Глава 3

Сегодня пятница, и я чувствую облегчение из-за приближающихся выходных. Так много нового. Ученики в школе не приняли меня с распростертыми объятьями, но и не подвергли меня тем пыткам, которым я была свидетелем в свои собственные школьные дни, и за это я благодарна.

Когда я выхожу из школы после долгого дня преподавания, меня останавливает Тим и берет обещание прийти к Монтгомери сегодня вечером и выпить. "Общение", — напоминаю я себе. — "Вот что делают нормальные люди". Это должно быть легко и весело. И из-за этого я не должна покрываться липким потом или сильно тревожиться, поэтому решаю не чувствовать ту нелепую химию, которую так хочет чувствовать мое тело.

Мой вечер продолжает сливаться в водосточную трубу. Приехав домой, я обнаружила, что мой сад завален мебелью, доставки которой я так ждала. Боже. Мой. Эти идиоты просто свалили ее здесь и уехали. Как, черт возьми, я затащу все это в коттедж? Даже если кое-как справлюсь с мебелью, пианино мне не поднять никогда.

В момент полного безумия я разочарованно кричу в полную силу. Пинаю горшок с цветком и сажусь на землю, чтобы подумать, что же мне дальше делать. И секунду спустя вижу застрявший в дверном проеме клочок бумаги. Встав, я подхожу ближе и достаю его.

Он гласит:

Дорогая мисс Паунд,

Вас не было дома, чтобы впустить нас в дом и позволить нам должным образом расставить мебель, поэтому с разрешения вашего соседа мистера Феникса Смита мы оставили ее на улице для вас.

С уважением,

Компания по перевозке мебели Hodgkin’s.

Две подписи и дата.

Вот черт! Звонить компании по перестановке мебели и просить прислать мне помощь слишком поздно, поэтому я просто могу начать сама. Открыв переднюю дверь, начинаю с небольших предметов. Не управлюсь к ночи — поеду на велосипеде в город и куплю пленку, чтобы укрыть все, что оставлю на улице ночью.

К счастью, большая часть мебели новая, покрытая пленкой, так что с этим трудностей не много. Но, как я уже говорила, есть маленькая проблемка с роялем. Как кто-то на этой Земле может оставить Стейнвей (прим. пер. производитель довольно неплохих роялей) снаружи, на неровной гравиевой дорожке?

После часа тяжелой работы все было занесено в коттедж. Все, исключая пианино. Так быстро, как позволяют мои уставшие ноги, я решительно еду на велосипеде до города, чтобы купить покрытие в местном магазине оборудования.

На часах уже восемь вечера, когда я возвращаюсь домой. Укрыв мебель так хорошо, как смогла, листаю Желтые страницы в поисках каких-нибудь перестановщиков тяжелой мебели. Я не буду возвращать это дело Hodgkin’s после того, что они сегодня сделали.

Я звоню в одну компанию и прошу их прийти на следующее утро. Наконец позаботившись обо всем этом, наполняю ванну горячей водой и мыльными пузырями настолько, насколько это вообще возможно, и окунаюсь в заслуженное долгое расслабление. Нет наслаждения выше после дня стресса.

Домой возвращаюсь я уже за девять вечера. Кутаюсь в новые белые пушистые полотенца, ложусь на кровать и едва ли не уплываю в сон. Но внезапно поднимаюсь, когда вспоминаю о своем обещании Тиму появиться у Монтгомери. Я проклинаю себя за свои попытки быть коммуникабельной. А теперь не могу не пойти, потому что это разрушит мои старания быть идеальным новичком.

В унынии, я поднимаюсь и заплетаю волосы, потому что они все еще влажные, а я слишком устала, чтобы их сушить. Одеваюсь, хватаю сумку и снова направляю свой велосипед к городу.

Как оказалось, у Монтгомери — паб в здании старого образца в центре Главной улицы. Фасад кремовый с красными разводами, на подоконниках — горшки с цветами. Когда я захожу и вижу, как много народу, от нервного напряжения у меня сжимается горло. И вот она, старая добрая клаустрофобия.

Не вижу ни Тома, ни других учителей, поэтому иду к бару и заказываю апельсиновый сок. Стараюсь никому не смотреть в глаза, потому что это, конечно, побудит людей подойти и заговорить со мной. Когда я замечаю пустой столик слева от меня, мое сердцебиение замедляется от возможности посидеть. Но затем оно учащается, когда вижу, что, на самом деле, кое-кто уже там сидит. И становится еще быстрее, когда я узнаю в этом мужчине Феникса.

Остаюсь стоять там, где и продолжаю потягивать сок, краем глаза наблюдая за Фениксом. Никто не смеет сесть рядом с ним или попросить взять пустые стулья из-за его стола. Перед ним стоит пинта пива. Он осматривает комнату с таким чувством собственного достоинства и самоуверенностью, которых я никогда раньше и не видела.

Обычно люди, в одиночку занимающие целый столик в людном заполненным до отказу пабе, выглядят несколько обеспокоенно тем, что кто-то попросит освободить место для большой компании. Но Феникс не выдает подобных чувств. Кажется, ему так же комфортно, как если бы он развалился в собственной гостиной. Он притягивает мой взгляд против всякой воли. Его уверенность интригует меня, так как этой чертой мне никогда не выпадало удачи обладать.

Я практически вздрагиваю, когда он скользит взглядом ко мне и ловит на подсматривании. Он в упор смотрит на меня со странным выражением, и я, конечно же, отвожу взгляд первой. На мгновение теряю способность дышать из-за смеси нервозности и злости в легких. Любой другой на моем месте уже подошел бы к нему и вставил за разрешение мебельщикам оставить чертов Стейнвей на улице перед домом. А я со своей стороны продолжаю отводить взгляд и размышлять о том, как бы сбежать из паба.

Проходит несколько минут, и я уже успеваю закончить со своим соком, когда из ниоткуда появляется Тим. Он хватает меня за руку и ведет к столику учителей, которых я узнаю, но их имена покинули мою голову.

Я все еще немного нервничаю, потому что стол находится в прямой видимости Феникса, который все еще беззастенчиво на меня смотрит. Его бездонные глаза притягивают, но я стараюсь не поддаваться. Нет ничего хуже, чем ситуация, когда на тебя смотрят, а ты больше всего в мире хочешь исчезнуть. Он будто дразнит меня своим взглядом, хочет заставить обернуться.

Тим предлагает купить мне еще один напиток, и я прошу принести мне апельсиновый сок. Он морщит нос на мой безалкогольный выбор и идет к бару. Некоторые учителя пытаются начать со мной разговор, но я не могу отыскать свой голос, и они сдаются из-за моих односложных ответов. Супер. Я снова та тихая девочка, которая не может сказать ничего интересного.

Можно махнуть рукой всем усилиям быть нормальной. Я никогда не смогу сбежать от настоящей себя. Может, я и могу выдвинуть вперед фасад, но внутри я навсегда останусь той же.

Я вижу, что Тим уже довольно-таки пьян, и когда я пью апельсиновый сок, он пытается пододвинуть свой стул ближе к моему. Чувствую исходящий от него запах алкоголя, Тим будто наваливается на меня, занимая каждый миллиметр моего личного пространства. А еще я каждой клеточкой тела чувствую, что Феникс все еще на меня смотрит.

Я знаю, что мне не мерещится, потому что уже и Тим указывает на это, бормоча:

— Этот мужчина пялится на тебя, Ева.

— Ох, — говорю я, на секунду оглядываясь. — Да?

Когда я встречаюсь взглядом с Фениксом, мое сердце начинает учащенно биться, а на его губах играет намек на улыбку. Я снова отвожу взгляд.

Тим встает, чтобы пойти в уборную, и задевает пытавшегося пройти мимо мужчину. Его напитки, покачнувшись, опрокидываются на мою майку, обливая меня с ног до головы. Тим, как и тот мужчина, начинают судорожно извиняться. Я игнорирую их и спешу в дамскую комнату, чтобы очиститься.

Удачи мне не привалило, потому что все свободное место занято дамочками, поправляющими макияж, а для меня места у раковины нет. Хватит приключений для одного дня. Я сдаюсь и плетусь через бар, чтобы вернуться домой. Несколько мужчин стоят на улице и курят. Они озадаченно смотрят на меня, и я нетерпеливо проталкиваюсь через них. Порывшись в сумочке, я нахожу старый платочек и пытаюсь стереть влагу с майки. Она белая, поэтому в центре — огромное пятно цвета пива.

Мгновением спустя из паба появляется Феникс. Он здоровается с группой курящих мужчин, проходя мимо них. Я отвожу взгляд и продолжаю попытки очистить топ. А затем слышу, как звук мерного шага ботинок останавливается передо мной.

— Похоже, кто-то наделал бед, — произносит глубокий голос с английским акцентом, который звучит так, будто раньше был другим. Грань чего-то несвойственного, чего я не узнаю. Это делает его голос необыкновенным и, если честно, чарующе экзотичным.

Поднимаю взгляд, удивленная, что со мной разговаривает Феникс. Нотка неприязни в нем еще чувствуется, но не так сильно, как на днях.

— Ммм, да, небольшое несчастье из-за пива, — бормочу я, все еще промокая пятно и не зная, что делать теперь, когда он обращается напрямую ко мне.

Он темным взглядом внимательно осматривает мою майку, прикусив нижнюю губу. Странно. Взгляд на него вызывает румянец, поднимается далекая неиспользованная часть меня.

— Такого рода неудачи — действительно, жалость, — говорит он низким голосом. По его тону не понять, что он думает, будто это вообще жалость. Он откашливается и несколько неохотно предлагает: — Хочешь поехать домой?

Я медленно поднимаю на него взгляд. Он еще не упомянул о том, что бросил скомканную поэму мне под ноги в порыве ярости? Но в его поведении нет ни намека на агрессию, только интерес. Любопытно, что же во мне его интересует?

— Все нормально, я приехала в город на велосипеде, — отвечаю я, указывая на пристегнутый у входа в паб велосипед.

Он поднимает бровь на мой красный велосипед, потом снова смотрит на меня, закусывая губу. В животе что-то ворочается.

— Немного опасно ехать домой на велосипеде. Ты же знаешь, за чертой города нет фонарей.

— Со мной все будет хорошо, — отвечаю я, отказавшись, наконец, от попыток спасти запачканный топ.