— Ты еще не передумал ехать с нами? Теперь ты знаешь, во что ввязываешься.

— На самом деле, все еще не знаю. Многое зависит от того, насколько важная шишка твой брат… Но одно я знаю точно: к той крепости, которую мы видели, соваться нам ни в коем случае нельзя. Раз Ив числится мертвым, могут возникнуть нежелательные вопросы, если кто-нибудь его узнает. Нас задержат до выяснения всех обстоятельств, а каждый день промедления может стоить жизни твоему брату.

— Да… ты прав, — тихо сказала Ванда и как-то неуверенно взглянула на него исподлобья. — Так значит, ты все-таки едешь с нами?

— Конечно.

Ванда тихонько вздохнула. Грэм вгляделся в лицо девушки повнимательнее и с удивлением понял, что она искренне радуется его решению. Странно. После той отповеди, что ему прочитали сегодня днем на холме? Чего-то он не понимал. Или дело просто в ее чересчур уж знатном происхождении, которое предписывает вести себя именно так вот — неприступно и высокомерно?

— И все-таки мне неясно, — снова заговорил Грэм. — Почему ты так темнишь со своим происхождением? Мало ли на свете знатных людей. Почему твой титул — такая тайна?

— А тебе так важно его знать?

— В общем-то, мне плевать, — пожал плечами Грэм. — Просто интересно, почему твой брат так важен для королевства…

Он вдруг умолк, сраженный неожиданной догадкой: кто самый значимый человек в королевстве, если не король? А кто следующий по важности? Наверное, наследный принц. Ох нет, только не это! Меньше всего Грэму хотелось снова общаться с коронованными особами. Хватит и одного раза…

Да нет, что это я? подумал он. Просто фантазия разыгралась. Или это мания величия в извращенной форме? Померещилось, что на пути встречаются исключительно особы королевской пробы. Ведь может такое быть?

Он потряс головой, прогоняя пугающие мысли, и посмотрел на Ванду, которая, хмурясь, разглядывала его. Встретившись с ним глазами, она еще раз вздохнула и опустила голову на скрещенные руки.

— Я так устала, — сказала она тихонько. — А ведь мы не прошли и полпути.

Грэм смотрел на нее, борясь с вызванным жалостью порывом обнять ее, положить ее голову себе на плечо и погладить по волосам, как ребенка. Но он помнил властное: "Не прикасайся ко мне!" — и не мог нарушить ее приказ. Увы.

Правда, через минуту, когда он понял, что она плачет, он забыл про всякие приказы. Забыл начисто.

И Ванда тоже про них забыла.

— И где вас Безымянный носит?! — приветствовал их Ив, когда они, наконец, вернулись в лагерь. Он встретил их немного в стороне от места, где разбили шатры. Кажется, он специально их ждал. Ванда была слегка не в себе и только скользнула не совсем понимающим взглядом по Иву. Она едва успокоилась, а до этого целых полчаса проливала слезы на рубашку Грэма. Медейца же прямо-таки трясло от злости, и он с трудом сдерживался. От внимания Ива не ускользнул заплаканный вид Ванды и мокрые пятна на рубашке Грэма, и он одарил последнего таким ненавидящим взглядом, что Грэма пробила дрожь.

— А в чем дело? — спросил он как только мог спокойно.

— Вы ушли, никому ничего не сказав, а уже ночь, и где прикажете вас искать? — резко ответил Ив. — Вы хоть иногда думаете?

Ссориться Грэму не хотелось.

— Мы были недалеко. Буквально в двух шагах.

— Но мы об этом не знали! В будущем, будьте добры предупреждать о своих прогулках.

— Хорошо, — на удивление кротко ответила Ванда. — Мы больше так не будем.

— "Мы больше не будем"! О боги, с кем я связался?! Ванда! Ты мозгами время от времени шевели!

— Оставь ее в покое, — вступился Грэм.

— Я оставлю ее в покое, когда мы решим, куда двинемся завтра утром, — мрачно ответил Ив, не проявив ни капли сочувствия. — Мы не можем сидеть у этого холма вечно.

— Этот вопрос мы можем решить и без Ванды. Пусть она отдохнет.

— Нет! — вдруг гордо выпрямилась Ванда. — Я в порядке. Я посижу с вами.

— Тогда пойдемте, вот-вот луна зайдет.

— Кстати, Ив, — спокойно сказал Грэм, следуя за медейцем к шатрам, — а ты тоже ничего не знал о том, что где-то рядом находится это укрепление?

— Допустим.

— Не могу поверить в это. Ты должен знать эту местность, как свои пальцы!

— Что я должен, а что — нет, не твоего ума дело, — огрызнулся Ив и вдруг резко обернулся, пристально взглянул на него. — А откуда ты… Ванда! Ты что же, рассказала ему?

— Кое-что, — ответила Ванда. — Я подумала, что ему стоит знать…

Ив зло сплюнул, мотнул головой, но ничего не сказал. Впрочем, его мнение по этому вопросу было ясно и без слов.

Их встретили несколько обеспокоенные Оге и Корделия, которым было не слишком уютно вдвоем в темноте. Появлению остальной троицы они обрадовались, как дети, — прямо камень с души у них упал, как призналась Корделия, — и тут же всей компанией устроились между шатрами тесным кружком. На небе сияла почти полная луна, и было довольно светло. Но на то, чтобы рассмотреть заплаканные глаза Ванды, света не хватало, и, надо думать, девушка этому сильно радовалась.

Обсуждение много времени не заняло. Прежде, чем луна спряталась за горизонт, все разошлись по шатрам. Грэм настаивал на том, чтобы не соваться в крепость даже для разведки, советовал просто обойти ее подальше. Пусть они потеряют несколько дней, но это будет не так опасно. Ему очень хотелось добавить, что если медейцы узнают Ива, то ли пропавшего без вести, то ли погибшего, то ли вообще дезертировавшего, неприятностей не оберешься, но он не стал. Не хотелось показывать Иву, что он знает о нем что-то помимо того, что было сказано раньше, до разговора с Вандой.

Особенно уговаривать никого не пришлось. Оге, правда, сильно интересовало, по какую сторону укреплений находятся медейские войска, но интересовало чисто теоретически. Помощи от соотечественников никто не ожидал. Иву было очень трудно и очевидно неприятно согласиться с ненавистным бродягой, но возразить ему было нечего, и он только кивнул в знак согласия. Решено было обойти крепость по левую руку так, чтобы она оставалась за пределами видимости. Терялись несколько лишних дней, но это было, по общему мнению, меньшее зло.

Ночь прошла без происшествий. Все сильно замерзли, так что утром встали озябшие и сердитые, исключая Грэма. Он вообще всю ночь глаз не сомкнул, его одолевали разные мысли, отнюдь не веселые. Он никак не мог перестать думать о разговоре, произошедшем у него с Вандой. Точнее сказать, о двух разговорах, но больше о том, что состоялся днем на холме, когда он признался девушке в своих чувствах. Или кто-то, сидящий глубоко внутри него, признался за него. До сих пор он не мог поверить в то, что такие слова сорвались у него с языка. У него, который всегда был таким сдержанным в проявлении чувств и следил за тем, что говорит.

Треть ночи он просидел на улице в полном одиночестве, уставившись в темноту. Караульный, впрочем, из него в эту ночь был никудышный: едва ли он что-нибудь заметил бы, даже если бы на лагерь напали касотцы. Потом до рассвета он маялся в шатре, растянувшись на жестком одеяле и безуспешно пытаясь уснуть. Он жгуче завидовал Оге, чье умиротворенное сопение было хорошо слышно в ночной тишине. А вот Ив, когда вернулся с дежурства и растолкал Оге, тоже, похоже, долго не мог уснуть. Но в отличие от Грэма, лежавшего неподвижно, словно мертвец, он ворочался с боку на бок и иногда шипел что-то себе под нос на медейском, так тихо, что даже Грэм со своим острым слухом не мог разобрать ни слова. Но уж конечно это не были благословения.

Утром даже добродушный Оге огрызался, а Корделия выглядела необычно угрюмой. Только Грэм не злился, а пребывал в печальной задумчивости, на что никто не обратил внимания. Всех одолевали собственные проблемы. Улучшению настроения не способствовала и погода: ближе к полудню полил дождь, холодный и премерзкий. Укрыться от пронизывающих струй ливня было негде, и компания продолжала движение в подавленном молчании. Надвинутые до самого носа капюшоны плащей не спасали, и все промокли буквально до нитки. Ванда, стуча зубами, ругалась вполголоса, причем использовала такие выражения, что на нее с изумлением поглядывали не только Оге и Ив, но и Грэм. Не ожидал он услышать от нее такие красочные выражения. Да и негоже было юной знатной девушке так выражаться. Но упрекать ее он не стал, потому что вполне разделял ее чувства. Ему самому хотелось выругаться, удерживало лишь присутствие Корделии.