Глава 8

Когда я открываю глаза, вокруг по-прежнему темнота. Понимаю, что нахожусь в палатке. Рядом стоит почти догоревшая лампа. Мои ресницы задевают мягкую ткань — это явно не то пыльное одеяло, которое я таскала с собой всю неделю. Швы у основания шеи натягиваются от малейшего движения, и на тонкой коже ощущаются как оковы. Взвываю от боли, вспомнив, что было перед тем, как я потеряла сознание. Голос Деза звенит в моей голове.

«Помни».

— Дез… — я сажусь и моргаю, привыкая к свету.

Саида кладёт руки мне на грудь, и моё дыхание тут же замедляется под действием магии персуари, теплом разливающейся по телу. Саида всегда описывала свою силу как цвета, которыми окрашены человеческие эмоции. Интересно, какого цвета сейчас мои чувства.

— Прекрати, — прошу я, и она останавливается.

Я пытаюсь встать. И пошатываюсь от головокружения.

Саида мягко давит мне на плечи, заставляя лечь обратно.

— Пожалуйста, Рен, тебе лучше не двигаться.

— Где Дез?

Она молчит пару секунд, делая глубокий вдох, словно пытаясь сдержать слёзы:

— Ты же знаешь: его здесь нет.

— Мне не нужна магия, — мне нужен Дез, но я не могу сказать это вслух, даже своей подруге. — Что случилось?

Саида колеблется.

— Тебя ранили отравленным клинком. Алакран — яд скорпиона, — и кровавые розы, судя по запаху. Иллан говорит, что тебе лучше пока не вставать.

— Иллан здесь? — продолжаю сидеть. — И другие отряды? Они готовятся к контрнаступлению?

Тени деревьев танцуют на стенах палатки. Звуки природы те же, что и прошлой ночью, когда Дез и я… Мы всё ещё в Рысьем лесу.

Через плечо Саиды замечаю Эстебана. Он не смотрит на меня с презрением, как раньше, но его руки скрещены на груди, и он держится на расстоянии. Он сбрил свою недобороду, и теперь его смуглое лицо стало гладким.

— Здесь весь совет, Рената, — тихо произносит он.

Рената. Эстебан никогда не называет меня по имени. «Разжигательница». «Мусорщица». Да даже «Эй, ты», но только не по имени.

— Я что, умираю? — спрашиваю Саиду.

Она качает головой и улыбается, и всё же глаза остаются печальными:

— Иллан вывел почти весь яд, но ничего не смог поделать с кошмарами.

Вновь закрываю глаза и чувствую этот запах, словно кто-то держит припарку прямо перед моим носом. Живот скручивает. Я умираю с голоду, и в то же время меня тошнит. Не помню кошмаров. Это всё Серость и воспоминания, которые я недавно забрала, — они всегда здесь, в сознании я или без. В редкие ночи, когда мне «снятся сны», это на самом деле воспоминания из чужих жизней.

— Меня будто стадо быков затоптало, — я провожу языком по зубам и дёснам, онемение ещё не прошло до конца. — Как долго я спала?

— Почти два дня.

Голос князя Дорадо звенит в ушах: «Либо это восстание заканчивается, либо ваш принц мятежников будет убит безо всякого суда. Я жду вашей полной капитуляции три ночи, или он будет казнён на четвёртый день».

— Два дня? — в груди всё сжимается. Кровь стучит в ушах, и думать не получается. Опираюсь на кулаки, чтобы вновь попытаться встать и размять затёкшие мышцы ног. — Они уже организовали операцию по спасению Деза из дворца? Мы не можем сдаться, но и ждать его суда нельзя. Оправдательных приговоров там не бывает.

Эстебан хмурится сильнее, а Саида смотрит вниз на свои колени, крутя на пальце медное кольцо.

— Нам приказано ждать, — тихо отвечает она.

— Ждать чего? — вскрикиваю я. Она вздрагивает, но не повышает голос в ответ. Саида никогда не орёт: она как тёплый и мягкий свет, тогда как я резкая тень. Как там назвал меня Дез? Возмездие в ночи. — Мы должны его спасти. Дез бы сделал это ради нас.

Кто-то поднимает край палатки, опираясь на трость с серебряной рукояткой.

— Капитуляции не будет, — голос Иллана режет, как самый острый клинок. Старейшина заходит внутрь, его белоснежные волосы почти касаются верха палатки. Чёрные суровые брови, как у Деза, сводятся вместе при виде нас. Его трость зарывается в землю, ладонь сильно сжимает голову серебряной лисы на рукоятке. Символ Матери всего сущего — полумесяц, окружённый дугой из звёзд, — переливается на рубахе, на правом плече. Все старейшины носят этот знак.

Иллан де Мартин, старейшина и лидер мятежа шепчущих, самый сильный вентари из ныне живущих.

Он глубоко вдыхает, будто втягивая в себя все силы из окружающей обстановки.

— Как и операции по спасению, — добавляет он.

— Но…

Иллан вскидывает руку, его рукав скользит вниз:

— Тот, кто меня ослушается, может сразу выйти из отряда и навсегда забыть про возвращение в убежища шепчущих.

Я стараюсь подавить волну гнева, разливающуюся по венам.

— Он же ваш сын.

Наступившая тишина в палатке оглушает. Саида и Эстебан всячески избегают встречаться со мной глазами, а я сверлю взглядом Иллана. Старейшина никогда не был мягкотелым, но всегда поступал справедливо. Это бессмыслица какая-то. Он ведь посылал шепчущих и на более опасные миссии. Как, например, когда мы проникли в цитадель Кресценти, чтобы найти потомков одной из старейших знатных семей Мемории. Или когда мы с Дезом явились на бал-маскарад в поместье одного лорда, пока два отряда обчищали его припасы.

— Мне нужно поговорить с Ренатой, оставьте нас, — командует Иллан, не сводя с меня глаз. Я хмурюсь в ответ, пока Саида и Эстебан поспешно покидают палатку, будто только этого и ждали.

— Я не понимаю, — произношу, стоит только ткани палатки опуститься после их ухода.

— А что здесь понимать? — спрашивает Иллан. — Моим родителям пришлось наблюдать, как их королевство захватывает нечестивец-король. Я смотрел, как остатки независимых территорий покоряет его сын и разрывает их на клочки. Капитуляция исключена.

— Но Дез…

— Мы в разгаре величайшей борьбы, важнейшего этапа нашего восстания, — отвечает Иллан, — Не просто борьбы за территорию, но за само наше выживание. Я пришёл не обсуждать Деза. Приказ останется неизменным. Никто из наших людей не пойдёт за ним или будет немедля разжалован. Это ясно?

Я хочу ослушаться. Хочу дать отпор. Но мне некуда пойти, поэтому я отворачиваю голову, а он продолжает говорить:

— Что мне нужно от тебя, Рената, так это информация о дворце.

У меня во рту пересыхает. Я знаю, что моя ценность для шепчущих заключается в воспоминаниях, запертых в Серости. Именно поэтому Иллан лично занимался со мной все эти годы, пытаясь разблокировать их, но безуспешно. Зачем я буду нужна, если откажусь вспоминать место, которое не видела с детства?

— Нет. Я не буду пытаться извлечь что-либо из Серости, пока вы не пошлёте за Дезом, — плевать, что мои слова звучат как объявление войны. — Это всё, что имеет значение.

— Мне напомнить, кто вытащил тебя оттуда? — голос Иллана холоден, но не зол, хотя у него есть все основания для этого — я никогда не обращалась к нему так дерзко. Сомневаюсь, что хоть кто-то за всю его жизнь говорил с ним таким тоном.

Не могу смотреть ему в глаза, но семена гнева прорастают внутри, как виноградная лоза, и обвивают моё горло, норовя задушить.

— Не нужно, я никогда не забывала.

Хотя, по правде говоря, я вижу это иначе, чем Иллан. Да, он возглавил то самое нападение на дворец, известное как Восстание Шепчущих, в ходе которого они не сумели убить короля, но им удалось забрать похищенных детей. Иллан дал мне крышу над головой — место, которое я смогла назвать домом. Но не его лицо я вижу, когда вспоминаю ту ночь. Закрывая глаза, возвращаясь в те последние мои часы во дворце, я вижу темноволосого мальчика, появившегося в тайном проходе моих покоев и протянувшего мне руку, чтобы провести по задымлённым коридорам в безопасное место. Я вспоминаю Деза.

Иллан довольно кивает.

— Правление короля Фернандо должно подойти к концу до того, как нас всех уничтожат. Я надеюсь на твоё содействие больше, чем на кого-либо ещё. Не забывай о цели, Рената. Покончить с властью семьи Фахардо, восстановить храмы мориа, вернуть захваченные земли. Оружие может нам помешать.

Я помню о цели. Но в голове раздаётся крик Деза, перед тем как враги увели его из леса. «Помни…»

Иллан тяжело вздыхает.

— Кто будет жить на этих землях? Кто будет молиться в этих храмах? Если мы не спасём мориа, то кто мы тогда? Ты уже знаешь, что выяснила Селеста. Наша первостепенная задача — уничтожить оружие, созданное Правосудием.

— Тогда нам тем более нужно в столицу! — кричу я, теряя терпение от чувства бессилия. — И пока мы там, мы можем спасти Деза. Мы можем…

— Деза не нужно спасать, — раздражённо отвечает Иллан, а затем бросает быстрый взгляд на вход в палатку и понижает голос: — Я говорю тебе это только потому, что не хочу, чтобы план сорвался из-за твоих опрометчивых действий. Дез сейчас именно там, где он должен быть.

Непонимающе смотрю на него. Холодок пробегает по моей коже.

— Что?

Иллан садится рядом со мной на койку, положив трость на колени.

— Когда до нас дошли слухи о том, что Королевское Правосудие создало оружие, способное забрать нашу магию, мы с Селестой отправили нашего лучшего шпиона на встречу с осведомителем.

— Люсию?

Мрачно кивает.

— В записке она сообщила, что судьи называют это оружие лекарством.

От одной мысли накатывает тошнота. Лекарство от нас. От нашего существования.

— Что это?

— Мы не знаем. Напиток? Безделушка? Люсия узнала, упаси Госпожа её душу. Мы собирались подождать, пока наш осведомитель не соберёт больше сведений во дворце. Но Родриг отправился за Люсией. Ну, ты знаешь, что с ним стало.

— И какое это всё имеет отношение к аресту Деза?

Я вновь думаю о той ночи на берегу. Его пугала мысль отправиться во дворец, но не по тем причинам, о которых я думала. Он не говорил нам всей правды.

— Мой осведомитель опасался, что его едва не раскрыли. Кто-то во дворце подозревает его. Без наших шпионов мы не можем узнать, где именно во дворце хранится оружие. Нам было нужно, чтобы кто-то проник внутрь. Мой шпион подстроил всё так, чтобы дозор нашёл Деза. Он должен быть покинуть лагерь тем утром, но, по всей видимости, принц перехватил сообщение. Так или иначе, Дез сейчас там, где и должен быть.