Цепочка раскручивалась дальше. Лесник подвергал анализу каждое событие. Галя, ее мать, Борин действовали из лучших побуждений, помогая старшине. Оккупация, провалы приучили их предполагать худшее. На самое плохое подумала Галя, когда увидела, что произошло в доме Шутова, когда Лысуха со своими подручными поскакал в лес. Ни на что другое не могла подумать ее мать. Посылая дочь в лес, она поступила разумно. Прав был Борин, помогая старшине. Не было ошибки в действиях Колосова. Все вроде бы хорошо, но вместе с тем и плохо. Тупик, перед которым они оказались, появился в результате этих правильных действий. Предстояло найти выход.

Колосов торопил Степанова. Опыт подсказывал ему, что уходить надо немедленно. Уводить в лес Галю, ее мать, Борина, всех, на кого могут обрушиться репрессии гитлеровцев.

— Почему сидим, почему не уходим? — спросил он Степанова.

— Погоди, — отмахнулся лесник. — Подумать надо.

О чем? Колосов предлагал единственно правильное решение. По словам Степанова, до партизан два дня ходу. Немцы готовят наступление. Возможно, оно начнется вот-вот. У партизан скопилась информация, которую ждет командование фронтом. Дорог каждый потерянный час.

Время словно подстегнули, оно понеслось вскачь. Рассветало все более. Из темноты выступали плохо различимые ранее предметы, обретая все более определенный вид. Плуги, бороны, телеги различил Колосов во дворе Шутова. Белели молочные бидоны. По небу густо стелились облака. Подул ветер. То ли утренний, рассветный, то ли затяжной, на весь день. Что ждать от такого ветра, неизвестно. Он может разогнать облака, может нагнать их еще гуще. Тогда зарядит дождь. Хорошо бы, конечно, дождь. Сейчас хорошо все, что может укрыть, смыть следы.

— Мы теряем время, — напомнил Колосов.

— Знаю, — отозвался лесник.

Степанов сидел на ступеньках крыльца. Он уселся на них сразу, как только они вышли из дома. Брови лесника сошлись над переносьем, выглядел он хмуро.

— Надо уходить, — сказал Колосов.

— Надо, — подтвердил Степанов, но не поднялся — Ты вот что… Зови Галю, Сашку… Решать будем.

Колосов хотел было возразить Степанову. Поговорить и в дороге времени достанет, путь неблизкий, но воздержался. Леснику виднее, он хозяин положения, знает обстановку.

Колосов подошел к воротам, распахнул створки. Это было сигналом девушке и подростку, чтобы они возвращались. Вновь подошел к крыльцу, на приступках которого сидел Степанов. Лесник внимательно вгляделся в старшину.

— Идти тебе придется с Галей, — ошарашил он Колосова. — Мы остаемся в деревне. Меня ты снова запрешь в погребе.

— Как? — не понял Колосов.

— Знаю, что делаю, — ответил Степанов. — Не время нам уходить.

Такого оборота Колосов не ожидал. Остаться в деревне после того, что в ней произошло, — обрекать себя на верную смерть. Гитлеровцы нагрянут в деревню сразу, как только дойдет до них известие о смерти старосты. Учинят следствие. Не он ли, Степанов, говорил, что за старостой стоит обер-полицай Глуховска некто Волуев.

Не мог понять Степанова Колосов, но это непонимание шло от недосказанности. Открыться до конца разведчику лесник не мог, на то и существует конспирация. Принимая решение, лесник не забывал ни о следствии, ни о Волуеве. Больше того, он предугадывал, что из всех бед для жителей Малых Брод наибольшая — возможный приезд в деревню начальника полиции Глуховска. Этот гад не станет вести дознание. За смерть Шутова Волуев учинит в деревне настоящий разор. В первую очередь рассчитается с ним, Степановым, с Галиной матерью. Борина, может быть, и не тронет, зная, как Шутов относился к парнишке, но может и не пощадить. Он всю деревню в крови утопит. Поэтому нет сейчас важнее задачи, чем исполнение приговора партизанского суда над Волуевым. Убрать его надо сегодня же, до того, как дойдет до города известие о событиях в Малых Бродах. Помогут в этом подпольщики. Обер-полицай похваляется, что он истинный хозяин в городе. Сегодня он должен быть казнен. Подполье в городе сильное, есть кому исполнить приговор.

Теперь о гитлеровцах. Станут ли они проводить акции в отношении жителей Малых Брод в ответ на убийство Шутова? Степанов и так прикидывал, и эдак. По всему выходило, что не решатся оккупанты на крайние меры. Немцы хоть и выискивают разного рода предателей, берут их на службу, но и своего отношения к ним не скрывают, с объятиями к ним не лезут. За убитого солдата или офицера они взяли бы заложников, стали бы вешать, расстреливать людей. За старосту на такой шаг не пойдут, цена предателям не велика. Есть еще одно, не менее важное обстоятельство. Реакция на убийство Шутова и Волуева начальника тылового района полковника Фосса. Какой она может быть? С весны, после боев с партизанами в Глуховском районе, в районе Малых Бродов в том числе, наступило затишье. Прервавшаяся было поставка леса в Румынию, а значит, и доход начальника тылового района возобновились. Полковник Фосс успокоился. Не случайно он приезжал к леснику. Нет, не случайно. Не побоялся побродить по лесу с ружьем. Посетил лесоразработки. Подстрелил худосочного зайца. Фотографировался на фоне дома лесника, соснового бора. Позировал перед фотокамерой с убитым зайцем в руках. Глядел на него тогда Степанов и думал, что не один лишь охотничий азарт привел в лес начальника тылового района. Фоссу необходимы свидетельства, что на вверенной ему территории царит спокойствие. Спокойствие — это дальнейшее возобновление работ на лесосеке, дальнейшие прибыли. «Рейх рейхом, но своего Фосс не упустит, — постоянно напоминал Дмитрий Трофимович Шернер, — мы с вами и сообщники Фосса, и его корысть».

Вспомнив слова Шернера, Степанов считал, что через дознание, возможно, придется пройти. Но у него было алиби. Он находился под замком, посадил его Шутов. Он не знал, что от него хотел староста Малых Бродов. Его жизнь могла оборваться так же, как жизнь старосты, не случись ему оказаться в погребе. Риск, понятно, оставался, был, однако, во всем этом и выигрыш. Для партизан и местных жителей Степанов холуй немецких оккупантов. Галя, ее мать, Борин то же самое. Тут такая должна быть версия, что партизаны искали предателей. Чтобы подтвердить эту версию, Колосов должен обойти дома, в которых живут полицаи, Борин, Галя с матерью. Саша отсидится на чердаке, так можно будет объяснить при дознании, Колосов обнаружит только Галю. Он уведет ее из деревни на виду у жителей, под прицелом автомата. Тогда можно будет объяснить исчезновение девушки. Объяснить так, чтобы немцы поняли: действие партизан есть не что иное, как их месть Степанову за сотрудничество с оккупантами. Шутова они прикончили, лесника не нашли, племянницу его взяли. Сашу, как только Колосов уйдет, надо немедленно отправить в город. Он должен передать подпольщикам условный сигнал о ликвидации Волуева.

Степанов объяснил Колосову обстановку. Полунамеками, утаивая то, что знать кому бы то ни было не положено. Старшина и понял лесника, и не понял. В разведке он попадал в разные переделки. Днями им пришлось принять решение, после которого в живых, может быть, остались он да радист. Его товарищи, лейтенант Речкин добровольно пошли на смерть, отвлекая на себя гитлеровцев, дав возможность Колосову вести радиста к партизанам, обеспечив выполнение приказа. Подобные ситуации возникали и раньше. Шли. Теряли товарищей. Но всегда уходили. Лесник оставался. Подобного решения Колосов не мог ни понять, ни принять. Хотелось найти какой-то другой выход. Не находилось.

— Работа у нас такая, — сказал Степанов, считая дальнейший разговор лишним, свое решение окончательным.

Развиднелось настолько, что можно было различить отдельные деревья в лесу. На берегу Тульи, словно защищая реку от наступавшего на нее леса, стеной стоял ольшаник. Над ним выпирали островерхие ели. Стояли они плотно, ровным строем, готовые двинуться, смять ольховые заросли, прорваться к реке. В строю елей виднелись одинокие березы. Их было немного, но каждая высилась громадой, казалось, им не стоит труда оттеснить, раздвинуть строй елей, прорваться сквозь густоту ольшаника. На лугу стоял одинокий стог сена. Рассветный туман окутывал основание стога, пронизывал его насквозь, терял силу, клубился легкой дымкой над его вершиной. Из зарослей, сторонясь посторонних глаз, подобрались к дому Галя и Саша. Оба были мокрыми от осевшего на траву тумана.