А в метре уже мелькал здоровенный нож, больше похожий на римский гладиус. Противник был мастером, да и меч – не нож, им мгновенно не махнёшь. Хорошо, что длинный Киркелин позволял держать врага на дистанции. Тот лишь время от времени прорывался, но зато все его удары были почти результативны. Пока Платон, исхитрившись, резанул растрёпанного по боку лезвием, вся куртка больше напоминала лоскуты, к тому же местами пропитанные кровью.

Да, это не с волшебником, облегчённо подумал Смирнов, глядя, как противник, зажимая глубокую рану в правом боку, похоже, печень зацепил, валится в траву.

И тут же скакнул влево. Хорошо, что успел, а то на то место, где он стоял сразу же опустился топор. Это подоспел второй бандит. Секирщик был крупным, даже выглядел толстым. Тем более неожиданными оказались его быстрые движения. Но, к счастью Платона, вес топора не позволял скоростные финты. Через минуту обоюдных бесцельных маханий, здоровяк начал задыхаться, и во время очередного его замаха Платон, присев и пропустив топор над головой, ударил мечом вслед его движения. Противник сразу лишился левой руки. Меч прошёл насквозь, будто кости и не было. Тем же движением, но острием, толстяку досталось по горлу. Забулькал воздух в разрезанной трахее, смешиваясь с кровью, топор выпал из одинокой правой, и здоровяк медленно, будто не желая отпускать от себя жизнь, опустился в траву.

Оставался один. Платон постарался отдышаться, повернулся к двуручнику. Тот стоял в трёх шагах, держа оба меча готовыми к бою. Бандит сплюнул под ноги, посмотрел со злой улыбкой и протянул руку, хватая девушку за волосы.

Ну всё, подумал Платон. Сейчас он ей прикроется, а с меня потребует Киркелин. И ведь отдам, только чтобы её отпустил. А без меча я ему вообще не противник. Да и с мечом маловато шансов.

Но девушка, к удивлению Смирнова, не пожелала судьбы безропотной жертвы. Она с характерным «кия!» молниеносно рубанула мечника ногой под колено. Тот, естественно, упал на четвереньки, а девушка, не дожидаясь ответного действия, со всех ног побежала вдоль берега, перепрыгивая через многочисленные ветки и коряги, лежащие там.

Платон тоже долго не рефлексировал, подскочил и рубанул куда попало. Попало в затылок и спину. Голова с готовностью раскололась пополам, полоса кольчуги на спине лопнула следом, вдоль позвоночника мгновенно легла мокрая красная полоса.

За всё время боя, а он тянулся не больше пяти минут, никто не сказал ни слова. Единственным звуком, если не считать сопение и пыхтение здоровяка, был воинственный клич девушки. Сейчас она медленно возвращалась к месту схватки, смяв рукой на груди мокрую рубаху.

Платон торопливо вытер меч об штаны лежащего на берегу двуручника и сунул его за спину, чтобы у красавицы не возникло о нём никакой плохой мысли. Потом зачем-то оглянулся, пригладил растрепавшиеся за время схватки волосы ладонью, провёл по щекам, печально осознавая, что то, что наросло на лице давно перевалило порог небритости и вполне себе может сойти за полноценную бороду. А вдруг она бритых любит, печально предположил он.

Девушка приблизилась на три-четыре метра, остановилась, так же держа рукой скомканную на груди рубаху, и внимательно его осмотрела. А потом…

За один только взгляд, которым наградила его красавица, можно было выйти против всех троих снова. Даже без меча. Платон почувствовал, как щёки под бородой густо краснеют. Глаза защипало, он торопливо и как можно более незаметно вытер их и снова глянул на незнакомку. Надо было что-то говорить, не стоять же столбом. Пока она не рассмеётся, видя такого дурака и не убежит, всё так же придерживая на груди рубашку.

– Э… как тебя зовут? – Платон не был уверен, что сказал это вслух, настолько тихо произнёс, однако, девушка ответила.

– Беляна…

Пару секунд молчали, потом она будто очнулась.

– По сказке-то я Мирослава вообще-то. Беляна, это для родных, – и она, словно в ответ на стеснение Платона так же густо покраснела.

– Я… Платон, – от волнения он даже не мог вспомнить собственное имя.

Да что со мной? Будто девушек в жизни не видел, обиделся на себя Смирнов.

– Ты… – начал он только чтобы что-то говорить, чтобы задержать красавицу беседой, лишь бы не ушла.

– Там… – одновременно с ним начала Беляна.

Они одновременно замолчали, давая друг другу слово. Платон приглашающе махнул рукой, и девушка согласно кивнула.

– Там наверху должны быть двое ратников.

– Я никого не встретил, когда спускался. Может, проверим?

Идея что-то сделать вместе почему-то снова вогнала его в краску. Он развернулся, пытаясь взглядом найти свою лошадь, но не видел ничего, кроме кустов и деревьев.

– Ты иди, мне переодеться надобно, – почти спокойно сказала красавица, но щёки её выдали – покраснели так, что будь сейчас темно – светились бы. Платон не уступил Беляне, смутившись при одной мысли, что вот, сейчас она разденется. То, что мокрая одежда и так почти ничего не скрывала, он во внимание не принял. С трудом заставил себя отвернуться и побрёл к обрыву.

– Платон, – окликнула девушка и, будто испугавшись, что произносит это имя, смолкла.

Он развернулся мгновенно и замер в ожидании. Беляна обвела рукой лежащих бандитов, и с небольшим удивлением спросила:

– А почему ты трофеи не берёшь? С боя же, значит, всё, как есть, твоё.

– Ну… ты же… – молодой человек снова смутился. – Тебе переодеться надо, вот я и ухожу.

Красавица вдруг странно улыбнулась, подошла к нему почти вплотную и тихо предложила.

– Ты забирай, что тебе надо, а я пока переоденусь.

Глаза её при этом горели неприкрытым желанием, с примесью наивной хитрости.

– Только ты не подглядывай, – смеясь закончила Беляна и быстро отвернулась.

Первое время Платон действительно старался не подглядывать. Но, пару раз стрельнув глазами в нужном направлении, понял, что Беляна не особенно-то и спешит одеться, с удовольствием демонстрируя свою великолепную фигуру молодому человеку. Потом они встретились взглядами, и красавица погрозила ему пальчиком, призывно, впрочем, при этом улыбаясь, и даже не думая стесняться. Смирнов разогнулся, уже открыто посмотрел на девушку и предложил:

– Переодевайся, я посторожу. А потом поможешь собрать, что положено.

– Пф! Что положено, – прыснула в кулачок та. – Что тебе надобно, то и бери.

– Да у меня, вроде, всё есть, – неуверенно ответил Платон.

– Где же всё? Ни доспеха приличного, ни шлема. Сибирка, вон, и та вся ножиком порезана.

Говоря, Беляна успела накинуть длинную женскую рубашку, сунула голову в сарафан, и подошла к Смирнову уже вполне одетая. Только босая. Взяла его за полу куртки и показала длинные прорези, оставленные ножом. Платон, к своему стыду, и забыл о них.

Он оглядел лежащих бандитов. Ничего похожего ни на ком не было. Длинный пиджак здоровяка, здесь такие называли архалуками, остался без левого рукава и к носке был непригоден. Одежда метателя ножей вообще вызывала в памяти бомжей, свалки, и выглядела непрезентабельно. Длинный разрез в правом боку её ничуть не красил. На третьем был жилет, и тот разрубленный по спине.

Оружие возьму, подумал Платон. В городе продам, глядишь, и куплю что путное.

Пока снимал перевязи, ремни и вообще всё, что могло представлять ценность, нащупал два кошеля. Один у здоровяка, с пятью серебрушками и тремя медяками, а второй у двуручника. Там добыча была поболе – среди серебра одиноко блестела золотая монета. Метатель ножей наличностью, похоже не пользовался.

Ну, не карточка же у него, озабоченно думал Платон, шаря по поясу, рукавам и подкладке.

Денег не нашлось. Зато в рукавах оказались хитрые ножны с тремя метательными ножами – копиями того, что летел ему в лицо. Первый отыскать так и не удалось, но всё равно – интересное приобретение.

Мечи у двуручника сильно удивили Платона. Он считал, в таких случаях оружие должно быть одинакового веса, формы и так далее. А здесь два разных по размеру, балансу, виду, да и стоимости, меча. Один обычный, такие кузнецы куют на дружину в немалом количестве. А вот второй явно принадлежал богатому воину. С тремя камнями на круглой гарде, что почти эфес, и большим рубином на шишаке рукояти.