VII. Урок гребли.

Прошло около года после исчезновения Лестренджа.

Однажды утром, занятый починкой сети возле дома, Керней, внезапно подняв глаза, увидел Дика.

Мальчик забрался в шлюпку, отвязал ее и оттолкнулся от берега при помощи лодочного крючка; на то, что начался отлив, ребенок, конечно, не обратил внимания.

Перевесившись через корму и делая вид, что он ловит рыбу, Дик позабыл обо всем окружающем. Голос Кернея вернул его к действительности, и он встал, балансируя на ногах, очевидно, обдумывая положение, созданное его опрометчивым поступком.

Хотя ему было всего около четырех лет, Дик по силе и росту равнялся гораздо более взрослому ребенку, но, конечно, он не был достаточно силен и велик, чтобы уметь справиться с веслами. Шлюпку несло к мысу, покрытому дикими кокосовыми пальмами, за которым лежала полоса лагуны, простиравшаяся до пролива и открытого моря.

Керней закричал, чтобы он перетащил весло к правому борту и вставил его в уключину. Все еще стоя на ногах, Дик попытался грести, но никак не мог справиться с этим делом.

— Мальчик сумел вложить весло, — воскликнул Керней. — Ну, теперь тяни его к себе! Нет, так не годится; ты только дальше отгоняешь лодку.

Матрос побежал вдоль берега к маленькому мысу, надеясь что лодку пронесет достаточно близко от берега, чтобы он мог схватить ее за борт. Плавать, как это ни странно для матроса, Керней не умел.

Дик подтянул к себе весло и стоял без малейшего проявления страха, когда шлюпка, немного повернувшая вбок, благодаря его усилиям над веслом, изменила положение и стала подплывать к мысу уже носом вперед. Она проходила по крайней мере на метр дальше от берега, чем было бы нужно, чтобы ее можно было схватить Кернею.

— Лодочный крюк! — закричал Керней, — протяни мне лодочный крюк! Да попроворнее же!

Раньше чем слова эти были произнесены, Дик уже понял, чего от него требовали. Он схватил лодочный крюк, поднял его с огромным усилием и, когда лодка поравнялась с мысом, спустил конец его в руки матроса.

Керней подтащил шлюпку к берегу. Затем, взобравшись в маленькое суденышко, он взялся за весла и стал грести назад. Он не стал ни бранить, ни наказывать мальчика, как сделал бы всякий другой. Дик вел себя так разумно и мужественно, что у матроса не хватило духа быть суровым с ним.

Но этот случай вызвал у Кернея новые мысли. Вопрос: что случилось бы с этим маленьким чертенком, если бы его унесло в море, — породил другой вопрос в уме матроса: что случилось бы с ребенком, если бы в шлюпке унесло его, Кернея, или если бы он внезапно исчез, как Лестрендж.

В течение целого дня эти мысли не выходили у Кернея из головы, и вечером, приблизительно за час до заката солнца, Керней сел в лодку и велел мальчику следовать за собой.

— Теперь я научу тебя, — заявил он, — как следует грести, и если когда–нибудь тебя опять унесет течением, ты уже не будешь таким беспомощным, как в этот раз.

Матрос втащил весла, положил одно из них через корму, укрепив его в зарубке, и начал показывать мальчику, как грести при помощи одного весла.

Дик все время внимательно наблюдал за ним, а затем матрос, положив одну руку на весло, велел мальчику ухватиться за него, чтобы показать ему, как это делается. Однако вся эта наука оказалась почти безнадежной, так как у ребенка не хватило ни силы, ни роста для этой работы, хотя воли и желания работать он выказал достаточно.

Керней был не из тех, кто способен обескуражить ученика, критикуя его первые попытки.

— Великолепно, — заявил он, оканчивая свой урок. — Я и сам не мог бы на первый раз поработать лучше твоего…

— Дай мне… дай, — кричал возбужденный Дик, пытаясь забрать все дело в собственные руки и едва не упустив весла в своей горячности.

— Да, да, — сказал Керней, ловя весло. — Я тебе позволю грести самостоятельно одним веслом, как только ты немного подрастешь. Но завтра же я тебе сделаю маленькое весло, которое тебе легко будет удержать в руке. А теперь ступай, поиграй с лодочным крюком; он тебе больше по росту.