X. Табу колдуньи Джуан.
Старый вождь Ута–Мату совсем не подумал, что скажет об этом колдунья Джуан, которая привыкла во всем руководить действиями слабого старика и дурачить его так же, как и всех остальных людей его племени.
Колдунья Джуан, услышав о происшедшем, рассудила так: девочка была дочерью умных белых людей. Несомненно, когда она вырастет, она будет сообразительнее канаков и, вероятно, поймет ее «колдовства» и обманы, которые доставляли колдунье немалую выгоду. Джуан была очень умной женщиной, и она предвидела великую опасность для себя в этой девочке.
«Эта испанка вырастет, наверное, вступит в брак с каким–нибудь юношей–канаком, и у них будут дети. Сколько, быть может, непокорных умов появится тогда, и что, если один из них займет место старого бездетного Уты…» — думала Джуан.
— Нет, ребенок должен быть убит, — заявила колдунья, сидя на корточках в хижине Ута–Мату, в то время как все племя праздновало свою победу.
Хитрая, ловкая женщина сумела так подействовать на слабый ум вождя, что он уже готов был согласиться на то, чтобы Читу задушили, когда внезапно воздух наполнился каким–то шумом и шепотом, сменившимся громким плеском и ревом — ревом дождя, долгожданного дождя, взбивавшего лагуну в пену и смывавшего следы крови с кораллов.
— Ну, что ты теперь скажешь по поводу дурной приметы? — спросил Ута–Мату. — Ребенок этот принес счастье, он дал нам дождь. Возьми девочку, сделай с нею, что хочешь, наложи на нее наговоры или что тебе еще нравится. Но если ты повредишь хотя один волосок на ее голове, я велю задушить тебя веревкой из пандануса и брошу твое тело акулам, Джуан!
— Как тебе будет угодно, — недовольно сказала колдунья, которая не привыкла, чтобы ей перечили, — я сделаю все, что смогу.
Она назвала Читу Катафой, что значит фрегат — птица, перелетающая огромные расстояния. Затем, постепенно, год за годом, стала все больше и больше отделять и удалять девочку от своего племени во всем, исключая речи.
Но каким образом можно изолировать кого–нибудь от остальных людей до такой степени, чтобы, живя, говоря, двигаясь и трудясь вместе, они были бы настолько же далеки друг от друга, как если бы это лицо было окружено стальной стеной?
Это кажется невозможным, но для Джуан это не было невозможным.
Она наложила на Читу самую редкую из всех форм табу[25] — таминан. На Таори были мужчины и женщины, на которых были наложены табу, не позволявшее им дотронуться до шкуры акулы, есть некоторые сорта ракообразных и устриц…
Но страшное табу таминан лишало своих жертв права дотронуться до какого–либо живого существа или подвергнуться его прикосновению.
Джуан действовала на ум девочки с самого раннего ее детства до тех пор, пока табу не укоренилось в ней прочно и не стало неотъемлемой частью всей ее жизни, а уклонение от прикосновений обратилось в моментальный рефлекс. Человек мог бы внезапно протянуть руку, чтобы схватить Катафу или дотронуться до нее, но он встретил бы только воздух; подобно опытному фехтовальщику, она сумела бы уклониться от всякой попытки коснуться ее, хотя бы всего на одну двадцатую дюйма.
Чтобы понять необычайную власть, приобретенную этой идеей над умом Катафы, достаточно сказать, что если бы даже она пожелала бы, чтобы к ней прикоснулся кто–либо, пожелала бы этого от всего сердца, ее желание осталось бы неосуществленным перед непреодолимой преградой подсознательной мысли.
Табу таминан не могло быть положено ни на одного взрослого человека; только пластичным умом ребенка могло оно овладеть со всей силой гипноза и подчинить его себе до самой смерти.
Когда девочке исполнилось семь лет, работа Джуан окончилась, — Катафа была неприкосновенна и навсегда изолирована от всего остального племени.
С того дня, когда Джуан провозгласила ее свободной, ее приняли в племя: мужчины, женщины и дети уже не держались вдали от нее, она общалась с ними, играла с ними, ловила с ними рыбу, говорила с ними, оставаясь для них духом во всем, кроме речи.