Элоиза поморгала несколько раз, но по-прежнему сохраняла спокойствие и безмятежный вид.

– Не могу придумать, как сообщить об этом по-другому, – с трудом произнесла Пенелопа, ощутив приступ тошноты. – Но пока тебя не было… Собственно говоря, я имею в виду, в ту ночь, когда ты убежала…

Элоиза наклонилась вперед. Движение было почти незаметным, но Пенелопа его увидела и на мгновение подумала… Ну, не то чтобы она подумала о чем-то конкретном – облечь свои мысли в осмысленное предложение Пенелопа бы уж точно не смогла. Однако она почувствовала себя неуютно, и это чувство ни капли не походило на ту неловкость, что она уже испытывала. Оно было сродни подозрительности, и…

– Я Уислдаун, – выпалила Пенелопа, потому что если бы подождала еще немного, то у нее взорвался бы мозг.

А Элоиза ответила:

– Я знаю.

Пенелопа опустилась на ближайшую твердую поверхность, которая оказалась столом.

– Ты знаешь.

Элоиза пожала плечами.

– Знаю.

– Откуда?

– Гиацинта мне рассказала.

– Что? – Это был Колин, который, казалось, чуть не задохнулся от гнева. Или, что ближе к истине, готов был удушить Гиацинту.

– Я уверена, что она за дверью, – кивнув, прошептала Элоиза. – Если тебе нужно…

Но Колин уже был в шаге от нее и рывком распахивал дверь маленькой гостиной. Разумеется, его младшая сестрица тут же ввалилась в комнату.

– Гиацинта! – пожурила ее Пенелопа.

– О, прошу тебя! – резко ответила та, поправляя юбки. – Ты же не думаешь, что я подслушивала, правда? Ты же знаешь, что я выше этого.

– Я сверну тебе шею, – процедил Колин. – Мы же заключили сделку!

– Как оказалось, мне не очень-то и нужны эти двадцать фунтов, – пожала плечами Гиацинта.

– Я уже отдал тебе десять.

– Знаю, – с веселой улыбкой откликнулась плутовка.

– Гиацинта! – воскликнула Элоиза.

– Что вовсе не означает, – скромно добавила та, – что я не нуждалась в других десяти фунтах.

– Она рассказала мне вчера вечером, – пояснила Элоиза, чьи глаза опасно сузились, – но лишь после того, как намекнула, что знает, кто такая леди Уислдаун, и что, в сущности, об этом известно всему светскому обществу, однако мне раскрытие ее личности будет стоить двадцать пять фунтов.

– А тебе не пришло в голову, – поинтересовалась Пенелопа, – что если об этом знает весь высший свет, то тебе достаточно спросить любого из его представителей?

– В моей спальне в два часа ночи, кроме нее, никого не было, – огрызнулась Элоиза.

– Я подумываю купить шляпку, – задумчиво произнесла Гиацинта. – Или, может быть, пони.

Старшая сестра окинула ее раздраженным взглядом, а потом повернулась к Пенелопе.

– Ты действительно Уислдаун?

– Да, – признала Пенелопа. – Вернее…

Она посмотрела на Колина, не уверенная, почему так поступает. Возможно, из-за того, что очень сильно его любит, а он так хорошо ее знает, и, увидев дрожащую улыбку жены, улыбнется ей в ответ, как бы ни был зол на Гиацинту.

Так и произошло. Каким-то образом он понял, что ей необходимо. И всегда понимал.

Пенелопа повернулась к Элоизе и поправилась:

– Я была ею, но теперь вышла в отставку.

Но об этом Элоиза, разумеется, уже знала. Письмо об отставке леди У. разлетелось по всему городу задолго до того, как новоиспеченная леди Крейн покинула город.

– Навсегда, – добавила Пенелопа. – Люди просили, но я не собираюсь вновь браться за перо. – Она помолчала, думая о записях, над которыми корпела дома. – По крайней мере, не в качестве Уислдаун.

Пенелопа посмотрела на подругу, которая опустилась на стол рядом с ней. Побледневшая новобрачная почему-то долго – ну, во всяком случае, долго для Элоизы – не произносила ни слова.

Пенелопа попыталась улыбнуться.

– Вообще-то я подумываю написать роман.

Но подруга так ничего и не сказала, хотя часто-часто заморгала, и ее бровь дернулась, как будто Элоиза о чем-то глубоко задумалась.

И поэтому Пенелопа взяла ее за руку и сказала то единственное, что на самом деле ощущала:

– Мне жаль, Элоиза.

Та безучастно глядела на край стола, но, услышав эти слова, повернулась и посмотрела Пенелопе прямо в глаза.

– Тебе жаль? – повторила она, как будто неуверенная, что сожаление в данной ситуации уместно, ну или по крайней мере, что его одного достаточно.

У Пенелопы упало сердце.

– Мне так жаль, – снова повторила она. – Я должна была сказать тебе. Я должна была…

– Ты с ума сошла? – спросила Элоиза, наконец, обратив на нее внимание. – Разумеется, тебе не стоило мне ничего говорить. Я бы не смогла держать это в секрете.

Пенелопа подумала, что с ее стороны подобное признание довольно удивительно.

– Я так тобой горжусь, – продолжила новобрачная. – Забудем на минуту о самих заметках – я даже представить не могу, как вообще организовать нечто подобное, и когда-нибудь, не в день моей свадьбы, я потребую рассказать мне обо всем в мельчайших подробностях.

– Значит, ты удивилась? – прошептала Пенелопа.

Элоиза холодно посмотрела на подругу.

– Мягко сказано.

– Мне пришлось притащить ей кресло, – вставила Гиацинта.

– Я уже сидела, – процедила сквозь зубы Элоиза.

Гиацинта лишь отмахнулась.

– И тем не менее.

– Не обращай на нее внимания, – посоветовала Элоиза, не сводя глаз с подруги. – В самом деле, я даже выразить не могу, как сильно впечатлена… ну то есть теперь, когда первое удивление прошло.

– Правда? – До этого самого момента Пенелопе не приходило в голову, как она желала получить одобрение Элоизы.

– Держать нас в неведении так долго, – восхищенно покачала головой новобрачная. – Меня. Ее. – Она указала пальцем на Гиацинту. – У тебя действительно все замечательно получилось. – При этих словах она наклонилась и сжала Пенелопу в горячих объятиях.

– Ты на меня не злишься?

Элоиза отодвинулась и открыла рот, и Пенелопа видела, что ее подруга собирается сказать: «Нет». А может, даже добавить: «Конечно же».

Но эти слова так и остались невысказанными, а Элоиза просто сидела с задумчивым и немного удивленным лицом, пока, наконец, не произнесла…

– Нет!

Пенелопа почувствовала, как ее брови поползли вверх.

– Ты уверена?

Потому что в голосе Элоизы убежденности не ощущалось. По правде сказать, она даже говорила не так, как обычно.

– Все было бы по-другому, если бы я осталась в Лондоне, – спокойно пояснила Элоиза, – и ничем бы не занималась. Но это… – Она окинула комнату взглядом, неопределенно указав куда-то в сторону окна. – Здесь. Это не то же самое. Это другая жизнь, – тихо сказала она. – Я теперь другая. Даже если самую малость.

– Леди Крейн, – напомнила ей Пенелопа.

Элоиза улыбнулась.

– С вашей стороны так любезно напомнить мне об этом, миссис Бриджертон.

Пенелопа чуть не рассмеялась.

– Просто не верится, правда?

– Ты о себе или обо мне? – спросила Элоиза.

– О нас обеих.

Колин, который все это время держался на почтительном расстоянии, – одной рукой крепко удерживая на таком же почтительном расстоянии Гиацинту, – выступил вперед.

– Вероятно, нам пора вернуться в зал, – тихо напомнил он и, протянув ладонь, помог сначала Пенелопе, а потом и Элоизе подняться на ноги.

Он наклонился, поцеловал сестру в щеку и добавил:

– Ты, определенно, должна идти к гостям.

Элоиза застенчиво улыбнулась, снова став смущенной невестой, и кивнула. Пожав руки Пенелопы в последний раз, она прошла мимо Гиацинты (которая в этот момент закатила глаза) и вернулась на свадебный прием.

Пенелопа держала Колина за руку и, слегка прижавшись к супругу, смотрела ей вслед. Они наслаждались тишиной, лениво глядя на пустой дверной проем и слушая доносившиеся издалека шум и гам светского приема.

– Как ты думаешь, вежливо ли будет удалиться прямо сейчас? – прошептал Колин.

– Наверное, нет.

– Полагаешь, Элоиза будет против?

Пенелопа покачала головой.

Муж крепко ее обнял, и Пенелопа почувствовала, как его губы нежно касаются ее ушка.

– Давай уйдем, – предложил он.

Она не возражала.

***

Двадцать пятого мая тысяча восемьсот двадцать четвертого года, день спустя после свадьбы Элоизы Бриджертон и сэра Филиппа Крейна, в номер мистера и миссис Колин Бриджертон, постояльцев гостиницы «Роза и ежевика», близ Тетбери, что в Глостершире, было доставлено три письма. Все письма прибыли из Ромни-холла одновременно.

– Какое откроем первым? – спросила Пенелопа, разложив их перед собой на кровати.

Колин рывком стянул рубашку, которую надел, чтобы открыть на стук.

– Я, как всегда, полагаюсь на твое суждение.

– Как всегда?

Он снова расположился рядом с супругой на кровати. Пенелопа становилась удивительно привлекательной, когда начинала ехидничать. Он не припоминал больше ни одной женщины, которой бы это удавалось.

– Как когда мне удобно, – исправился Колин.

– Тогда начнем с твоей матери, – решила Пенелопа, выбрав одно из писем на простынях. Она вскрыла печать и осторожно развернула лист бумаги.

Колин смотрел на молодую жену, пока та читала. Глаза ее расширились, потом поднялись брови, а губы слегка приподнялись в уголках, как будто она помимо воли улыбалась.

– Какие у нее новости? – поинтересовался он.

– Она нас прощает.

– Я так понимаю, не стоит спрашивать, за что?

Пенелопа серьезно посмотрела на мужа.

– За то, что мы рано покинули свадебный прием.

– Ты же сказала, что Элоиза не станет возражать.

– И я уверена, что она не возражала. Но это же твоя мать.

– Заверь ее, когда будешь отвечать, что случись ей снова выйти замуж, я останусь до самого конца.

– Я такого не напишу, – отрезала Пенелопа, закатив глаза. – И, в любом случае, не думаю, что она ждет ответа.

– Правда? – Теперь Колина одолевало любопытство, потому что его мать всегда ожидала ответов на свои письма. – Что же мы такого сделали, дабы заслужить ее прощение?

– Э-э-э… она упомянула что-то о появлении в скором времени внуков.

Колин усмехнулся.

– Ты что, покраснела?

– Нет.

– Да, покраснела.

Она боднула его локтем под ребра.

– Нет. Вот, сам читай, если тебе так интересно. А я прочту письмо Гиацинты.