Она так задумалась, что не обратила внимания на упавший, отдаленный голос девочки, который донесся от одинокого домика. Через некоторое время Ядвига Олизаровна поднялась с земли и медленно пошла лугом, ласкающе притрагиваясь рукой к головкам уже покрытых росой цветов.
«Вот и все — устало подумала она, когда зашла в хату — жаль, очень жаль».
Света зажигать она не стала. Глаза бабы-яги видели ночью не хуже, чем днем. К тому же, взошел полный месяц.
Ядвига Олизаровна пошла было к постели, и вдруг застыла, как вкопанная, ей показалось, будто в комнате чего-то не хватает. Но чего — понять не могла.
На всякий случай она зажгла огонек и внимательно обвела взглядом комнату. Здесь вроде бы все стояло на своих местах. Кружечки, миски, снопы трав.
Тогда она вышла в сени, выглянула на двор. И вдруг ее словно морозом осыпало: в дворе не было метлы!
Ядвига Олизаровна дважды обошла вокруг подворья. Потом направилась туда, где над землей покачивалась невидимая СТУПа. Однако метлы не было и там.
Ядвига Олизаровна опрометью ринулась к хате, развела в печи огонь, заполнила горшок лишь ей известными травами и, когда вода закипела, перенесла горшок на стол. Потом взялась над ним колдовать.
Через минуту пар, что столбом поднялся из горшка, засветился изнутри. В том свете появилось изображение какой-то девочки. Присмотревшись, Ядвига Олизаровна узнала в ней Таню.
Вот девочка зашла на двор, оглянулась, и ее уста что-то вымолвили. Ядвига Олизаровна догадалась, что Таня позвала ее. Потом от стены оттолкнулась метла. Покачиваясь, она подплыла к девочке.
Ядвиге Олизаровне перехватило дыхание. Этой ночью, да, именно этой ночью, когда в небе всходил полный месяц, никому из людей ни в коем случае нельзя было притрагиваться к метле!
Застывшими глазами Ядвига Олизаровна следила за тем, как Таня присела на держак, как метла опрометью рванулась вверх и направилась в направлении Лысой горы…
Бычьи, собачьи и гадючьи глаза дружно уставилась на Таню. Толпа качнулась и разъяренно загудела.
— Эй, погодите! — воскликнуло вдруг кривобокое чудовище со свиным рылом — Да она же верхом на метле! И метла эта принадлежат нашей Ядвиге Олизаровне!
Все заглушил злорадный хохот. Какой-то высохший скелет в восторге хлопнул клешнями по коленям:
— Вот так Олизаровна! Это ж надо — в такую ночь прислать нам в подарок человеческого ребенка!
— А сама даже не дотронулась до нее — заметило чудовище со свиным рылом — Смотрите — у нее все человеческое, ничего нашего и близко нет!
— Нет — так будет! — протрубило конское туловище на слоновых ногах — Для начала прикрутим ей совиную голову. А вместо рук приладим лягушачьи лапки. Ну-ка, за работу!
Толпа захохотала и кинулась на Таню. Кто-то сбил ее с ног, чьи-то ледяные когти сомкнулись на шее…
И в этот миг словно вихрь налетел на Лысую гору.
— Остановитесь! — раздался голос Ядвиги Олизаровны — Отойдите от нее!
Ее СТУПа с разгона врезалась в толпу. Послышался треск, стоны, громкие проклятия. Конское туловище на слоновых ногах улетело далеко в сторону и покатилось по склону, подминая, будто дорожный каток, под себя всех, кто попадался на его пути.
— Ты что — угорела? — потирая бока, поинтересовалось туловище — думаешь, если старшая ведьма, то все разрешено, а?
— Отойдите от ребенка — повторила Ядвига Олизаровна — все отойдите.
Она осторожно взяла на руки обессиленную Таня и перенесла ее к СТУПе.
— Эй, да она с этой девочкой собирается от нас удрать! — загугндосило конское туловище, когда СТУПа начала подниматься в воздух — Не бывать этому!
— Не бывать! — подхватила толпа и кинулся вслед за СТУПой — Держи ее! Держи, пока не разогналась!
Клыки и челюсти с хрустом впивались в деревянные борта, костлявые пальцы хищно хватали воздух, держаки метел, словно копья, ударялись в СТУПу. Но Ядвига Олизаровна ловко уклонялась от тех ударов, и сама изо всех сил дубасила метлой по рожам, клешням и мордам.
— Таня, наклонись! — крикнула она.
Однако было уже поздно. Над головой у девочки что-то громыхнуло, и дикая, нестерпимая боль пронизала Таню насквозь. Она вскрикнула и потеряла сознание.
Опомнилась Таня в одиноком домике.
За окном светало. Ядвига Олизаровна хозяйничала около печи. Отблески огня падали на ее исхудавшее лицо.
— Проснулась, дитя мое? — спросила она, едва девочка открыла глаза — Больно тебе, да?
— Очень — созналась Таня, у нее нестерпимо пекло внутри, голова, казалось, вот-вот расколется.
— Потерпи, дитятко — сказала баба-яга — потерпи еще немножечко — Она процедила через марлю стакан какого-то отвара и дала Таня выпить — сейчас станет легче.
— Мне так стыдно за ту метлу… — с усилием вымолвила Таня — прости, если можешь.
Ядвига Олизаровна погладила девочку по голове.
— Здесь нет твоей вины — сказала она — все это случилось через мою проклятую забывчивость. Этой ночью надо было прятать метлу подальше, а я оставила ее почти на дороге. А без меня она знает лишь один путь — на Лысую гору. Ну, ладно, чего уж там жалеть! Главное, чтобы с тобой ничего не случилось.
Таня вдруг поднялась на кровати.
— Ой, я же забыла о своей бабушке! А она, видимо, так волнуется, так волнуется!
— Лежи-лежи — успокоила девочку Ядвига Олизаровна — я уже ей передала, что ты ночуешь у меня. Так что спи спокойно. Все будет хорошо.
Однако Таня показалось, будто Ядвига Олизаровна чего-то не договаривает.
Что было после
Сквозь сон Степан почувствовал, как ему защекотало в носу. Будто кто-то провел под ним травиной.
Он чихнул и проснулся.
— На здоровье! — неожиданно раздался около уха чей-то бодрый голос.
Степан скосил глаза и увидел крошечного дедушку, который примостился на краешке подушки.
— Шурхотун! — воскликнул Степан — Ты вернулся? Ядвига Олизаровна тебя отпустила?
Шурхотун часто-часто закивал головой.
— Да, отпустила. До этого времени не могу в это поверить. И как только мое сердце выдержало, как оно не разорвалось? Ну, думаю, загорится наша хата — а я здесь. Ну, думаю, налетит на нее ураган — а я опять здесь.
— Где это — здесь? — не понял Степан.
— То есть там — исправился Шурхотун и неопределенно махнул рукой — а ты поспи еще немного, поспи — зашептал спешно домовой — это я так, на радостях тебя разбудил. Да и никогда мне, надо проверить, все ли здесь в порядке.
Шурхотун прыгнул с кровати и озабоченно потупотел к буфету. А через какую-то минуту шаги домового вторили уже из сеней, потом с чердака. Они были легкими, почти неслышными. Они быстрее смахивали на тихий-тихий шорох. Раньше, когда Степан засыпал или просыпался, он не раз слышал этот шорох. Но не обращал на него никакого внимания. Разве что иногда думал, будто это ветер пошевелил где-то бумажкой или закачалась на окне занавеска.
Но отныне Степан точно будет знать, в чем здесь дело.
Парень с облегчением вздохнул и опять закрыл глаза. Но через несколько минут послышались уже другие шаги, и в окне появилась стриженая Василева голова.
— Спишь? — с упреком спросил он — А здесь тебя Аристарх ждет не дождется.
Степан впопыхах оделся и выбежал из комнаты.
Аристарх сидел у крыльца, и вид у него был какой-то подавленный, невеселый. Перед ним стояла полная миска молока, однако кот даже не посмотрел на нее.
— Несчастье случилось, Степан — тоскливо сказал Аристарх — страшное которого нельзя и представить…
И он рассказал о том, что произошло на Лысой горе.
— Теперь хозяйка отрезала все пути — закончил он — вот какие дела. Отступать дальше никуда. Придется отвечать за все. — он шмыгнул носом и подмигнул Степке, хотя на его писке все еще отражались тревога и испуг — ничего, нас голыми руками не возьмешь. Мы еще кой-кому покажем свои когти.