С того позорного случая, Игорь старался не попадаться на глаза громогласной женщине, а если улизнуть не удавалось, сухо здоровался и, по-девичьи опустив очи долу, поспешно удалялся. Впрочем, дома Жанна была другой − томно-ленивой, расслабленной, но глаза ее с шальными молниями все равно не давали покоя.

− МамЖанна уехала в город, − радостно сообщил Егорка, плюхнувшись на скрипучие нары, прямо на левую ногу отдыхающему. − Бабка болеет. Так что я свободен. Пойдем на дело?

− На какое?.. Дело? − размахивая тяжелой головой, спросил Игорь, подозревая нехорошее.

− Да так, мелочи жизни, − махнул рукой мальчик, подтверждая самые худшие опасения. − Мы сейчас заглянем к нам домой на секундочку, а потом − куда хочешь.

− Та-а-ак, кажется понятно, − прогудел Игорь.

Он из чисто педагогических соображений, вонзил суровый взыскующий взор в хитрющие глазенки мальчика. Ни малейшего раскаяния, ни смущения там не обнаружив, взрослый дядя пробурчал из курса по литературе средней школы:

− «Я знал одной лишь думы власть. Одну, но пламенную страсть: Она, как червь, во мне жила, Изгрызла душу и сожгла».

− Чииивооо!.. − пропищал юный преступник, даже не думая отводить наглого взгляда.

− Признавайся, воришка, для чего ты меня втягиваешь в преступное сообщество? На стрёме стоять? Или хочешь подставить меня под статью УК?

− Подумаешь, мы только домой заглянем на минуточку − и сразу на речку. Помнишь, я обещал тебе показать самое рыбное место в мире.

− Оно, конечно, рыбное место, такое секретное, что мне никто о нем ни полслова… − промычал Игорь, которому очень захотелось наловить ведро форели, зажарить на костре и грубо, с чавканьем, употребить. − Это безусловно очень важно и соблазнительно…

− Так побежали! − мальчик схватил дядю за руку и прямо в трусах потащил на улицу.

− Э, нет, так не пойдет! − остановил его Игорь, натягивая брюки с толстовкой. − Необходимо сначала разработать план операции. Ведь нам предстоит стать разведчиками!

− Ага, − кивнул мальчик, − разведчиками. Точно.

− А ты, в случае моего ранения, сможешь наложить повязку на рану?

− Конечно! − кивнул тот. − И зеленкой помажу.

− А шину на сломанную ногу сумеешь наложить? − продолжил взрослый дядя, рисуя буквы на обрывке тетрадного листочка.

− Ага, есть у нас в гараже старая шина от мотоцикла, − обстоятельно предположил юный разведчик. − Можем взять. В разведку. А как мне тебя называть? Товарищ ваше благородие?

− Нет, просто − мой генерал. А я к тебе буду обращаться − юнармеец. Сойдет?

− Сойдет, так давай, пойдем уже!

У подъезда, где проживал Егорка, Игорь остановил соратника, протянул ему почтовый конверт.

− Вот, Егор, возьмешь кулек конфет, а этот документ положишь на видное место.

− Что это? − испугался мальчик слова «документ». − Зачем?

− Там деньги за конфеты и записка, в которой я написал: «Это деньги за кулек конфет. Простите, я уговорил Егора мне продать. Уж очень вкусные!»

− Да зачем? − спросил мальчик, выкатив глаза. − Можно же так взять!

− Понимаешь, Егорушка, если «так взять» − это воровство. За это можно и в тюрьму угодить. А когда деньги платишь, то это − товарно-денежная операция. И за это можно рассчитывать на благодарность. Теперь понял?

− Ага, − кивнул мальчик, схватил конверт, скрылся за дверью и через минуту вышел во двор с кульком конфет, которыми успел набить рот до отказа.

В тот день Игорю на самом деле удалось наловить ведро форели в тайном месте на излучине горной речки с голубоватой стремительной водой в окружении высоких зарослей осоки. Азарт по мере наполнения ведра добычей остывал. Мальчик на костре жарил рыбку, протягивая рыбаку на ладошке кулинарную композицию, не забывая и себя. Видимо пришло более-менее спокойное время, когда уже стало можно. И мальчик завел разговор, который назревал с самого утра.

− Мой генерал дядя Игорь, разрешите обратиться?

− А ты не мог бы очищать рыбку от костей и совать мне в рот в виде филе? Руки-то у меня заняты, я видишь ли, просто обязан второе ведро наловить. Так ты о чем?

− Мой генерал, я тут с мамкой поговорил…

− Не с мамкой, а мамой! Что ты, как хулиган невоспитанный! Мама − это практически святой для тебя человек!

− Ага! − выпалил Егорка и протянул очередную порцию: − Вот без костей, мой генерал, разевай рот!

− Спасибо, юнармеец! Как вкусно-то! Ты сегодня просто в ударе!

− Слышь, мой генерал, − вернул разговор в нужное русло мальчик, − а ты на мамке женишься? То есть, на святой маме Жанне?

− Ну, во-первых, я уже несколько женат, − терпеливо пояснил Игорь, забрасывая блесну на самую глубину затончика, где не прекращалась рыбная активность. − А у нас многоженство запрещено. Пока еще. Это раз. Во-вторых я твою практически святую маму, простите, боюсь.

− Да я тоже… Она кааак даст леща, аж искры из глаз!

− Ну, мне тоже иногда хочется лещом тебя осадить. Когда хулиганить начинаешь. И сдерживаюсь только благодаря строгому воспитанию в военной среде.

− А ты женись на мамке и можешь лупить меня хоть каждый день! Я же не против!

− Ты забыл о первых двух пунктах нашего священного устава.

− А, ну да, − шмыгнул юный переговорщик. − И что, никак нельзя? Ну, чтобы я твоим юнармейцем навсегда сделался?

− Можно, − примирительно произнес рыбак, выуживая сверкающую на солнце форель. − Держи добычу! Тааак. Дело в том, что у меня кровавых детей нет. То есть кровных. Но есть двадцать духовных детей − моих крестников. И за них я несу ответственность не меньше, чем за крова… кровных. Вот скажи, Егор, ты крещенный?

− Да, меня бабка крестила, в детстве.

− А что же крестик не носишь?

− Я его уже два раза терял. Бабке надоело тратить деньги, она махнула рукой и сказала: так ходи, нехристем окаянным.

− Ну ладно, хорошо, это мы поправим. А если ты крещеный христианин, то почему в церковь не ходишь?

− Да я сам боюсь, а бабка со двора не выходит. У нее ноги болят и голова крутится. А мамка… мама святая, сам знаешь, бизнес делает. Говорит, меня кормить-одевать надо. А что?

− А то: получается, что крестная у тебя есть, но обязанностей своих она не выполняет. Ведь крестный обязан водить тебя в храм, учить молиться, поститься, причащаться. А если твоя духовная мать, то есть крестная бабушка, этим с тобой не занимается, значит, эта должность вакантна. И это, в свою очередь означает, что я вполне могу стать для тебя исполняющим обязанности крестного. То есть, ты станешь моим духовным сыном. Понимаешь?

− Да хоть духовным, хоть чушкой, хоть тушкой, только возьми меня к себе, крёсный! А?

− Возьму, − спокойно кивнул Игорь, наполнив второе ведро, свертывая рыбалку. − Всё, хватит жадничать. Давай теперь спокойно поедим. И спокойно поговорим. Мне же теперь необходимо многое объяснить. Думаешь, это просто так − сделаться крестным! Это, мой юный друг, большая ответственность. С обеих сторон!

− А я уже готов! Мой генерал, мой крёсный! Баааттяяаа! − бросился мальчик на шею Игорю, измазав его светлую толстовку рыбьим жиром вперемежку с черным пеплом костра.

− Отставить, юнармеец! − строго произнес «его генерал», разглядывая пятна грязи на чистой с утра толстовке. − Не будем уподобляться капризным девчонкам! Мы с тобой парни военные, суровые, аскетичные! Поэтому − жарить, есть и слушать уставные положения!

− Есть, мой генерал! − отчеканил Егорка, вытянувшись в струну. − А кофту твою я сам выстираю, не боись! И устав твой наизусть выучу. Век воли не видать!.. Ну, то есть, обещаю!

− Почему-то сейчас я тебе верю! Ранее полученную команду − исполнять! − И, наблюдая веселую суету мальчишки, подсказал: − Подложи-ка дровишек в костер. А я пока рыбку стану на шампуры нанизывать. А вообще-то вы, юнармеец, сегодня молодцом! Хвалю!

− Рад стараться, ваш благородь! Ну, то есть этсама − служу России!

− И это правильно.

И устроили они пиршество, зажарили полведра форели, и смачно употребили. …Под «уставные поучения» свеженазначенного крестного, которые мальчик слушал очень внимательно. Чтобы потом повторить по памяти.

И даже завернули оставшуюся половину жареной рыбы в два пакета − один маме Жанне, другой − тете Маше. Мама не отругала сына за пропажу кулька конфет, а наоборот похвалила за помощь матери в реализации товара, с аппетитом жуя вкусную свежую форель, поглядывая на сына с уважением, как на мужчину в доме. Получил свою долю благодарности от тети Маши и Игорь − одинокие женщины, даже если и южные, очень уважают мужское внимание.

За ужином тетя Маша предложила погрузиться в омут ностальгии. Со вздохом стала вспоминать, как хорошо они жили при советской власти, какой богатый был совхоз. Игорь занял любимое место на тесной кухоньке, что в углу, между холодильником, столом, у распахнутого окна. И только Игорь расслабился, только унесся в неоднозначное прошлое, как старушка принялась ругать нынешнее руководство. Игорь прервал поток проклятий и спросил:

− С кем вы сейчас говорите?

− Так, это − Ельцын, Чубайс…

− А разве они здесь?

− Нет, слава Богу! А то бы я их...

− Так, стоп! − Игорь понизил голос и проникновенно сказал: − А если их тут нет, то кому вы сейчас обращаете проклятья? Не мне же?

− Нет, тебя я люблю и ни за что проклинать не стану… − Потом вдруг осеклась, прикрыла рот ладонью и шепотом произнесла: − Так я что же… с лукавым говорю?

− Ну вот, сами во всем и разобрались. А общаться с лукавым − это душу осквернять. Опасно! Вы уж, когда в церковь пойдете, священнику исповедайте, а то можете разом все потерять. А этой черной сущности только и надо, чтобы вы разгневались и зло ко злу приложили. А ведь гнев − смертный грех, за это на Суде Божием отправляют в геенну…

− Ой, сыночка, − взмолилась тетя Маша, − ты уж помоги мне приготовиться к исповеди, да в церкви рядом постой, а то… страшно ведь стало.

− Помогу, конечно, − кивнул Игорь. − А вообще-то в Библии сказано, что любая власть от Бога. Почему нам дана именно такая, мы скорей всего поймем попозже или вообще после смерти на Страшном суде. А сейчас, просто смиренно принимаем всё, что с нами случается − и стараемся жить в мире и покое. Ведь при любой власти вы жили не так уж и плохо − сыты, одеты, квартира у вас хорошая, а уж сараюшка − просто чудо как хороша. Народ вас ценит и уважает, за труд честный и правильный образ жизни. В церковь опять же ходите, молитесь за мужа, детей, за меня, убогого. Так что вы, тетя Маша, счастливый человек!