Эли
Изысканная. Ебучая. Пытка.
К тому времени, как мы были на полпути домой, я проклинал тот факт, что не вёл свою машину, и что Роман был таким злым. Он был определенно игривым, и его постоянные напоминания о том, чтобы я был хорошим, с его медленными прикосновениями, сводили с ума.
Это было идеально.
— Раздвинь ноги, Вреднюга. -— Его грубый голос прорвался сквозь фантазии, пробиравшиеся сквозь меня. Я не мог решить, хочу ли я убить его или наклониться, чтобы он мог меня трахнуть, так что в моей голове царило безумие.
Впрочем, не было даже мысли о неподчинении.
— Да, сэр, — раздвинув ноги, я наслаждался потоком отчаяния и покорности, текущим через меня. Зная, что я был там только для его удовольствия... зная, что он хотел, чтобы я был хорошим для него, а затем он будет трахать меня, посылали грязные образы, наводняющие мой разум.
Пальцы Романа скользнули по бедру и опустились ниже моего твердого члена. Он дразнил и ласкал мои яйца, прежде чем опуститься ниже и надавить на пробку.
— Вот она. По-прежнему держит тебя вежливым и готовым для меня. Из-за того, как она покачивалась, когда он трогал её, мне было трудно дышать, и я закрыл глаза, прижавшись головой к сиденью, пытаясь оставаться неподвижным. Удовольствие, охватившее меня, сделало это практически невозможным. Из меня вырывались стоны и неистовые звуки, а мой член болезненно пульсировал.
— Назови мне правило, Вреднюга. Тебе можно кончить? — его грубый голос вернул меня к тому моменту, когда он щелкнул по головке члена, посылая сквозь меня молнии, пока Риз и Хьюстон смотрели, возмущаясь на меня за то, что я стонал слишком громко и был слишком близок к оргазму, пока он ел свой десерт.
Он был развратным, и то, как ужасно работал его мозг, было прекрасно.
— Я не кончу. Я буду вести себя хорошо, — Я должен был быть хорошим. Я хотел почувствовать, как он скользит глубоко в меня и трахает меня так сильно, что я не могу думать.
Однако сдерживать это обещание становилось все труднее и труднее. Обещание, которое он намеренно усложнял небольшими прикосновениями и проклятыми лежачими полицейскими.
Тихий стон вырвался из меня, когда мы врезались в очередную грёбаную штуку. Я не мог решить, то ли он проезжал их слишком быстро, то ли просто лежачий полицейский заставлял пробку двигаться, но из-за этого было невозможно думать, а тем более вспоминать, почему я не хотел кончать.
Долгий путь назад к моему дому через несколько кварталов с десятками проклятых штуковин тоже не способствовал этому.
К тому времени, как мы подъехали к моей подъездной дорожке, меня трясло, и из меня вырывались бессмысленные мольбы, которые я не мог сдержать. Роман продолжал посмеиваться и напоминать мне, чтобы я был хорошим. Когда я на мгновение потерял контроль и попытался сильнее прижаться задницей к его руке, это принесло моему члену еще один шлепок и угрозу, что если я не буду вести себя хорошо, он развернётся и снова сделает круг по лежачим полицейским.
Блядь.
Он был злым, порочным, совершенным Домом... Как же я не замечал этого раньше?
Когда дверь гаража открылась и он припарковал машину, я уже не был уверен, что в состоянии подняться по лестнице в дом, не говоря уже о спальне. Когда Роман вылез из машины, я просто откинулся на спинку сидения, делая длинные, глубокие вдохи, чтобы попытаться собрать силы для движения.
Все, чего я хотел, - это оргазм, а потом спать миллион лет. Казалось, что я был твёрдым уже несколько часов, и каждый мускул подёргивался и болел, как будто я пробежал марафон. Когда Роман открыл дверь и присел на корточки рядом со мной, я увидел жар в его глазах.
— Ты так хорошо вёл себя, Вредина. Ты усвоил урок?
Блядь.
Что я должен был вспомнить?
—Я буду вести себя хорошо. Я буду слушаться. — Я понятия не имел, что я сделал, но, зная себя, я или зашел слишком далеко или просто ослушался. Обещание быть хорошим - это все, что я мог сказать. Роман лукаво улыбнулся, но кивнул, вероятно, догадавшись, что я был слишком далеко, чтобы что-то понять. Поэтому я снова попытался дать ему тот ответ, который он хотел.
— Я буду вести себя хорошо, сэр.
Блядь.
Может быть, если я скажу это достаточное количество раз, он засунет свой член глубоко в меня и, наконец, разрешит мне кончить. Я парил прямо на грани сабспейса, в нуждающемся, отчаянном царстве, где я хотел подчиняться, но еще я хотел умолять разрешить мне кончить.
Быть хорошим — трудно.
И Роман не пытался облегчить мне задачу. Он наклонился в машину, положив руку мне на ногу, и впился в губы горячим поцелуем. К тому времени, когда он отстранился, его рука обхватила мой член.
— Мой Вреднюга все еще твердый. Вот мой хороший мальчик. — Пальцы Романа дразнили головку члена, посылая фейерверки вверх по позвоночнику.
Удовольствие заставляло меня извиваться, что подталкивало пробку и начинало весь процесс заново… каждый раз отправляя меня выше и делая почти невозможной любую умственную деятельность. Голос Романа был полон желания, когда он убрал руку, но ничто из того, что он чувствовал, не могло сравниться с моим отчаянием.
— Такой сексуальный, когда ты изнываешь от желаний, Вреднюга. — Выпрямившись, он взял меня за руку и встал. — Ну же, я не думаю, что хочу больше ждать, чтобы заняться с тобой любовью.
Мои ноги отказывались работать, и то, как моя задница терлась о сиденье, когда я двигался, только делало мои колени слабее. Роману это нравилось. Восторг и возбуждение в его голосе были очевидны.
— Я уже несколько часов твёрд, зная, как сексуально выглядит твоя красная после порки задница с игрушкой.
Блять.
ОН был твёрдым несколько часов?
Прежде чем мой мозг смог достаточно включиться, чтобы сделать остроумное замечание, которое только навлекло бы на меня неприятности, меня спас стон, который эхом разнесся по гаражу, когда я встал. От внезапного сдвига во мне вспыхнули искры, и я чуть не кончил.
Колени дрожали, и потребовалось больше силы воли, чем я думал, чтобы не кончить. Руки Романа обвились вокруг меня, но его идея помощи заключалась в том, чтобы прижать мое тело к своему. Его член оказался опасно близко к моему, что только усложнило фокусировку.
— Мой страдающий Вреднюга. Понравится, когда я войду в тебя? — от слов Романа у меня по спине побежали мурашки. — Я собираюсь разложить тебя и привязать к кровати, а потом пососать твой сексуальный член, и если ты будешь очень хорошим, я вытащу пробку и трахну тебя своим языком.
Это было сексуально.
Это было безумно.
Это было больше, чем я мог выдержать.
Мои бедра дернулись вперед, и я начал тереться о него. Рука Романа опустилась на мою задницу, но вспышка боли только сделала всё ещё более идеальным. — Пожалуйста… пожалуйста… сэр…
— Непослушный Вреднюга, — одной рукой он прижал меня к своему телу, чтобы я не мог упереться в него, а другой шлепнул по моей все еще нежной заднице. — Ты что, так с собой играешь?
— Нет, но…
Голос Романа прервал мои отчаянные мольбы.
— Никаких извинений. Ты же знаешь, что это не сработает. Думаю, мне придется напомнить тебе, кто контролирует твое удовольствие.
Блять.
— Я прошу прощения, пожалуйста, разрешите мне кончить. Ранее я так хорошо себя вёл. Я принял свое наказание, и был таким послушным. И... — Я бы продолжил, но прикосновение его губ к моим заставило меня замолчать.
Когда он поцеловал меня, паника немного отступила, но осознание того, что я ослушался, расстроило меня. Я был в нескольких секундах от того, чтобы меня трахнули. Когда он отступил, я ожидал услышать своё наказание и заявление, что я не кончу.
Он постоянно удивлял меня.
— Ты хорошо перенес наказание, и я чувствую, насколько сильно ты этого хочешь, поэтому я позволю тебе кончить. Но ты не избавишься от наказания, ты понимаешь? Горячий взгляд Романа не отрывался от моего лица, и я видел, что мысль о наказании заводила его, но я не мог отрицать, что мой член только больше затвердевал, представляя, что он собирается сделать со мной.
— Да, Сэр, — слова прозвучали неуверенно, и я услышал эхо желания в своем голосе, но я знал, что заслужил это... и я знал, что хочу этого. Проклятие быть врединой.
— Я собирался отвести тебя наверх и заняться с тобой любовью, но теперь я не думаю, что ты этого заслуживаешь, Вреднюга, — эти слова должны были заставить меня нервничать, но выражение его лица заставило мои колени ослабеть, и я не мог дождаться, что же он сделает.
Я знал, что в один прекрасный день он будет заниматься со мной любовью медленно и нежно; просто нам может потребоваться время, чтобы на достаточное для этого время взять под контроль взрывную страсть. Впрочем, спешить было некуда. По мере того, как я узнавал его лучше и видел больше его настоящего, представлять нас вместе в долгосрочной перспективе стало легче.
Роман не станет трахаться и сбегать.
Он может свести меня с ума и подтолкнуть к краю, но он собирается быть там, пока я буду разбиваться, и удерживать меня, пока кусочки снова воссоединятся. Когда Роман повел нас к двери, я подумал, что он собирается заставить меня пройти весь путь наверх, и не был уверен, что мои ноги перенесут меня так далеко. То, как пробка терлась о мою простату, и то, как его руки блуждали по моей заднице, делало почти невозможным сделать даже несколько шагов.
Я бы обкончал всю лестницу, если бы даже смог забраться так далеко. Роман то ли решил быть аккуратнее со мной, то ли был слишком возбужден, чтобы ждать, потому что после того, как он провел рукой по капоту машины, моя грудь оказалась прижата к краске, а задница - поднятой в воздух. Его руки гладили мои ягодицы, и все, что я мог, это просто стонать.
— Дай мне поглядеть на эту сексуальную задницу. — Недостаточно быстрый прогиб обеспечил мне ещё один смачный шлепок.
— Так-то лучше.— Успокаивающий, довольный тон заставил меня почти мурлыкать. Порол он меня или нет, но он был моим Домом. И делать его счастливым доставляло мне почти такое же удовольствие, как и пробка.