— Прекрати приставать к моей женщине, Дамиано, — мрачно пробормотал Данте. — У тебя достаточно женщин.

— Три любовницы это не слишком много, — возразил он, подмигнув мне.

Я улыбнулась ему, потому что его плутовское обаяние напомнило мне Данте.

— Пока все они в курсе ситуации и дали на это согласие, я не вижу проблемы.

Брови Дамиано рассекли его гладкий лоб, прежде чем он решительно рассмеялся.

— Данте, ты не говорил мне, что у тебя такая продвинутая итальянка. Быть может, я уведу ее.

Данте издал низкий звук в горле, который можно было бы принять за рычание, когда скользнул сильной рукой по моему бедру и притянул меня прямо к себе.

— Attento, Dami.

Осторожно, Дами.

Меня пробрала дрожь, когда он продемонстрировал свое собственничество. Я никогда бы не подумала, что животные проявления Данте могут быть настолько сексуальными, его защита и чрезмерное собственничество, его рычащие угрозы и проявления насилия, его жесткий секс... все это было вне сферы моего опыта, но я оказалась полностью очарована его темным магнетизмом.

Я положила руку на грудь Данте и улыбнулась Дамиано.

— Он становится немного сварливым, когда устает.

Смуглый мужчина снова засмеялся, в уголках его глаз появились слезы. Мой мужчина лишь бросил на меня холодный взгляд, приподняв бровь.

— Если я и устал,bella mia (пер. с итал. «моя красавица»), то только потому, что ты не давала мне спать почти весь полет. — он с сожалением пожал плечами на своего кузена. — Она не может насытиться.

— Данте! — огрызнулась я, но вместо обычного стыда в горле у меня клокотал смех.

— Женщина, не дающая тебе скучать, — сказал Дэми со злобной ухмылкой. — Я одобряю. Думаю, мы с тобой станем хорошими друзьями, Елена.

— Я надеюсь на это, — искренне сказала я.

Адриано, Чен, Марко, Якопо и Фрэнки научили меня не судить о мафиози так, как я судила их в детстве.

Кстати говоря, я вздрогнула, когда увидела мужчину в очереди, слишком знакомое лицо из моего детства.

— Нико, — поприветствовала я его широкой улыбкой. — Сколько лет прошло.

— Они были добры к тебе, — сказал он с большой мальчишеской улыбкой на своем грубом лице. Когда я поцеловала его в обе щеки, от него пахло точно так же, моторным маслом и лакрицей. — Я счастлив снова видеть тебя.

— Я тоже. — и я говорила серьезно. — Ты женат?

— Козима не оказала мне чести, поэтому я так и не остепенился, — сказал он с усмешкой, а затем погрустнел. — Не говори об этом ее мужу.

Мы с Данте рассмеялись.

— Нет, я бы никогда. Найди меня позже, я бы с удовольствием пообщалась.

Он кивнул, но прежде, чем мы смогли двинуться дальше, он протянул руку, дотрагиваясь до меня. Данте поймал его запястье с твердым взглядом. Нико прочистил горло и неловко кивнул, переместив вес на свои здоровенные ноги, а затем посмотрел на меня сквозь ресницы.

— Я рад, что ты в порядке, — тихо сказал он. — Я рад, что вы все выбрались отсюда в целости и сохранности.

Мое сердце сжалось от этих приятных слов. Нико был не очень умным, но он всегда был хорошим другом нашей семьи несмотря на то, что вступил в Каморру в одиннадцать лет, а мой брат, его хороший друг, нет.

— Grazie mille (пер. с итал. «большое спасибо»), — пробормотала я.

Нико кивнул, на его щеках появился румянец, и он склонил голову.

Данте провел нас вперед, представив мне остальных мужчин, которые охраняли дом и работали на Дамиано, а значит, и на Сальваторе. Все они были любезны, хорошо воспитаны и слегка благоговейны, будто встречали королевскую особу и хотели вести себя наилучшим образом.

Когда я прошептала это Данте после того, как мы закончили знакомство, он поцеловал меня.

— Regina mia (пер. с итал. «моя королева»), Елена, это не то, что мужчины предпочитают в большинстве своем. До тебя я никогда не представлял им женщин таким образом.

Гордость пронеслась сквозь меня, очищая от предвзятых мнений, от моего ужасного прошлого с Каморрой. Я больше не была маленьким ребенком с ужасным отцом, задолжавшим мафии. Я была умной, взрослой женщиной с любовью и защитой мафиозного дона.

— Я бы хотела, чтобы меня уважали за то, кто я есть, а не только за то, с кем я сплю, — добавила я холодно, потому что устала постоянно ощущать себя уязвимой.

Губы Данте подергивались, когда он вел меня в дом.

— Я не сомневаюсь, что они зауважают тебя, если ты дашь им время.

Вестибюль виллы представлял собой двухэтажное сооружение, с одной стороны которого располагалась выложенная плиткой лестница с коваными перилами, а с другой массивные арки, ведущие в гостиную и коридор, который, вероятно, вел на кухню. Цветовая гамма была кремовой, желтой, оранжевой и красной, теплом и светом был пропитан каждый сантиметр дома.

Он подходил Данте гораздо больше, чем его черно-белая квартира в Нью-Йорке, и, к своему удивлению, я обнаружила, что он подходит и мне.

— Мне нужно быстро встретиться с Дамиано и Торе, но после я покажу тебе все вокруг, ладно? — Данте погладил волосы у моего виска и поцеловал меня в висок.

Я кивнула, уже бредя по коридору, махнув ему рукой.

— Со мной будет все хорошо, иди.

— Елена, — позвал он, когда я отвернулась, ожидав, пока я оглянусь, чтобы улыбнуться и сказать: — Ты сделала меня счастливее, чем я когда-либо был. У тебя хватило смелости последовать за мной сюда, и я никогда не забуду этого и не перестану стремиться быть достойным этого.

— То, что ты так говоришь, доказывает, что ты уже достоин, — тихо прошептала я, улыбка на моем лице была почти незнакомой, нежной и болезненной.

Мы смотрели друг на друга в течение секунды, пока снаружи не начали входить мужчины. Я кивнула ему, а затем повернула назад по длинному коридору. На оштукатуренных стенах висели семейные фотографии, на которых были изображены Сальваторе, молодой Александр, Данте в юности, когда он был бандитским ребенком с непокорными густыми волосами, крепким подростком и, наконец, красивым, солидным мужчиной, каким он являлся сегодня. Я дотронулась пальцами до старой фотографии в рамке, на которой были изображены Торе, Данте, Александр и, должно быть, Кьяра и Ноэль. К их огорчению, мальчики в основном походили на своего отца, особенно Александр с его золотистым цветом волос. Ноэль был крупным, довольно высоким и мускулистым для британского пэра, и даже на фотографии выглядел устрашающе. Он невозмутимо стоял с краю маленькой счастливой компании, крепко сжимая руку Кьяры в своей.

Он не очень хорошо скрывал свою способность быть больше монстром, чем человеком.

Из рассказов я знала, что Александр делал это немного лучше, а Данте скрывал это лучше всех.

Но во всех их взглядах, когда они смотрели в камеру, было эхо тьмы.

Даже Кьяра, которая была настолько красивой и итальянкой, что выглядела как модель из 1950-х годов. Ее волосы были убраны назад косынкой, но темные пряди щекотали ее обнаженные плечи, когда она слегка наклонилась, обнимая Данте. У них были одинаковые черные волосы и темные глаза, небольшая впадина на крепком подбородке. Серебряная цепочка, которую Данте теперь носил, виднелась на ее шее, исчезая в черном платье, которое она надела на свою стройную фигуру.

Великолепная семья, пока не присмотришься.

Я сглотнула, прежде чем двинуться дальше, чувствуя себя немного навязчивой, хотя фотографии были выставлены на всеобщее обозрение.

Я уже собиралась пройти на кухню, когда заметила последний снимок полароид, вставленный в простую черную рамку. Он был выцветшим, будто его слишком часто обрабатывали, подвергая воздействию жаркого итальянского солнца. Но я могла разглядеть женщину, сидящую на краю дамбы в Неаполитанском заливе, потому что я провела большую часть своей жизни, глядя на нее.

Мама.

Она была так молода, так красива, почти идентична Козиме, но с пышным изгибом тела Жизель. Ее улыбка была шире, чем я когда-либо видела, голова откинута назад к солнечному небу, волосы каскадом спускались по спине, когда она наслаждалась радостью, которую ей только что подарили. Такая беззаботная, какой мне никогда не доводилось видеть Каприс.

Я знала, что у Торе была история с нашей семьей, но всегда полагала, что это больше связано с мафией и Симусом, чем с мамой.

Теперь я не была так уверена.

Рядом с ней висела большая фотография Данте, Торе и Козимы. Моя сестра расположилась посредине между двумя мужчинами, они обхватили ее руками и прижались к ней своими большими телами, словно защищали ее и одновременно демонстрировали ее. В их улыбках не было тьмы, только чистый, сияющий свет. После всего, через что Козима прошла, когда Симус продал ее в сексуальное рабство, она заслуживала этого счастья, защиты и ласки этих двух мужчин.

Тем не менее, злой голос в глубине сознания шипел на меня, напоминая, что я не первая Ломбарди в этом мире, что Козима и даже мама были до меня. Я старалась не подавать виду, что чувствую себя особенной, когда меня представляют как женщину Данте, как его донну, но одиночество просачивалось за края моей вынужденной убежденности.

Моя старая знакомая меланхолия снова поселилась в моем нутре.

Я почувствовала себя внезапно и ужасно одинокой, стоя в этом длинном, пустом зале в доме воспоминаний, в котором я не участвовала и не понимала, потому что я еще не так много знала о прошлом Данте.

Я долго смотрела на фотографии, разворачивая запутанные теории, пока не запуталась в путанице нитей.

Как будто вызванный моими мыслями, телефон в моей сумочке начал вибрировать.

Всю поездку он был включен в авиарежиме, и когда я переключила данные, высветились сообщения от мамы, Себастьяна, Козимы, Яры, Бо и даже Дэниела. 

Дэниел: Я получил сообщение от Данте Сальваторе. Просто проверяю, все ли у тебя в порядке, Елена.

Я смотрела на смс и пыталась решить, остались ли в моем переполненном сердце какие-то чувства к нему.