— Я думаю и делаю вместе, — отвечает Володя.

— Это значит, что из тебя никогда не выйдет мыслителя, — шутит писатель.

Володя вдумывается в его слова.

— Нет, — отвечает он. — Я не умею думать и делать отдельно. Когда я смотрю на мои марки, то я очень о многом думаю, поэтому я хочу сделать для марок красивый альбом. Я обтяну обложку черным сатином и сделаю украшения из алюминия. Они будут совсем как серебряные.

Ему очень хочется, чтобы они были как серебряные, но он не умеет обманывать себя.

— Нет, — говорит он, — они не будут как серебряные. Они алюминиевые. Но если вырезать из алюминия красноармейца с винтовкой, то это все-таки будет красиво. Правда?

Писатель улыбается, а девушка говорит поспешно:

— Конечно, это будет очень красиво!

Она смотрит прямо в лицо Володе. Как странно она смотрит! Если бы у него была сестра, то она смотрела бы на него вот таким твердым, чистым, родным взглядом! Как хорошо иметь такую сестру!

— Только не нужно оклеивать крышку черным сатином, — продолжает девушка. — Приходите ко мне завтра утром, я дам вам кусок черного бархата.

Потом они уходят. Земля сырая от дождя, и на ней остаются глубокие следы. Какие маленькие следы остаются от Катиных ног! В одном месте она сошла с дорожки и след остался особенно глубокий. Володе хочется, чтоб этот маленький следок сохранился. Он приносит крышку от жестяной коробки и ставит ее на след ребром вниз. Сверху он кладет большой камень. След спрятан, и никто его не затопчет. Теперь у Володи есть маленький секрет, о котором он не скажет никому, даже маме.

Ночью он думает о Кате и решает пойти к ней за бархатом. Мама с детства приучала его ничего не брать даром.

Когда ему было шесть лет, они жили голодно. Володя приходил к соседке и говорил:

— Тетя, дайте мне подмести пол или почистить кастрюльку, потому что я очень проголодался.

Теперь он взрослый. Он не может взять у Кати бархат. Володя не пошел к Кате, но вечером она пришла к нему сама.

— Почему же вы не пришли ко мне? Я принесла вам бархат. — Потом она попросила его показать ей марки.

Они сели на крыльцо, и Володя стал показывать ей альбом. Сперва идут марки царской России. На них изображение чудовищной птицы с когтистыми растопыренными лапами и двумя змеиными головами.

Хищная и дикая фигура! Изображены лица царей. Надменные, тупые, холеные лица смотрят холодными глазами.

Но вот начинается семнадцатый год, и на марках появляется серп и молот, колосья, пятиконечные звезды, открытые, смелые лица красноармейцев, рабочих, крестьян. Марки открывают другой мир — мир, полный надежд, радости и отваги. Володя и Катя увлеклись марками и не замечают того, что солнце уже низко и на всем лежит оранжевый отсвет. Снежные горы вдали порозовели, а Володина кремовая рубашка приобрела золотистый оттенок.

Не замечают они и того, что мама смотрит на них из окна.

Ей приятно видеть, что ее мальчик так хорошо разговаривает с этой милой, серьезной девушкой.

В янтарном свете вечернего солнца смугло-розовое лицо мальчика особенно привлекательно. Его темные кудри касаются светлых гладких волос девушки, и оба они так хороши, что Татьяне Борисовне хочется чем-то обрадовать их.

Она пересчитывает деньги в своем кошельке — остатки небогатого жалованья канцеляристки. Маловато, но картошка есть, а без мяса можно обойтись несколько дней.

Она идет к соседям и покупает меду, молока, фруктов. Она покрывает старый поднос чистой салфеткой и выносит на нем угощение.

Володя смотрит на мать благодарным взглядом, а Катя поднимает стакан с медом и говорит:

— Смотрите, как красиво! Это мой любимый цвет — прозрачно-желтый! Зимой я жила в Ленинграде. Там всю зиму были туманы и солнца совсем не было. У тети в шкафу стояла банка с медом. Когда мне становилось очень скучно, то я открывала шкаф и смотрела на эту банку. Мне казалось, что там спрятано немного солнца.

Облака становятся оранжевыми, воздух свежеет, а они сидят втроем и разговаривают о чем придется.

Слова не имеют для них значения, потому что они люди одного сердца и им просто хорошо вместе.

Наконец наступило воскресенье.

День так ясен и воздух так прозрачен, что все далекое кажется близким, а близкое кажется увеличенным.

С далеких снеговых вершин струится дрожащая, серебристая голубизна. Дрожит сияющий воздух, но ни один листок не шелохнется на деревьях, отягощенных плодами.

С утра пионеры города под звуки оркестра подошли к стадиону. Стадион расположен за городом и окружен садами. Весь снежный хребет от Эльбруса до Казбека виден отсюда, и сияют над стадионом горы, тихие, белые, нарисованные такими тончайшими штрихами, что облака рядом с ними кажутся аляповатыми и серыми.

На стадионе устроена трибуна.

Четыре горниста встали по углам трибуны, и четыре горна рассыпали звуки прозрачные, как льдинки.

Вокруг трибуны выстроились две армии пионеров. На руках у всех бумажные повязки — у одной армии синие, у другой — зеленые.

На трибуну вышли работники горкома и обкома комсомола. Секретарь горкома рассказал правила игры.

Победит та армия, которая овладеет вражеским знаменем. Тот боец, у которого будет сорвана с руки повязка, — считается убитым.

Снова прогорнили горны, заиграли оркестры, и армии двинулись в разные стороны.

Володя со своими кавалеристами спустился в ложбину, где стояли замаскированные кони. Кони были украшены цветами. Пока кавалеристы ждали донесений разведки, между Алимом и Хасаном возник спор:

— Нельзя украшать цветами лошадиный хвост.

— Я сам был на свадьбе и видел, что розы были в хвосте.

— Ты видел это во сне!

— Это ты, как женщина, видишь сны, а у меня снов не бывает.

Мальчики готовы были поссориться.

— Уберите все цветы! Здесь война, а не свадьба! Вы демаскируете армию, — заявил Володя.

Наконец разведка сообщила, что неприятель спрятал знамя у реки среди больших камней.

Вся армия двинулась на сближение с неприятелем, а кавалеристы помчались в атаку.

Они сделали крюк и стали приближаться к неприятельскому штабу со стороны города, чтобы не возбуждать подозрения. Мальчики спрятали повязки в рукава и низко надвинули шапки.

— До кустов едем дорогой, а там свернем — и во весь опор к знамени! — скомандовал Володя.

У каждого есть свой образ счастья. Когда Володя думал о счастье, он видел бойца, мчащегося со знаменем в руках на лихом скакуне по полю брани. Пули свистят вокруг, и кровь течет из ран, а всадник мчится к победе, и знамя плещет над его головой. Такое счастье казалось Володе самым высоким. Сейчас впервые в жизни оно стало осуществимо, хотя бы в игре. Володя едет первым. Он уже видит из-за камней древко вражеского знамени и головы часовых.

Часовые смотрят на всадников равнодушно — они и не подозревают, что неприятель может подъехать верхом.

Всадники подъезжают по дороге как можно ближе, и вдруг с криком «ур-а-а» вся кавалерия обрушивается на неприятеля. Володя видит, как от неожиданности шарахаются часовые. Один из них бросается наперерез, но Володя кричит страшным голосом и скачет прямо на него. Воспользовавшись замешательством, Володя хватает знамя. Вот оно у него в руках — настоящее знамя, шелковое, с золотыми кистями!

Поднявшись на стременах, Володя вскидывает его над головой, повертывает коня.

Но в это время, словно из-под земли, вырастает странное, дико визжащее рыжее существо и бросается прямо на коня. Это Люська.

— И-и-и! — визжит она невероятным голосом.

Она цепляется за стремя, за гриву, за конский хвост и лезет на лошадь всеми способами. При этом она то и дело жмурит глаза, должно быть, для того, чтобы громче визжать.

Визг ее входит в уши, как сверло, и лишает возможности думать. Лошадь, не привыкшая к таким звукам, шевелит ушами и топчется на месте. Володя правой рукой поднимает знамя, а левой старается отцепить от себя Люськины пальцы. Он совсем забыл о значении своей левой руки, о том, что именно она и является его ахиллесовой пятой.

Но Люська помнит об этом. Она сорвала его синюю повязку, отцепилась от него и волчком закружилась по берегу.

— Убила! Убила! И-и-и! — визжит она невозможным голосом. — Убила! И-и!

Она вертится по берегу с такой быстротой, что кажется, будто у нее десятки рыжих косичек, несколько пар вытаращенных глаз и дюжина вздернутых, облупленных носов. Володя не сразу осознал ужасный смысл происшедшего. Он хотел скакать, не обращая внимания на сдернутую повязку, но Алим сказал ему с жадным выражением:

— Давай мне знамя! Тебя убили! — и вырвал у Володи знамя.

Тогда Володя слез с лошади — ведь мертвые не могут ездить!

Он стоит ошеломленный неожиданным поворотом судьбы, а Люська пляшет вокруг него.

Он старается отвернуться от нее — ему невыносимо противны ее веснушки, косички и красный нос, но она упрямо лезет к нему на глаза, не перестает визжать, и визг ее теперь выражает высшую степень удовлетворения.

В штабе «зеленых» царит суматоха — все что-то кричат, куда-то бегут, а вдалеке, привстав на стременах, мчится Алим, и алое знамя бьется над его головой.

Горло Володи сжимает спазмой. Однажды в жизни счастье было возможно! И вот все пропало! Он один в неприятельском лагере, позорно убитый визжащей рыжей девчонкой, ненавистной рыжей утопленницей! И зачем только он спасал ее?! Стукнуть бы ее в ту пору кулаком по темени! Слезы досады выступают у него на глазах, он отворачивается, чтобы скрыть их, но Люська все время забегает вперед и размахивает его синей повязкой:

— Убила! Убила! И-и-и!

Вдруг она замечает его покрасневшие глаза. Она сразу утихает.

Володя садится в траву и мрачно смотрит в облака. Жизнь утратила для него всякий интерес! Все кончено! «Мертвый»! Вот тебе и победитель!

Сзади раздаются осторожные шаги. Люська подходит к нему и протягивает ему синюю повязку:

— На. Пусть ты будешь живой!