которой каждый из нас мечтает. Потому что если не бороться, то ничего не получится.

Именно поэтому я подаюсь вперёд. Приближаю тот волшебный момент, в котором нет ничего, кроме нас двоих и этого поцелуя.

Вместе со вкусом его губ я вспоминаю, что такое счастье.

АРТМАЭЛЬ День коронации.

Прошла неделя после того, как я сделал предложение Линн, и мы наслаждались каждым мгновением вместе. Каждым, хотя их было не так много. С одной стороны — постоянные репетиции церемонии под руководством Жака, который оказался настоящим тираном-перфекционистом, не отпускавшим меня ни днём ни ночью. Он нервничает не меньше меня. Но он, по крайней мере, этой ночью будет спать, а не смотреть в потолок и думать о том, что может пойти не так.

Я могу напутать слова клятвы.

Корона может упасть.

Жак может забыть отдать мне меч.

Духи предков могут явиться, чтобы остановить всё это действие.

Может прийти вражеская армия и начать войну.

На нас могут напасть драконы.

Может пойти дождь.

И это ещё только до того, как я сяду на трон.

Наконец, с первым лучом свете я оставляю Линн одну среди одеял и перехожу в соседнюю комнату, чтобы ещё раз всё повторить, не разбудив при этом её.

Каждая мелочь в церемонии имеет свой смысл. Каждый предмет, каждая декорация носит сакральный смысл, если что-то упадёт, потеряется или сломается — всё, плохая примета. Тронный зал весь украшен золотом и серебром. Знамёна с нашим гербом (золотая корона, «надетая» на остриё меча) повсюду в зале, во дворце и в городе. Новые заменят те, что сейчас спущены.

Каждое слово, что мне предстоит произнести перед всем двором и собравшимся народом, говорили до меня все короли. Все они без исключения справились с этой задачей и затем правили мудро и справедливо. Ну, исключения, конечно же, есть всегда: некоторые умерли вскоре после коронации, но я надеюсь, что не пополню их ряды.

Каждый житель Сильфоса приглашён в замок. Дворяне и самые богатые из простого народа смогут присутствовать на церемонии непосредственно в тронном зале в качестве свидетелей торжества. Остальные соберутся на площади, к ним я выйду на балкон, чтобы поприветствовать всех. Вечером во дворце состоится грандиозный пир, на улицах будут раздавать еду, это праздник для всех. Я пока не уверен, где собираюсь находиться в это время, особенно после того, как Линн сказала, что хочет напоследок погулять по городу, но я обязан поесть за одним столом с самыми влиятельными гражданами и произнести пару тостов, иначе они почувствуют себя оскорблёнными.

— Вот ты где.

Поднимаю глаза и останавливаюсь, не успев в третий раз перечислить всех своих предшественников, хотя первые два раза я смог произнести все имена без ошибок.

Линн стоит на пороге, прислонившись к косяку, одетая в ночную рубашку. Её волосы взлохмачены, а на щеках играет румянец. Я подхожу к ней. И хотя она всё ещё напрягается, когда я к ней прикасаюсь, мне кажется, мы делаем успехи. Она уже не отстраняется, когда я хочу её обнять. Иногда она внезапно целует меня. Наши отношения ни для кого не секрет, и я уже знаю, что ходят слухи о девушке, спящей в покоях короля. Ей неловко, что все на неё смотрят и обсуждают, хотя мы и не слышим, о чём перешёптываются слуги и придворные. Мы не проявляем нежность при свидетелях, но кота в мешке не утаишь: все и так всё понимают по взглядам, по мимолётным прикосновениям. Я чувствую себя как тогда, когда только начал осознавать свои чувства к ней, стараясь прикасаться к ней, пока никто не видит.

Думаю, из меня не выйдет короля скрытности. Придётся довольствоваться Сильфосом.

Она встаёт на носочки и целует меня, опираясь на мои плечи ладонями. Это нежное прикосновение губ вызывает трепет в груди, не имеющий ничего общего с нервозностью накануне важного события. Не знаю, пройдёт ли когда-нибудь это волнительное предвкушение чего-то нового, неизведанного, но надеюсь, что нет.

— Хотел повторить всё ещё раз, чтобы Жак не ворчал.

Линн наклоняет голову и проводит пальцами под моими глазами.

— Ты хоть спал?

— Пытался?

— Волнуешься?

Как юнец, впервые оказавшийся перед голой девушкой.

— Короли никогда не волнуются.

— Пока что ты ещё формально принц.

Колеблюсь.

— Возможно, я как принц немного… подавлен ситуацией.

Её глаза озорно сияют. Я узнаю в ней прежнюю Линн, будто последние две недели были просто кошмарным сном и мы теперь снова можем стать такими, какими были по пути в Башню Идилла, хотя знаю, что это неправда. Как было уже не будет. И, возможно, так даже лучше: может быть, главный секрет в том, чтобы быть готовым к изменениям и справляться с ними.

— Страшно, да?

Краснею.

— Мне кажется, Жак справился бы намного лучше. По крайней мере, сегодня.

— У тебя всё получится, — она разглаживает мою ночную рубашку, которую я до сих пор не сменил. — Я буду с тобой весь этот день. И твой брат. Помни: это всё, о чём ты мечтал. Ты приложил все усилия, чтобы всё именно так и было. Я уверена, что всё пройдёт замечательно.

— Корона — это почти всё, о чём я всегда мечтал.

Я наклоняюсь поцеловать её, она тянется навстречу. Как бы сильно я ни нервничал, я не могу представить себя более счастливым, чем в этот самый момент.

Всё утро мы избегали Жака. Вышли в город, хоть и скрывали лица под капюшонами. Никто не обращал на нас внимания, пока мы гуляли и ели свежие пирожные. В какой-то момент наши пальцы переплелись. К полудню мы вернулись во дворец.

К этому моменту верхом на лошади прямиком из Дионы приехал Хасан. Я рад, что он не потерялся, но ещё больше меня обрадовала реакция Линн. Она переводила взгляд с меня на него и обратно. Я не говорил ей о том, что ещё когда лежал раненный в постели, я написал волшебнику приглашение на коронацию. Мне показалось, что он обязательно должен присутствовать. И я знал, что Линн будет счастлива увидеть его вновь. Так и оказалось. Смеясь, она поцеловала меня в щёку и взъерошила волосы Хасана, который прибежал к ней в объятья, как ребёнок к матери. По негласному соглашению мы не рассказываем ему о том, что произошло. Он и не спрашивает. Я отмечаю, что он как будто не в своей тарелке, и вскоре понимаю почему: он больше не в своей голубой мантии адепта из Сиенны. Странно видеть его в нормальной одежде. Он идёт с нами, и я слушаю их бурное обсуждение последних новостей, пока Жак не сообщает мне, что пора собираться.

Мне помогают одеться, пока Жак ходит вокруг, заставляя меня повторять заученную речь, как маленького ребёнка. Я весь с ног до головы в бархате и шелках, расшитых золотой нитью, почти такой же древней, как весь этот замок. Я стараюсь отогнать волнение, шутя о том, что успела повидать эта одежда на своему веку и как она окажется на полу после всей этой коронации, но брат не слушает. После предательства Арельес он стал молчалив и серьёзен. Я понимаю, что в своих обязанностях принца он находит возможность сосредоточиться на деле, а не на своей боли.

Мысленно напоминаю себе, что надо подыскать ему кого-нибудь. Или хотя бы выделить время, чтобы вместе напиться до бессознательного состояния. Отцу бы понравилось, что мы стали больше общаться, даже если нас сблизят пиво и эль.

Когда меня наконец оставляют одного, дав детальные инструкции (которые я и так уже знал) и пожелав удачи, я задерживаюсь у зеркала. Поправляю золотую цепочку на шее и замечаю, что моё собственное отражение широко улыбается.

Артмаэль Расфуфыренный.

На мне сейчас столько золота — начиная с одежды и заканчивая рукоятью меча, — что на него можно прокормить всех жителей королевства. Это, конечно же, многовековые драгоценности, передававшиеся в моём роду от поколения к поколению, и я понимаю, что не могу их продать. Но при виде такого изобилия, я не могу не думать о деревнях, которые мы проезжали, или о нищих Дуана. Это несправедливо, я должен сделать что-то ради них. В конце концов, Сильфос — богатая страна. Говорят, на нашей земле добывают столько металла, что можно было бы купить все остальные королевства Маравильи. А если поискать в реках, то можно найти самородки размером с кулак. Знаю-знаю, это сильное преувеличение, и на сегодняшний день это просто сказки для детей, но кто сказал, что я не могу превратить их в реальность?

Под моим правлением Сильфос будет процветать как никогда. Я сделаю это королевством таким местом, где любой бы захотел жить.

Я выхожу из комнаты, когда объявляют, что пора. Спускаясь по лестнице, напоминаю себе не забывать дышать, и ещё раз, когда останавливаюсь перед закрытыми дверьми в тронный зал. Передо мной стражники низко кланяются. Я улыбаюсь им, но боюсь, что такая напряжённая гримаса только отпугивает их.

Дыши, Артмаэль. И смотри куда идёшь. Ты же не хочешь споткнуться и войти в историю, как король, упавший лицом вниз на глазах у всего двора, да?

Ну, может быть хуже. Вдруг я приземлюсь на задницу. Тогда уж точно это обсуждать в каждой таверне Маравильи.